Каламос

КаламосКаламос

Каламос греч. Κάλαμος
38°37′ с. ш. 20°55′ в. д.38.617° с. ш. 20.917° в. д. / 38.617; 20.917
Архипелаг	Ионические острова
Акватория	Ионическое море
Страна	Греция Греция
Регион	Ионические острова
Район	Лефкас
Каламос
Площадь	25 км²
Наивысшая точка	754 м
Население (2011 год)	543 чел.
Плотность населения	21,72 чел./км²

Ка́ламос (греч. Κάλαμος) — горный остров и бывший муниципалитет в Греции, в составе Ионических островов.

Административное деление

После административной реформы 2011 года остров является муниципальной единицей в составе муниципалитета Лефкас.

География

Остров расположен к востоку от Лефкаса, между Меганиси и материковой Грецией. Рельеф преимущественно гористый с наивысшей точкой 754 м над уровнем моря. Главный населённый пункт острова — одноимённая деревня с населением 483 жителя, расположен на восточном побережье острова. Из порта Каламоса осуществляется регулярное паромное сообщения с портом Митикас на материке. Второй по численности населения населённый пункт острова — Эпископи, население которого составляет около 60 человек.

История

Деревня Кефали, также известная как венецианское поселение Порто Леоне, была покинула жителями после землетрясения в Ионическом море в 1953 году, которое разрушило систему водоснабжения острова. Однако церковь, уцелевшая после стихии по-прежнему используется местными жителями.

В начале 90-х годов система водоснабжения острова была восстановлена. Кроме того, все дороги, ранее не имевшие твердого покрытия, были заасфальтированы или вымощены камнем. Каламос, некогда отдаленный остров без электричества и системы водоснабжения, в настоящее время имеет все современные удобства.

Ближайший лицей и гимназия находятся на материке, в Этолии и Акарнании, однако большинство учеников отправляются на учебу в Нидри на Лефкасе.

Население

Население острова около 600 человек. Однако в летний период население увеличивается в несколько раз, благодаря прибывающим на остров туристам.

Год	Остров
1981	454
1991	465
2001	543

Отрывок, характеризующий Каламос

Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.