Калаши

Калаши

Численность и ареал
Всего: ок. 6 тыс. Пакистан Пакистан: Читрал
Язык	калашский, кховар, пушту
Религия	гиндукушская религия (ок. 3 тыс.), ислам (ок. 3 тыс.)
Родственные народы	дарды, нуристанцы

Калаши — небольшой дардский народ, населяющий две долины правых притоков реки Читрал (Кунар) в горах южного Гиндукуша в о́круге Читрал провинции Хайбер-Пахтунхва (Пакистан). Родной язык — калаша — относится к дардской группе индоиранских языков. Уникальность народа, со всех сторон окружённого исламизированными соседями, заключается в том, что значительная его часть до сих пор исповедует языческую религию, сложившуюся на базе индоиранской религии и субстратных верований.

История и этноним

Населяющие Читрал дардские народы обычно единодушно считают калашей аборигенами края. У самих же калашей бытуют предания о том, что их предки пришли в Читрал через Башгал и оттеснили народ кхо на север, в верховья реки Читрал. Тем не менее язык калаша близкородственен языку кховар. Возможно, это предание отражает приход в XV в. в Читрал воинственной нуристаноязычной группы, которая покорила местное дардоязычное население. Группа эта отделилась от носителей языка вайгали, до сих пор называющих себя kalašüm, передала местному населению своё самоназвание и многие традиции, но была ассимилирована им в языковом плане.

Представление о калашах как аборигенах основано на том факте, что в прежние времена калаши населяли более обширный ареал в Южном Читрале, где до сих пор многие топонимы носят калашский характер. С утратой воинственности калаши в этих местах были постепенно вытеснены или ассимилированы носителями ведущего читральского языка кховар.

Область расселения

Селения калашей расположены на высоте 1900—2200 м над уровнем моря. Калаши населяют три боковые долины, образованные правыми (западными) притоками реки Читрал (Кунар): Аюнгол с притоками Бумборетгол (калаш. Мумрет) и Румбургол (Рукму), и Бибиргол (Бириу), на расстоянии приблизительно 20 км к югу от города Читрал. Первые две долины соединяются в низовьях, в третью по калашской этнической территории ведёт перевал высотой ок. 3000 м. Перевалы через западный хребет ведут в Афганистан, в область расселения нуристанской народности кати.

Климат довольно мягкий и влажный. Среднегодовой уровень осадков 700—800 мм. Средняя температура летом — 25 °C, зимой — 1 °C. Долины отличаются плодородием, склоны покрыты дубовыми лесами.

Расовый тип и генетика

В последнее время калаши получили широкую известность не только благодаря уникальной религии, но и обычным для этого народа светлым волосам и глазам, что в древности порождало у равнинных народов легенды калашах как о потомках воинов Александра Македонского, а сегодня иногда трактуется в популярной литературе как наследие «нордических арийцев» и показатель особой близости калашей европейским народам. Тем не менее, ослабленная пигментация характерна только для части популяции, большинство калашей темноволосы и проявляют характерный средиземноморский тип, присущий и их равнинным соседям. Гомозиготная инбридинговая депигментация характерна в той или иной степени для всех окружающих народов, тысячелетиями живущих в изолированных эндогамных условиях горных долин с весьма слабым притоком генофонда извне: нуристанцев, дардов, памирских народов, а также неиндоевропейских аборигенов буришей. Последние генетические исследования показывают, что калаши демонстрируют набор гаплогрупп, обычный для индо-афганского населения. Типичными Y-хромосомными гаплогруппами для калашей являются: L (25 %), R1a (18,2 %), G (18,2 %), J2 (9,1 %); митохондриальными: L3a (22,7 %), H1* (20,5 %).

Традиционное хозяйство и общественное устройство

Хозяйство калашей, подобно нуристанским народам, основано на дихотомии скотоводства и земледелия, традиционно закреплённых соответственно за мужчинами (прежде всего юношами) и женщинами. Однако в отличие от нуристанцев калаши практически не разводят крупный рогатый скот; основной объект разведения, как и у всех архаичных дардских народов, — козы, вокруг которых строятся многочисленные традиции, табу и фольклор. Выпасом коз на высокогорных летних пастбищах занимаются неженатые парни. Козье молоко — один из основных продуктов питания, при этом женщинам разрешено употреблять его только в свежем виде. Забой скота проходит в торжественной обстановке, женщинам разрешено есть только мясо самок. Овцеводство — значительно менее ритуализированная сфера.

Женщины сеют на орошённых полях пшеницу, ячмень и просо. В новое время эти культуры всё больше теснит кукуруза, дающая в Читрале хорошие урожаи. Ведётся также сбор грецкого ореха, тутовника и винограда, из последнего делается вино.

Калаши делятся на экзогамные роды (калаш. deri, кхов. kam), являющиеся также культовой единицей. Центром родового культа служит покрытая резьбой доска, олицетворяющая богиню Джештак (Jēṣṭak), покровительницу родственных связей, или же «храм» (Jēṣṭak-hān, «дом Джештак») — помещение для танцев и собраний.

В общественном устройстве, как и у нуристанцев, важную роль играют «ранги». Человек, желающий заслужить уважение соплеменников и более высокое место в общественной иерархии, а также другие ритуальные и социальные права (поднять свой «престиж»), устраивает на свои средства «праздник заслуг» типа потлач, представляющий собой ритуальное пиршество, на которое приглашаются все односельчане. «Ранг» человека определяется его «заслугами» перед обществом — потраченными на праздник средствами, прежде всего скотом. Устроивший такой праздник получает голос в собрании старшин деревни и право на установку посмертной статуи. Прежде «ранг» можно было заслужить и благодаря военным «заслугам» (набегами на соседей и убийством врагов).

Ранее существовала неполноправная прослойка ремесленников, значительно ограниченная в ритуальных и социальных правах, происходящая из угнанных калашами в рабство соседей. В своё время ремесленники быстрее всех принимали ислам.

Брак у калашей преимущественно моногамный, женщины пользуются значительной свободой и могут расторгать брак по своей инициативе.

Духовная культура

Калаши — единственный народ региона, частично сохранивший традиционную религию и не обращённый полностью в ислам. Религиозная изоляция калашей началась в нач. XVIII в., когда они были подчинены мехтаром (правителем) Читрала и оказались под культурным давлением родственного народа кхо, обращённого к тому времени в ислам. В целом читральская политика отличалась относительной терпимостью, и исламизация региона, проводимая суннитскими муллами и исмаилитскими проповедниками, носила довольно спонтанный и постепенный характер. При проведении в XIX в. линии Дюранда калаши остались в британских владениях, что уберегло их от массового насильственного обращения в ислам, проведённого в 1896 году афганским эмиром Абдур-рахманом в соседнем Нуристане.

Тем не менее случаи обращения в ислам калашей происходили на протяжении всей новейшей истории народа. Количество их возросло после 1970-х годов, когда в край были проложены дороги и в селениях калашей стали строиться школы. Обращение в ислам приводит к разрыву традиционных связей, как говорит один из калашских старшин Сайфулла Джан: «Если кто-то из калашей обращается в ислам, они больше не могут жить среди нас». Как отмечает К.Йеттмар, калаши-мусульмане с нескрываемой завистью смотрят на калашские языческие танцы и весёлые празднества. В настоящее время языческая религия, привлекающая внимания многочисленных европейских туристов, находится под защитой пакистанского правительства, опасающегося вымирания туриндустрии в случае окончательного «торжества ислама».

Тем не менее ислам и исламская культура соседних народов оказывает большое влияние на жизнь калашей-язычников и их верования, наполняющиеся сюжетами и мотивами мусульманской мифологии. Калаши переняли у соседей мужскую одежду и имена. Под натиском цивилизации постепенно разрушается традиционный образ жизни, в частности, уходят в небытие «праздники заслуг». Тем не менее до сих пор долины калашей представляют собой уникальный заповедник, сохраняющий одну из самых архаичных индоевропейских культур.

Религия

Традиционные представления калашей о мире основаны на противопоставлении святости и нечистоты. Высшей святостью обладают горы и горные пастбища, где обитают боги и пасётся «их скот» — дикие козы. Святы также алтари и козьи хлева. Нечистыми являются земли мусульман. Нечистота также присуща женщине, особенно в периоды месячных и родов. Осквернение приносит всё, связанное со смертью. Подобно ведийской религии и зороастризму религия калашей предусматривает многочисленные церемонии очищения от скверны.

Пантеон калашей (devalog) в целом сходен с пантеоном, существовавшим у соседей-нуристанцев, и включает много одноимённых божеств, хотя и несколько отличается от последнего. Имеются представления также о многочисленных низших духах-демонах, прежде всего женского пола.

Святилища калашей представляют собой алтари, сооружаемые под открытым небом из досок можжевельника или дуба и обставляемые ритуальными резными досками и идолами божеств. Специальные постройки сооружаются для религиозных танцев. Ритуалы калашей заключаются прежде всего в общественных пиршествах, на которые приглашаются боги. Ярко выражена ритуальная роль молодых юношей, ещё не познавших женщину, то есть обладающих наивысшей чистотой.

Религиозные обряды

Языческие божества калашей имеют большое количество храмов и алтарей по всей долине проживания их народа. Они преподносят им жертвы главным образом состоящие из лошадей,коз, коров и овец, разведение которых является одним из основных промыслов местного населения. Так же они оставляют на алтарях вино тем самым принося жертву богу Индр, богу винограда. Ритуалы калашей совмещены с праздниками и в целом похожи на ведийские.

Подобно носителям ведической культуры, калаши считают ворон своими предками и кормят их из левой руки. Умерших хоронят над землёй в специальных деревянных гробах с орнаментом, так же богатые представители калашей устанавливают над гробом деревянное чучело умершего.

Словом гандау калаши называют надгробные памятники Калашских долин и Кафиристана, которые различаются в зависимости от того, какого статуса при жизни достиг умерший. Кундрик — вторая разновидность антропоморфных деревянных изваяний предков у калашей. Представляет собой статую-оберег, который устанавливается на полях или в селении на возвышенность — деревянный шест или сложенный из камней постамент.

Угроза исчезновения

На данный момент культура и этнос калашей находится под угрозой исчезновения. Они живут в замкнутых общинах, однако молодое население всё чаще вынуждено ассимилироваться, вступая в брак с исламским населением, это происходит из-за того, что мусульманину проще найти работу и прокормить семью. Так же калаши получают угрозы со стороны различных исламистских организаций.

Литература

• Терентьев М. А. Россия и Англия в Средней Азии. — СПб.: Тип. П. П. Меркульева, 1875. — 376 с.
• Меткалф Д. Затерянные в степях Центральной Азии. — Алматы: VOX POPULI, 2010. — 288 с.
• Staley J. F.. [www.jstor.org/stable/1257977 The Pul Festival of the Kalash of Birir] // Folklore. — Vol. 75, No. 3. — Taylor & Francis, Ltd. on behalf of Folklore Enterprises, Ltd. Vol. 75, No. 3 (Autumn, 1964), — С. 197-202
• Graziosi P. [www.jstor.org/stable/2796942 The Wooden Statue of Dezalik, a Kalash Divinity, Chitral, Pakistan] // Man. — Vol. 61. — Royal Anthropological Institute of Great Britain and Ireland, (Sep., 1961). — С. 149-151.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Калаши
• [www.box.net/shared/static/o254cpcdbn.djvu Карл Йеттмар. Религии Гиндукуша. Пер. с нем. 524 с., М., Наука, 1986 г. (5,64 Мб, djvu)]
• [www.site-shara.net/_kalasha/eflm-kalasha.html Site Shara] Forum for Chitral and the Kalasha
• [www.thealphabetbook.com/Kalash/ Kalash Valleys] A plethora of high quality pictures of the Kalash people and their homeland.
• [www.youtube.com/watch?v=W8yz0mv7-no Youtube: Kalash] Image and video montage

Отрывок, характеризующий Калаши

Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.
– De Bal macheve! – сказал король (своей решительностью превозмогая трудность, представлявшуюся полковнику), – charme de faire votre connaissance, general, [очень приятно познакомиться с вами, генерал] – прибавил он с королевски милостивым жестом. Как только король начал говорить громко и быстро, все королевское достоинство мгновенно оставило его, и он, сам не замечая, перешел в свойственный ему тон добродушной фамильярности. Он положил свою руку на холку лошади Балашева.
– Eh, bien, general, tout est a la guerre, a ce qu'il parait, [Ну что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве, о котором он не мог судить.
– Sire, – отвечал Балашев. – l'Empereur mon maitre ne desire point la guerre, et comme Votre Majeste le voit, – говорил Балашев, во всех падежах употребляя Votre Majeste, [Государь император русский не желает ее, как ваше величество изволите видеть… ваше величество.] с неизбежной аффектацией учащения титула, обращаясь к лицу, для которого титул этот еще новость.
Лицо Мюрата сияло глупым довольством в то время, как он слушал monsieur de Balachoff. Но royaute oblige: [королевское звание имеет свои обязанности:] он чувствовал необходимость переговорить с посланником Александра о государственных делах, как король и союзник. Он слез с лошади и, взяв под руку Балашева и отойдя на несколько шагов от почтительно дожидавшейся свиты, стал ходить с ним взад и вперед, стараясь говорить значительно. Он упомянул о том, что император Наполеон оскорблен требованиями вывода войск из Пруссии, в особенности теперь, когда это требование сделалось всем известно и когда этим оскорблено достоинство Франции. Балашев сказал, что в требовании этом нет ничего оскорбительного, потому что… Мюрат перебил его:
– Так вы считаете зачинщиком не императора Александра? – сказал он неожиданно с добродушно глупой улыбкой.
Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.
Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.


Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.