Калевипоэг

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ка́левипоэг (эст. Kalevipoeg, сын Калева) — в эстонской мифологии богатырь-великан, сын богатыря Калева, а также эстонский героический эпос о нём. Первоначальный образ Калевипоэга — великан, с деятельностью которого связывались особенности географического рельефа: скопления камней, набросанных Калевипоэгом; равнины — места, где Калевипоэг скосил лес, гряды холмов — следы его пахоты, озёра — его колодцы, древние городища — ложа Калевипоэга и т. п. Калевипоэг — также борец с нечистой силой, с притеснителями народа и с иноземными врагами.

На основе народных сказаний и песен эстонский писатель и врач немецкого происхождения, Фридрих Рейнхольд Крейцвальд (нем. Friedrich Reinhold Kreutzwald, 18031882), составил наподобие карело-финской «Калевалы» героический эпос «Калевипоэг» (18571861), который оказал значительное влияние на эстонскую литературу. Автором идеи эпоса о Калевипоэге был Фридрих Роберт Фельман (Friedrich Robert Faehlmann, 17981850).

Эпос состоит из 20 песен. Оригинальный стих «Калевипоэга» — так называемый рунический стих, который присущ старинным эстонским народным песням; язык эпоса архаичен. На основе эпоса «Калевипоэг» создано множество художественных и музыкальных произведений.



Переводы

  • Первый русский перевод эпоса был опубликован в 1876 году в рижском журнале «Прибалтийский вестник»
  • На русском языке публиковался также под названием «Калевич» (Ю. Трусман, 1886-1887) и «Сын Калева» (Н. Алексеев, 1893-1897)
  • Вскоре после включения Эстонии в состав СССР, в конце 1940-х и 1950-х годах, эпос был несколько раз издан на русском языке в новом переводе. Во вступительной статье к изданию 1956 года «Калевипоэг» назван «глубоко народным героическим эпосом», пронизанным «идеей борьбы и справедливости», подчёркивалось, что «взаимное изучение национального эпоса еще более сближает братские народы советских республик»[1].
  • В 1975 году был издан перевод на эсперанто, сделанный Хильдой Дрезен, см. Kalevipoeg en Esperanto.

Напишите отзыв о статье "Калевипоэг"

Примечания

  1. Калевипоэг. Эстонский народный эпос. Перевод Вл. Державина и А. Кочеткова. . — Москва: Государственное издательство художественной литературы, 1956. — С. 4, 17-18.

Ссылки

  • [kpoeg.narod.ru эпос «Калевипоэг»]


Отрывок, характеризующий Калевипоэг

– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.