Календарь (печатное издание)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Календа́рь — печатное издание в виде таблицы (табель-календарь) или книжки, где содержится перечень чисел, дней недели, месяцев (реже годов). Также указываются праздники и астрономические сведения (лунная фаза, затмения и т. п.)





История выпуска календарей в России

Первые печатные календари (по сути астрологические) начал выпускать в России в начале XVIII века сподвижник Петра I Брюс (Брюсов календарь). Указом царя монопольное право на выпуск календарей было дано Российской академии наук. До конца XIX века календари в России подготавливались и выпускались только академией.

Появление календарей в любой стране прочно связано с развитием промышленности, что потребовало постоянных и точных временных расчётов в производственной и в финансовой сферах, причём для всех слоёв населения. Понадобились календари для ежедневного пользования.

Виды календарей

Отрывной календарь

Отрывно́й календарь — карманный или настенный календарь-книжка с отрывными листами, где на одном листе располагается информация по данному дню (реже — неделя или месяц). Нередко используется как настенный календарь.

Перекидной календарь

Перекидно́й календарь — настольный или настенный календарь-книжка, у которого по прошествии указанного периода (дня, недели или месяца) перекидываются страницы (например на «пружине»). К началу XXI века набрал бо́льшую популярность, чем отрывной.

Табель-календарь

Та́бель-календарь — календарь в виде таблицы, может быть как карманным, так и настенным или настольным.

Карманный календарь

Карма́нный календарь — малоформатный печатный календарь такого размера, чтобы его можно было положить в карман (то есть не больше почтовой открытки). Выпускается в виде таблицы (один плотный лист) или книжки (отрывной карманный календарь).

Коллекционирование карманных календарей называется филотаймией или календаристикой.

В европейских странах карманные календари известны ещё с начала XIX века.

В 1885 году право на выпуск календарей получили земства, и тогда же в России начался повсеместный выпуск дешёвых календарей, в том числе и малоформатных, карманных. Поскольку календари выпускают на следующий год, то годом начала истории отечественного карманного календаря считается 1886 год.

Карманные календари сразу по их появлении были замечены как наиболее дешёвое средство рекламы и как таковые уже использовались в Европе в течение всего XIX века. В случае хорошего оформления и умело поданной информации календарь, в отличие от буклетов, имеет ещё и утилитарное значение, он не выбрасывается сразу же по получении его возможным клиентом, а хранится, как минимум, в течение года, тем самым многократно увеличивая свои рекламные возможности.

Первыми известными российскими карманными календарями являются календарь, выпущенный как приложение к «Живописному обиходному календарю» на 1886 год типо-литографией И. Н. Кушнарева и Ко и календарь компании «П. Ван Дейка Наследники, Техническая контора и Складъ сельскохозяйственных машинъ, орудій и искусственныхъ удобреній въ Риге», отпечатанный типографией М. Шульца в Риге.

Карманные календари дореволюционной России обычно подразделяются на три основные категории: календари торговой рекламы, календари деловые (их отличает строгая информационность и отсутствие рисунков), календари для народного просвещения (выпускались издательством Сытина).

Материал для карманных календарей используется самый разнообразный. Календари печатаются на бумаге и картоне, на жести, шёлке и коже. Во втором десятилетии XX века появляются календари на алюминии — металле, который только начинал в то время входить в быт.

Большими тиражами карманные календари в СССР стали выпускаться с 1986 года. До этого года общее количество выпущенных в СССР карманных календарей оценивается в 20-22 тыс. видов. После 1986 года такое же количество календариков стало выходить каждые пять лет (1987—1991, 1992—1996), а затем и просто за два года (1998—1999).

Календарь-ежедневник

Календа́рь-ежедне́вник — справочное издание в виде книжки среднего формата в плотной обложке, содержащее, помимо собственно календарных страниц, много другой полезной информации, которая может понадобиться в любое время: календарь на несколько лет вперёд, адресные страницы, телефонные коды городов и стран, таблица государственных праздников своей страны и зарубежных стран, календарная таблица планирования отпусков, таблица зон времени, единицы исчисления, валюты стран мира, карты мира и многое другое. Является незаменимой принадлежностью и составляющей любого планирования рабочего времени и фиксации всей необходимой полезной информации.

Интересные факты

  • Одним из массовых производителей карманных календариков в СССР был Ленинградский комбинат цветной печати (ЛКЦП, проспект Обуховской Обороны, 110), до 1970-х годов называвшийся 3-й Ленинградской фабрикой офсетной печати Главполиграфпрома.
  • Календарики клались даже в колоды игральных карт, выпускавшихся ЛКЦП (по 52 карты) с 1970-х до 2000-х годов — на год или два вперёд. Данные календари обычно были с рисунками и гравюрами Ленинграда различных художников, в одну цветную краску, производства того же комбината и часто без выходных данных, например, цены, поскольку они не продавались отдельно. Так, в колоду карт 1980 года вложены 2 календаря на 1982-й с силуэтами города зелёного цвета работы А. Иванова, в колоду 1993 года — календарь с синей гравюрой Петропавловской крепости на 1995-й, в колоду 1998 года — изображение скульптурной группы коней Клодта на Аничковом мосту оранжевого цвета на 1999-й, и т. п.

См. также

Напишите отзыв о статье "Календарь (печатное издание)"

Примечания

Литература

  • Календарист. Ежемесячный Бюллетень Московского клуба коллекционеров карманных календариков. — М., 2000. — № 1-7.
  • Лидерс А. Календаристика-2000 // Лавка коллекционера. — 2000. — № 6 (22).
  • Малявин Д. «Вечные» карманные календари СССР // НГ Коллекция. — 2000. — № 8. 4 октября.
  • Одинцов Д. Встречи друзей календаря // Миниатюра. — 1992. — Вып. 9.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Календарь (печатное издание)

С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?