Панчатантра

«Панчатантра» (санскр. पञ्चतन्त्र, Pañcatantra ^IAST, буквально «пять принципов или текстов») — памятник санскритской повествовательной прозы. Сложился к III—IV векам н. э., имеет более давние фольклорные истоки; при этом самые ранние сохранившиеся санскритские рукописи «Панчатантры» относятся к XI столетию. Авторство, история создания книги, степень её «фольклорности» и «литературной обработки» представляет собой до сих пор не разрешённую научную проблему. Традиция называет автором некоего брахмана Вишнушармана, будто бы жившего в V—VI веках, который по просьбе одного раджи научить его мудрому управлению государством и составил этот сборник аллегорических поучительных рассказов.

Содержание

«Панчатантра» делится на пять книг — повестей, объединённых рамочной композицией; в свою очередь, каждая книга также содержит вставные рассказы и стихотворения (отчего некоторыми исследователями произведение считается ещё и поэтической антологией). Герои в «Панчатантре» — животные, общество и нравы которых являются копией человеческих. Участники рассказов имеют «говорящие» имена, характеризующие их характер.

• книга 1. «Утрата дружбы» (содержит 30 рассказов), मित्रभेद (Mitra-bheda)

Всё крепла дружба льва с быком в былые времена, Но жадный клеветник-шакал сгубил её навек. Панчатантра.

В первой книге повествуется о дружбе льва Пингалака, царя леса, с буйволом Сандживака. Шакалы Каратака и Даманака являются слугами Пингалаки. Давая советы царю и буйволу они разрушают дружбу между ними. Книга является самой большой из пяти, занимая около 45 % всего произведения.

Перевод имён: Пингалака — красновато-коричневый, Сандживака — живучий, Каратака — тёмнокрасный, Даманака — усмиритель.

• книга 2. «Обретение друзей» (содержит 9 рассказов), मित्रलाभ или मित्रसंप्राप्ति (Mitra-lābha или Mitra-samprāpti)

Когда умны и сведущи бессильные и бедные, Достигнут цели все они, как ворон и друзья его. Панчатантра.

Увидя мудрость и благосклонность мыши Хиранья по отношению к голубю ворон Лагхупатанака решает заключить с ней дружбу. Впоследствии к их дружбе присоединяются черепаха и газель. Слаженными действиями и хитростью они спасают газель и черепаху от охотника.

• книга 3. «Сказание о войне ворон и сов» (содержит 17 рассказов), काकोलुकीयम् (Kākolūkīyam)

Тому, кто прежде враждовал с тобою, А ныне другом стал — не доверяйся, Гляди, как принесли огонь вороны И сов сожгли в их собственной пещере. Панчатантра.

• книга 4. «Утрата приобретённого» (содержит 11 рассказов), लब्धप्रणाश (Labdhapraṇāśam)

Кто выпустит из рук добро, поддавшись ласковым речам, Обманут будет тот глупец, как обезьяною — дельфин. Панчатантра.

• книга 5. «Опрометчивые деяния» (содержит 11 рассказов), अपरीक्षित कारक (Aparīkṣitakārakaṃ)

Что плохо видел ты, не знал, не делал и не испытал, Остерегайся совершать. — не подражай цирюльнику. Панчатантра.

Содержание «Панчатантры» — обсуждение в повествовательной форме затруднительных казусов, представляющихся правителю; её цель — обучение юношей знатных родов дипломатии и хорошему санскриту.

История распространения и публикации

Фольклорный характер сюжетов, простота и занимательность формы обеспечили «Панчатантре» исключительно широкое распространение. Первый известный науке перевод (на пехлеви) был выполнен около 570 года в Иране по указу сасанидского царя Хосрова I, но до наших дней не сохранился. В середине VIII столетия появился арабский перевод, принадлежащий персидскому писателю Ибн аль-Мукаффа; он был озаглавлен «Калила и Димна» (перс. کلیله و دمنه‎, араб. كليلة ودمنة‎; по именам животных-рассказчиков) и под этим именем приобрёл известность на всём Ближнем и Среднем Востоке. В Византии, а затем и славянских странах «Панчатантра» была известна в переводе Симеона Сифа (1081), в котором животных звали Стефанит и Ихнилат. В XIII веке появляются анонимный испанский перевод, еврейский перевод раввина Иоэля, латинский перевод Иоанна Капуанского, который вскоре же ложится в основу версий на немецком (не ранее 1265 года), испанском и итальянском языках. Всего же различных версий и переводов памятника насчитывается более 200 на 60 языках.

С середины XIX века обсуждается вопрос об устной миграции рассказов в Китай, страны Юго-Восточной Азии, Древнюю Грецию, о связи их с баснями Эзопа, животным эпосом, сказками о животных, о влиянии на складывание жанра новеллы. Следы (а с XVII века, когда появились переводы (с персидского или арабского) на новоевропейские языки, и прямые заимствования) сюжетов «Панчатантры» встречаются у многих классиков европейской литературы: Боккаччо, Чосера, Лафонтена, Гёте и др.

Переводы

• [www.indostan.ru/biblioteka/10_2751_0.html Панчатантра] / Пер. с санскрита и прим. А. Я. Сыркина. — М: Академии наук СССР, 1958. — 376 с. — (Литературные памятники). — 12 000 экз.
• Панчатантра / Пер. с санскрита и прим. А. Я. Сыркина, предисловие А. Я. Сыркина. М.: Художественная литература, 1972. 368 с.
• Панчатантра, или Пять книг житейской мудрости / Пер. с санскрита, предисл. и комм. И. Серебрякова; стихи в пер. Алева Ибрагимова. М.: Художественная литература, 1989. 479 с. ISBN 5-280-00691-2

См. также

• Бродячий сюжет
• Океан сказаний
• Роман о Лисе
• Стефанит и Ихнилат
• Хитопадеша
• Шукасаптати

Ссылки

• Панчатантра // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [sa.wikisource.org/wiki/पञ्चतन्त्रम् पञ्चतन्त्रम् Панчатантра на санскрите]. Проверено 8 ноября 2013.
• [openlibrary.org/books/ia:PanchatantraSanskritHindi-JpMishra1910/Panchatantra_Sanskrit_Hindi_-_JP_Mishra_1910 Pancha Tantra by Vishnu Sarma with a commentary by Pandit Jwala Prasad Misra. На сайте Openlibrary.org Санскрит, хинди]. Проверено 8 ноября 2013.

Отрывок, характеризующий Панчатантра

Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.