Калипсо (корвет, 1845)
«Калипсо» — 18-пушечный парусный корвет Черноморского флота России. Участник Крымской войны.
Описание корвета
Один из двух парусных корветов типа «Андромаха». Длина судна составляла по сведениям из различных источников от 36,8 до 37,5 метра, ширина — 11,4 метра, осадка — 4,5 метра, экипаж состоял из 190 человек[1][2][3]. Вместе с корветом «Андромаха», «Калипсо» был одним из двух 18-пушечных корветов, построенных корабельным мастером И. В. Машкиным в Николаеве[2]. Вооружение корвета состояло из восемнадцати 24-фунтовых карронад и четырех 3-фунтовых медных фальконетов[1].
История службы
Корвет был заложен в июне 1840 года в Николаеве и после спуска на воду в сентябре 1845 года вошел в состав Черноморского флота[1][2].
В 1846—1848, 1851 и 1852 годах выходил к берегам Кавказа в составе отрядов и по два—три месяца в году принимал участие в практических практических плаваниях в Чёрном море с эскадрами кораблей Черноморского флота. В 1849 году был отправлен в Грецию в распоряжение русского посольства, где находился до 1850 года. В составе с отряда контр-адмирала Ф. М. Новосильского выходил в крейсерство к берегам Кавказа с марта по июль 1853 года. C 17 сентября по 2 октября принимал участие в перевозке войск 13-й пехотной дивизии из Севастополя в Сухум-Кале, в составе эскадры вице-адмирала П. С. Нахимова. При этом на корвете было перевезено 250 солдат и офицеров Брестского полка[2].
Принимал участие в Крымской войне. 26 октября 1853 года доставил предписание начальника Главного морского штаба адмирала князя А. С. Меншикова «брать и разрушать турецкие военные суда» в расположение эскадры вице-адмирала П. С. Нахимова, находившейся в это время в крейсерстве в Чёрном море, после чего вернулся в Севастополь. До декабря 1853 года занимал брандвахтенный пост в Одессе. В марте 1854 года корвет вернулся в Севастополь, где вошел в состав эскадры защиты рейда и до августа занимал позицию у входа на рейд. С сентябре 1854 года находился в Корабельной бухте, а большая часть экипажа распределена по береговым позициям. 27 августа 1855 года корвет «Калипсо» был затоплен на Севастопольском рейде при оставлении города гарнизоном. После войны при расчистке Севастопольской бухты был поднят 11 марта 1859 года и продан[4].
Командиры корвета
Командирами корвета в разное время служили[3]:
- В. И. Буткевич (1846—1848 годы).
- Г. А. Вевель фон Кригер (1849—1850 годы).
- Л. И. Долман (с 1851 по сентябрь 1852 года).
- И. Л. Стронский (с сентября 1852 года).
- Ф. С. Керн (по октябрь 1853 года).
- Л. А. Исаков (с октября 1853 года по 13 сентября 1854 года).
- Н. Ф. Юрьев (с 13 сентября 1854 года по август 1855 года).
Напишите отзыв о статье "Калипсо (корвет, 1845)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 [www.randewy.ru/nk/korvetchf.html Корветы Черноморского флота] (рус.). randewy.ru. Проверено 5 сентября 2013. [www.webcitation.org/6JNjvUDLA Архивировано из первоисточника 4 сентября 2013].
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 [flot.sevastopol.info/ship/parus/corvet/kalipso.htm Корвет «Калипсо»] (рус.). Sevastopol.info. Проверено 5 сентября 2013.
- ↑ 1 2 [sailing.shipmodelsbay.com/05/andromaha/index.html Корветы типа «Андромаха»] (рус.). «Военная Россия». Проверено 1 сентября 2014.
- ↑ [krimea.info/katastrofy-kryma/korabli-i-suda-zatoplennye-v-sevastopolskoj-buxte-v-1854-1855-gg.html Корабли и суда, затопленные в Севастопольской бухте в 1854-1855 гг.] (рус.). krimea.info. Проверено 5 сентября 2013. [www.webcitation.org/6H77RMH4g Архивировано из первоисточника 4 июня 2013].
Литература
- Белавенец Петр Иванович. Нужен ли нам флот и значение его в истории России. — СПб: Товарищество Л. Голике и А. Вильборг, 1910. — 318 с.
- Широкорад А. Б. 200 лет парусного флота России / Под ред. А. Б. Васильева. — 2-е изд. — М.: «Вече», 2007.
|
||||||||||
Отрывок, характеризующий Калипсо (корвет, 1845)
– Не спала ты?– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
