Калифорнии

Калифорнии (исп. Las Californias, англ. The Californias) — земли на северо-западе вице-королевства Новая Испания.

В XVII веке миссионеры-иезуиты стали основывать в этих местах миссии и крестить индейцев. Испанское правительство поддерживало эти усилия и размещало там военные гарнизоны, но гражданская власть оставалась в руках иезуитов вплоть до роспуска ордена иезуитов в 1768 году. В юридических аспектах эти земли подчинялись Аудиенсии Гвадалахары.

В 1768 году Калифорнии стали частью Генерал-комендантства Внутренних Провинций. В связи с ростом испанского населения в северной части этих земель, в 1804 году Калифорнии были разделены на Верхнюю (Alta) и Нижнюю (Baja) Калифорнии. В связи с низкой плотностью населения, после образования в 1821 году независимой Мексики они стали территориями, а не штатами.

В результате американо-мексиканской войны 1846—1848 годов, по договору Гвадалупе-Идальго Верхняя Калифорния отошла США, и ею стали управлять военные губернаторы. Президент Джеймс Полк попытался в 1848 и 1849 годах провести через Конгресс закон о придании Верхней Калифорнии статуса территории, но не преуспел в этом из-за спора о том, сколько в стране должно быть рабовладельческих штатов и сколько — нерабовладельческих. Поэтому жители западной части Верхней Калифорнии самостоятельно избрали правительство, написали Конституцию, и в 1849 году подали заявку на вступление в состав США в качестве штата. В итоге был принят компромисс 1850 года, и Калифорния стала 31-м штатом США; оставшаяся часть Верхней Калифорнии вошла в состав США как Территория Юта.

Территория Нижняя Калифорния была в 1931 году разделена мексиканским правительством на две части: Территория Север Нижней Калифорнии, и Территория Юг Нижней Калифорнии. Северная часть в 1952 году была преобразована в штат Нижняя Калифорния, а южная — в 1974 году в штат Южная Нижняя Калифорния.

Отрывок, характеризующий Калифорнии

– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.
– Да как обвенчаться! – проговорил Пьер на слова Марьи Дмитриевны. – Он не мог обвенчаться: он женат.
– Час от часу не легче, – проговорила Марья Дмитриевна. – Хорош мальчик! То то мерзавец! А она ждет, второй день ждет. По крайней мере ждать перестанет, надо сказать ей.
Узнав от Пьера подробности женитьбы Анатоля, излив свой гнев на него ругательными словами, Марья Дмитриевна сообщила ему то, для чего она вызвала его. Марья Дмитриевна боялась, чтобы граф или Болконский, который мог всякую минуту приехать, узнав дело, которое она намерена была скрыть от них, не вызвали на дуэль Курагина, и потому просила его приказать от ее имени его шурину уехать из Москвы и не сметь показываться ей на глаза. Пьер обещал ей исполнить ее желание, только теперь поняв опасность, которая угрожала и старому графу, и Николаю, и князю Андрею. Кратко и точно изложив ему свои требования, она выпустила его в гостиную. – Смотри же, граф ничего не знает. Ты делай, как будто ничего не знаешь, – сказала она ему. – А я пойду сказать ей, что ждать нечего! Да оставайся обедать, коли хочешь, – крикнула Марья Дмитриевна Пьеру.