Каллисто
Каллисто́ (др.-греч. Καλλιστώ, букв. «прекраснейшая») — в греческой мифологии[1] аркадянка, дочь Ликаона (согласно Евмелу[2] и другим). Именуется паррасийкой (Овидий). Либо одна из нимф (по Гесиоду), либо дочь Никтея (по Асию[3]), либо дочь Кетея (по Ферекиду[4]).
Находилась в числе спутниц Артемиды-охотницы. Сопровождала Артемиду на охоте и дала обет остаться девушкой. Зевс разделил с ней ложе, приняв облик Артемиды[5] (по другой версии, Аполлона). По одной версии, Артемида застрелила её за то, что она не сохранила девственность, и Зевс послал Гермеса спасти ребёнка, которого Каллисто носила во чреве.
По другому рассказу, Зевс превратил её в медведицу[6], но Гера убедила Артемиду застрелить её из лука, как дикого зверя (либо стала медведицей из-за гнева Геры[7]). Её поймали козопасы и вместе с сыном отдали Ликаону. Родила сына Аркада (либо Аркада и Пана).
Много лет спустя, по одному рассказу, она зашла в заповедный храм Зевса, за ней погнались аркадцы во главе с её сыном, и чтобы избежать её смерти, Зевс поместил её среди звезд и назвал Медведицей[8]. Либо 16-летний (или 15-летний) сын встретил её на охоте[9][10] и хотел убить, Зевс вознёс обоих на небо[11] созвездиями: Каллисто — Большой Медведицей, Аркада — Арктофилаком (Хранитель медведиц, ныне Волопас) или звездой Арктур в этом созвездии, либо Малой Медведицей.
Преследовавшая её своим гневом Гера лишила её возможности освежаться часть суток в волнах океана; поэтому Большая Медведица никогда не заходит. Тефия, кормилица Геры, запрещает созвездию заходить в океан[12]. По рационалистической интерпретации, её просто съела в лесу медведица[13].
Статуя Каллисто работы Дейномена была в Афинах[14]. Аркадяне показывали могилу Каллисто у источника Круны[15]. Изображена в Аиде на картине Полигнота в Дельфах, вместо подстилки у неё шкура медведя[16]. Действующее лицо трагедии Эсхила «Каллисто», комедий Алкея и Амфиса «Каллисто».
В честь Каллисто назван астероид (204) Каллисто, открытый в 1879 году, а также спутник Юпитера Каллисто, открытый в 1610 году Галилео Галилеем
Напишите отзыв о статье "Каллисто"
Примечания
- ↑ Мифы народов мира. М., 1991-92. В 2 т. Т.1. С.617, Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. В 3 т. Т.1. С.277
- ↑ Евмел, фр.14 Бернабе
- ↑ Асий, фр.9 Бернабе
- ↑ Ферекид, фр.157 Якоби
- ↑ Овидий. Метаморфозы II 425—437
- ↑ Еврипид. Елена 376—380
- ↑ Гигин. Мифы 177; Гигин. Астрономия II 1, 3
- ↑ Гесиод. Перечень женщин, фр.163 М.-У. = Псевдо-Эратосфен. Катастеризмы 1
- ↑ Овидий. Фасты II 183—188
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека III 8, 2
- ↑ Овидий. Метаморфозы II 477—507
- ↑ Неизвестный автор эпохи Катулла, фр. 5 Гранароло; Гигин. Мифы 177; Гигин. Астрономия II 1, 5
- ↑ Палефат. О невероятном 14
- ↑ Павсаний. Описание Эллады I 25, 1
- ↑ Павсаний. Описание Эллады VIII 3, 6; 35, 8
- ↑ Павсаний. Описание Эллады X 31, 10
Источники
| ||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Каллисто
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.
По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
