Калмыковедение
Поделись знанием:
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Калмыковедение — комплексная гуманитарная дисциплина монголоведения, изучающая историю, этнографию, филологию и культуру калмыцкого народа[1].
История
Значительную роль в становлении калмыковедения сыграли его основоположники:
- Василий Михайлович Бакунин — написал сочинение «Описание калмыцких народов, а особливо из них торгоутского, и поступков их ханов и владельцев» (1761 г.);
- Вениамин Бергман (1771—1856) — сделал первую документированную европейскую запись эпоса «Джангар»;
- Никита Бичурин — архимандрит Иакинф, написавший сочинение «Историческое обозрение ойратов или калмыков с XV века до настоящего времени» (1834 г.);
- Яков Павлович Дуброва — православный миссионер, написал книгу «Быт калмыков Ставропольской губернии»;
- Новолетов, Моисей Григорьевич — чиновник Управления калмыцким народом; написал сочинение «Калмыки. Исторический очерк»;
- Николай Николаевич Пальмов — написал сочинение «Очерк истории калмыцкого народа за время его пребывания в России» (1922 г.).
- Руднев, Андрей Дмитриевич (1878—1958) — фольклорист, собирал калмыцкий музыкальный материал.
Современные калмыковеды
- Очиров, Уташ Улазганович (1911—1994) — специалист по сравнительной лингвистике, автор пособия «Синтаксис калмыцкого языка».
- Эрдниев, Урюбджур Эрдниевич (1910—1999) — этнограф, первый калмыцкий археолог. Автор сочинения «Калмыки. Историко-этнографические очерки».
В настоящее время
Сегодня центром калмыковедения являются Калмыцкий институт гуманитарных исследований РАН, Институт калмыцкой филологии и востоковедения при Калмыцком государственном университете, а также кафедра монголоведения и тибетологии Восточного факультета Санкт-Петербургского государственного университета.
В калмыковедении сегодня существуют следующие научные специфические дисциплины:
- Джангароведение — изучает комплекс научных сведений, связанных с эпосом «Джангар»;
- Бичиговедение — изучает письменные документы XVII—XVIII вв., написанных на тодо бичиг;
Напишите отзыв о статье "Калмыковедение"
Примечания
- ↑ Густерин П. [www.centrasia.ru/news.php?st=1438243260 Становление востоковедения как науки.]
Ссылки
- [www.kigiran.com/index.php Калмыцкий институт гуманитарных исследований]
- [orient-new.pu.ru/dept_mongol/ Кафедра монголоведения и тибетологии СПбГУ]
- [www.pk.kalmsu.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=14:2010-02-09-19-14-00&catid=1:2010-02-09-18-39-16&Itemid=3 Институт калмыцкой филологии и востоковедения]
|
Отрывок, характеризующий Калмыковедение
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.