Калмыцкий кавалерийский корпус

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Калмыцкий кавалерийский корпус
(Калмыцкое соединение доктора Долля)
нем. Kalmücken-Kavallerie-Korps
(Kalmüken Verband Dr. Doll ),
калм. (Доктор Доллин Хальмг Мертэ Церг)
Годы существования

лето 1942 — весна 1945

Страна

Третий Рейх

Тип

корпус

Численность

3600 человек

Командиры
Известные командиры

Отто Верба
(он же «доктор Отто Долль»)

Калмыцкий кавалерийский корпус (нем. Kalmücken-Kavallerie-Korps) — вооружённое формирование, принимавшее участие во Второй мировой войне на стороне нацистской Германии. Был создан после оккупации территории Калмыцкой АССР немецкими войсками летом 1942 года. Обладал тем же статусом, как и другие национальные вооружённые формирования вермахта, сформированные из представителей иных народов СССР.

Наименования:

  • первоначально «спецподразделение абвергруппы-103»[1] (нем. Abwehrgruppe-103)
  • позднее Калмыцкое соединение доктора Долля, (нем. Kalmüken Verband Dr. Doll, калм. Доктор Доллин Хальмг Мертэ Церг[1])




Предшествующие события

В середине июля 1942 года немецкая группа армий «Юг» была разделена на две части. Южную группу армий «А» возглавил генерал-фельдмаршал Вильгельм фон Лист, она должна была наступать на Кавказ с целью захвата Баку. Северная группа армий «В», которой командовал генерал-фельдмаршал фон Бок, должна была продолжать наступление на Воронеж и Сталинград. При этом, между немецкими армейскими группами «А» и «В» осталась «ничейная земля» — Калмыцкие и Сальские степи, через которые для немецкого командования открывался путь к низовьям Волги и городу Астрахань (который в это время являлся основным пунктом снабжения Северо-Кавказского и Сталинградского фронтов), а для советского командования открывал возможность нанесения ударов по коммуникациям противника. Обе стороны одновременно осознавали это обстоятельство[2].

10 августа 1942 года немцы заняли райцентр Приютное, а 12 августа — Элисту.

15 августа 1942 года советские войска отступили на линию Малые Дербеты — озеро Сарпа — совхоз «Сарпинский» — Ханата.

28 августа 1942 года ударная группа вермахта (два немецких полка, два дивизиона артиллерии и 30 танков) перешла в наступление в районе Яшкуля, 29 августа советские войска с боями оставили Яшкуль, 30 августа 1942 немцами была занята Утта, 31 августа — Хулхута. Дальнейшее продвижение немецко-румынских войск было остановлено на линии посёлков Хулхута — Юста — станция Енотаевская. Хулхута стала самым восточным пунктом продвижения немецких войск. Она была освобождена 21 ноября 1942 года в ходе контрнаступления советских войск под Сталинградом[3].

Таким образом, в конечном итоге, немецко-румынскими войсками была оккупирована большая часть Калмыцкой АССР — город Элиста и пять улусов, ещё три улуса были оккупированы частично.

В оккупированной Элисте была размещена зондеркоманда 11а спецгруппы D («Зондеркоманда Астрахань»), которой руководил гауптштурмфюрер Рольф Маурер, здесь же были размещены военная комендатура и специальное немецкое подразделение для борьбы с советскими партизанами и разведывательно-диверсионными группами, возглавляемое полковником Вольфом, началось создание вооружённых охранно-полицейских формирований из местных жителей[4].

Сформированные из калмыков вооружённые формирования использовались немцами для охраны объектов, несения патрульной службы, охраны флангов немецких подразделений, ведения разведки и наблюдения, борьбы с советскими партизанами и разведывательно-диверсионными группами[5].

История

Первым калмыцким формированием можно назвать спецподразделение абвергруппы-103. Оно было создано из добровольцев-военнопленных для ведения разведки на территории Калмыцкой АССР (такие подразделения создавались повсюду под флагом "абвергруппы-103"). Возглавлял его зондерфюрер Отто Верба (он же доктор Долль). Позывной радиостанции «Краних» («Журавль»).[1]

В сентябре 1942 года командир 16-й моторизованной дивизии генерал-майор Зигфрид Хенрици сформировал в Элисте калмыцкий кавалерийский эскадрон из бывших красноармейцев (добровольно перешедших на сторону немецких войск и бывших военнопленных) и местных жителей. Военнослужащие эскадрона были вооружены трофейным советским оружием[6]. При этом, количество калмыков-военнопленных было сравнительно невелико, основную часть составляли добровольцы, причём многие приходили к немцам со своими лошадьми и своим оружием[7]. На немецкой службе они зарекомендовали себя положительно, и опыт создания калмыцких частей был продолжен. Началось формирование второго эскадрона.

В дальнейшем, оба калмыцких кавалерийских эскадрона были переданы из подчинения 16-й моторизованной дивизии в подчинение армейского командования и получили новое наименование[8]:

  • 1-й калмыцкий кавалерийский эскадрон 16-й моторизованной дивизии получил наименование 1/66 калмыцкий кавалерийский эскадрон (1. Kalmückenschwadron 66);
  • 2-й калмыцкий кавалерийский эскадрон 16-й моторизованной дивизии получил наименование 2/66 калмыцкий кавалерийский эскадрон (2. Kalmückenschwadron 66);

Первоначально, в сентябре и начале октября 1942 года часть личного состава калмыцких кавалерийских эскадронов носила советское обмундирование со снятыми знаками различия и нарукавной повязкой (белого цвета с надписью «In den Dienst der Wehrmacht» или повязки жёлтого цвета), однако единой формы одежды установлено не было. Помимо верховых и вьючных лошадей, в качестве транспорта в этот период использовались запряжённые верблюдами телеги[9]. В октябре 1942 года личный состав эскадронов получил немецкую полевую армейскую форму и немецкие стальные каски. Однако и в дальнейшем по меньшей мере отдельные военнослужащие продолжали ношение элементов национального костюма (например, меховых шапок, халатов…) и гражданской одежды[10].

К концу ноября 1942 года на стороне немцев воевало 4 эскадрона калмыков[11], объединённых в «калмыцкое соединение доктора Долля» (нем. Kalmüken Verband Dr. Doll), общее руководство которым осуществлял немецкий штаб «абвергруппы-103» во главе с зондерфюрером Рудольфом (Отто) Верба, носившим псевдоним «доктор Отто Долль». Эскадроны принимали непосредственное участие в боевых действиях против СССР и советских партизан.

  • так, в начале ноября 1942 года рота солдат 16-й моторизованной дивизии вермахта, эскадрон казаков и эскадрон калмыков окружили и атаковали сводный разведывательно-диверсионный отряд В. Н. Кравченко и И. Н. Чернышова (39 человек). В результате, советские разведчики потеряли 8 человек (2 убитыми, 4 пропавшими без вести, ещё двое попали в плен), запасы продовольствия, боеприпасы и тёплой одежды (сгоревшие в подожжённых немцами зарослях) и были вынуждены прекратить выполнение задания и выйти в расположение советских войск[12].
  • около 1000 калмыков участвовали в боевых действиях против советских войск на астраханском направлении[13].

20 ноября 1942 года войска Сталинградского фронта перешли в наступление, началось немецкое отступление из Калмыкии.

  • 20 декабря 1942 года в коллаборационистской газете "Свободная земля" была опубликована статья о награждении "за особую отвагу в борьбе с жидо-большевистскими угнетателями" немецким знаком отличия для восточных народов II класса «в бронзе» с мечами на тёмно-зелёной ленте первых пяти военнослужащих калмыцкого эскадрона[14]
  • 31 декабря 1942 года несколько эскадронов Калмыцкого кавалерийского корпуса совместно с иными немецкими и «восточными» подразделениями вермахта участвовали в боях в районе Элисты против наступающих войск 28-й армии Сталинградского фронта[15]

В январе 1943 года в составе немецких войск имелось 10 калмыцких эскадронов (численностью от 300 до 40 человек), они были подчинены командованию 444-й охранной дивизии вермахта и участвовали в оборонительных боях против советских войск на рубеже реки Маныч[11]. 27 января 1943 года калмыцкие части были переданы в подчинение 3-й танковой дивизии вермахта.

После отступления немцев из Калмыкии, которое считалось временным, корпус использовался немцами для охраны тыловых коммуникаций[11], несколько отрядов были оставлены для действий в тылу Красной Армии[16]. До 19 марта 1943 года из числа скрывавшихся на территории Калмыцкой АССР легионеров калмыцкого кавалерийского корпуса 46 было убито, 30 было захвачено с оружием и ещё 334 добровольно сдалось; у них было изъято 7 пулемётов и автоматов, 133 винтовки и 5018 шт. патронов[17]. К концу декабря 1943 года эти группы были в основном ликвидированы НКВД, продолжали действовать лишь 4 группы общей численностью 17 человек[18].

Весной 1943 года калмыцкие эскадроны вместе с казаками несли охрану побережья Азовского моря, а в мае 1943 г. были собраны в районе Херсона, где штабом 4-й танковой армии генерала В. Неринга было сформировано несколько новых эскадронов[11].

По состоянию на 21 июля 1943 года, в составе корпуса имелись штаб и 4 дивизиона (по 5 эскадронов и одной разведгруппе в каждом из них). Общая численность корпуса составляла около 3000 человек (из них 71 немцев) и 1800 лошадей, на вооружении имелось 14 лёгких миномётов, 5 ручных пулемётов, 1 станковый пулемёт, 61 автомат, 2000 винтовок и 85 пистолетов[11].

С осени 1943 года Калмыцкий кавалерийский корпус использовался для охраны коммуникаций на правобережье Днепра[11], находясь в подчинении 444-й и 213-й охранных дивизий и командования тылового района 6-й армии.

1 октября 1943 года в районе селения Яшкуль с немецкого самолёта была сброшена группа из пяти парашютистов — агентов абвера, имевших задачу установить связь с антисоветскими элементами на территории Калмыкии (старший группы — Б. Б. Огдонов; радист — А. Д. Ворона-Мартынюк, а также С. М. Эренценов, Х. О. Эрдниев и М. Халгаев). Во время приземления Халгаев разбился, а Эрдниев — покинул группу и пришёл с повинной в НКВД, в дальнейшем органами госбезопасности был задержан Ворона-Мартынюк, но Эренцов и Огдонов сумели скрыться от преследования[18].

2 декабря 1943 года соединение корпуса под командованием Абуширова (четыре кавалерийских эскадрона и истребительный батальон) общей численностью 1 тысяча человек совместно с подразделениями немецкой полевой жандармерии провели антипартизанскую операцию по прочёсыванию днепровских плавней. В последующие дни помимо сводного отряда Абуширова в операции приняло участие калмыцкое подразделение под командованием Чилгирова. Во время операции в днепровских плавнях калмыки уничтожили 50 человек и пленили 51 партизана. 13 декабря 1943 года в бою с советскими партизанами был убит 1 и захвачен в плен 31 партизан. По приказу немецкого военного командования, за наведение порядка в тылу 40-й танковой дивизии вермахта и в связи с Рождеством 54 калмыка были награждены орденами Третьего рейха[19]

Кроме того, в декабре 1943 года в районе города Новый Буг были расстреляны ещё 40 человек[20].

В январе 1944 года корпус находился в немецком тылу в прифронтовой зоне на участке против 2-го Украинского фронта. Добровольно перешедшие на советскую сторону военнослужащие корпуса Турбеев и Бурулов сообщили, что перед корпусом были поставлены задачи по охране мостов и военно-промышленных объектов в тылу немецких войск, а также по выявлению и уничтожению партизан и советских патриотов[21].

В начале мая 1944 года подразделение "калмыцкого корпуса" устроило бойню в селе Журавно Львовской области[20]

Весной 1944 года из калмыцких легионеров абвером было подготовлено десантное подразделение, предназначенное для переброски на территорию Калмыкии с целью ведения диверсионно-террористической деятельности в советском тылу и организации антисоветского восстания на территории Калмыкии. Этот план был сорван советскими органами госбезопасности[22]:

  • 23 мая 1944 года из Румынии вылетел самолёт «юнкерс-290А» (нем.), в котором находились 24 диверсанта под командованием немецкого капитана Э. фон Шеллера с грузом продовольствия, оружия, аэродромных фонарей и радиоаппаратуры; задачей группы была организация полевого аэродрома для переброски подкреплений и грузов и активизация антисоветской деятельности в Калмыкии. Самолёт был обнаружен и в районе селения Утта — расстрелян на земле двумя советскими истребителями, в последовавшем бою с советскими подразделениями были уничтожены 3 члена экипажа и 4 диверсанта[16], 12 человек (6 немцев и 6 диверсантов) были взяты в плен, остальные скрылись[18].
  • в дальнейшем, в результате радиоигры «Арийцы», 10 августа 1944 года в район селения Яшкуль немцы направили военно-транспортный самолёт «фокке-вульф-200», на борту которого находились 5 членов экипажа, 2 немецких офицера и 30 диверсантов. Самолёт совершил посадку в указанном месте и был подожжён в бою на взлётной полосе. Также, в этом бою были убиты 2 члена экипажа и 15 диверсантов, пленены 5 немцев и 1 диверсант, захвачены 20 выброшенных с парашютами тюков с грузом оружия и боеприпасов. Трое суток спустя был захвачен в плен ещё один диверсант — лейтенант корпуса Долля по кличке «Ящур»[16].

В течение лета и осени 1944 года корпус участвовал в боях против Красной Армии и партизан на территории Западной Украины и Польши.

  • 11−15 июня 1944 года — подразделения корпуса (совместно с другими немецкими частями) при поддержке авиации принимали участие в немецкой антипартизанской операции «Штурмвинд I» против отрядов советских и польских партизан в Липских и Яновских лесах. После продолжительных боёв, 14 июня немецкие части сумели окружить партизан, но в ночь с 14 на 15 июня они прорвались в Билгорайские леса, а затем, вновь прорвав кольцо окружения, ушли в Немировские леса. Во время прорыва из окружения, 15 июня 1944 года партизанами был атакован и разгромлен штаб корпуса (в результате атаки, было уничтожено 40 калмыцких легионеров, захвачены штабные документы, 2 станковых и 4 ручных пулемёта, 130 лошадей и 140 сёдел)[23].
  • в дальнейшем, подразделения корпуса (совместно с другими немецкими частями) принимали участие в немецкой антипартизанской операции «Штурмвинд II» (16−25 июня 1944 года) против отрядов советских и польских партизан в Сольской пуще.

По состоянию на 6 июля 1944 года, в составе корпуса имелись штаб и 4 дивизиона (по 6 эскадронов в каждом из них). Общая численность корпуса составляла 3600 человек (из них 92 человека немецкого кадрового персонала: по 2 — 4 на эскадрон) и 4600 лошадей, на вооружении имелось 6 миномётов, 15 ручных пулемётов, 15 станковых пулемётов, 163 автомата (33 немецких и 135 советских), 2166 винтовок (1092 немецких, 1029 русских, 43 голландских) и 246 пистолетов, также имелось 29 сигнальных ракетниц. Транспорт состоял из 3 грузовиков, 5 легковых автомашин и 504 повозок[11].

В июле 1944 года подразделения корпуса участвовали в боях против советских войск в районе Люблина, в которых понесли значительные потери. В это же время на должность командира соединения был назначен подполковник Берген.

20 августа 1944 года, в ходе боёв с польскими партизанами Армии Людовой в Сухенднёвском лесном массиве полуэскадрон калмыков — 54[24] человека под руководством И.С. Манцына перебил немецких офицеров и перешёл на сторону партизан, это событие вызвало замешательство у немецкого командования, операция была приостановлена, другие «восточные» части были отстранены от участия в операции и выведены из района боевых действий[25].

В январе 1945 года в районе городов Радом и Кельце корпус был разгромлен советскими войсками и направлен на пополнение личным составом. Поскольку конский состав был утрачен в ходе боевых действий, было принято решение о создании пехотных подразделений. На учебном полигоне в Нойхаммере остатки корпуса были пополнены калмыками, прибывшими с Западного фронта, и из Италии, в результате общую численность соединения удалось вновь довести до 5000 человек. Одновременно калмыцкие офицеры проходили курсы переподготовки при формировавшейся в Мюнзингене 1-й дивизии РОА.

В начале 1945 года Калмыцкий кавалерийский полк (правда, уже без лошадей) был отправлен в Хорватию, где вошёл в состав 3-й Пластунской дивизии 15-го казачьего кавалерийского корпуса СС.

В начале апреля 1945 года полк получил новое наименование - 606-й калмыцкий пехотный полк[26].

После войны

После капитуляции Третьего рейха корпус оказался в американской зоне оккупации.

Согласно Ялтинским соглашениям, военнослужащие корпуса были выданы СССР.

Калмыки, оставшиеся в Западной Германии, в большинстве своём выехали в 1950 году в США.

  • так, в начале 1950-х из ФРГ в США выехали бывший начальник штаба корпуса, капитан вермахта Д. Ц. Арбаков (в дальнейшем проживал в Филадельфии) и бывший командир 2-го дивизиона, обер-лейтенант вермахта Азда Болдырев (в дальнейшем проживал в городе Хавен, штат Филадельфия)[20]

Дополнительная информация

Не всё калмыцкое население СССР являлось пособниками немцев. Калмыки внесли вклад в победу СССР в Великой Отечественной войне, они воевали в Красной Армии, в составе партизанских отрядов и разведывательно-диверсионных групп.

Напишите отзыв о статье "Калмыцкий кавалерийский корпус"

Примечания

  1. 1 2 3 [www.bumbinorn.ru/2008/07/11/kalmyckijj_kavalerijjskijj_korpus_doktora_dolja__abvergruppa103_poslednie_tajjny_vermakhta_48654.html Убушаев В. Калмыцкий кавалерийский корпус доктора Долля − абвергруппа-103. Последние тайны вермахта // Сайт Информационного агентства Республики Калмыкия «Бумбин Орн» (www.bumbinorn.ru) 11.07.2008.]
  2. Пятницкий В. И., 2005, С. 14−15.
  3. [h ttp://militera.lib.ru/h/shein_ov/04.html О.В. Шеин. На Астраханском направлении]
  4. Пятницкий В. И., 2005, С. 16.
  5. Пятницкий В. И., 2005, С. 18.
  6. Емгельдинов А., 2009, № 36 (43) от 24 сентября..
  7. Емгельдинов А., 2009, № 41 (48) от 29 октября..
  8. Дробязко С. И., 2004, С. 434.
  9. Пятницкий В. И., 2005, С. 122−123.
  10. Емгельдинов А., 2009, № 37 (44) от 1 октября..
  11. 1 2 3 4 5 6 7 Хоффманн Й., 1986, [militera.lib.ru/research/hoffmann_i4/04.html Приложения.].
  12. Пятницкий В. И., 2005, С. 72−73.
  13. Дробязко С. И., 2004, С. 206−207.
  14. Страна должна знать своих героев. Герои калмыцкого эскадрона награждены знаками отличия // газета «Свободная земля», 20 декабря 1942. — № 46.
  15. Кичиков М. Л. Во имя победы над фашизмом : Очерки истории Калмыцкой АССР. — Элиста, 1970. — С. 103.
  16. 1 2 3 Беляев В. П. В калмыцких степях // Военные контрразведчики : Сборник / сост. Ю. В. Селиванов — М.: «Воениздат», 1978. — С. 278−288.
  17. Записка В.Н. Меркулова И.В. Сталину, направленная ЦК ВКП(б) о ликвидации шпионов, диверсантов и немецких пособников в освобожденных районах. 19.03.1943 — АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 207. Л. 159−175. Подлинник. Машинопись. — [www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/58871 цит. по Сайт «Архив Александра Н. Яковлева» (www.alexanderyakovlev.org) (Проверено 30 июня 2014)]
  18. 1 2 3 Максимов К. Н., д.и.н., проф. Мифы доктора Долля // «Военно-исторический журнал», 2011. — № 3. — С. 29−33.
  19. Емгельдинов А., 2009, № 40 (47) от 22 октября..
  20. 1 2 3 Дмитриев Ю. Оборотни // Нацистских преступников − к ответу! — М.: «Политиздат», 1983. — С.128−132.
  21. ОГБ СССР в ВОВ, 2007, Т. 5., Кн. 2. Границы СССР восстановлены (1 июля−31 декабря 1944 г.), С. 22.
  22. Тарасов Д. А. Большая игра. Стреноженные эскадроны // «Советская Россия», 29 июня 1991.
  23. Документ № 1918. Из сообщения НКГБ СССР в НКВД СССР о боевых действиях оперативных групп НКГБ СССР и партизанских отрядов при выходе из окружения в районе городов Краков−Люблин (29 июня 1944 года) // ОГБ СССР в ВОВ, 2007, Т. 5., Кн. 2. Границы СССР восстановлены (1 июля−31 декабря 1944 г.), С. 561.
  24. Из донесения начальника политотдела 69-й армии начальнику политуправления 1-го Белорусского фронта о советских людях в партизанских отрядах в Польше 2 ноября 1944 г. — ЦАМО РФ. Ф. 233. Оп. 2374. Д. 136. Л. 57−65. Подлинник. — цит. по [militera.lib.ru/docs/da/terra_poland/02.html Русский архив: Великая Отечественная.] Том 14 (3−1). СССР и Польша. — М.: «ТЕРРА», 1994.
  25. Новак Т. Ф. Лесная быль. — М.: «Воениздат», 1962. — С. 99−103.
  26. Максимов К. Н., д.и.н., проф. Советские калмыки на фронтах Великой Отечественной войны и в депортации // «Вопросы истории». — № 6. — 2012. — С.77−92
  27. Пятницкий В. И., 2005, С. 152−153.

Литература

  • Дробязко С. И. Под знамёнами врага. Антисоветские формирования в составе германских вооружённых сил, 1941−1945 гг. — М.: Изд-во «ЭКСМО», 2004.
  • Дробязко С., Каращук А. Восточные легионы и казачьи части в вермахте. — М.: АСТ, 2000. — ISBN 5-237-03026-2.
  • Емгельдинов А. Корпус, которого не было : Интервью с д.ист. н., проф. В. Б. Убушаевым о создании первых подразделений «калмыцкого кавалерийского корпуса» // «Элистинский курьер»,. — 2009. — № № 36 (43) от 24 сентября, 37 (44) от 1 октября, 40 (47) от 22 октября, 41 (48) от 29 октября.
  • Максимов К. Н. В период немецкой оккупации // Калмыкия в годы Великой Отечественной войны. / редколл.: К. Н. Максимов, Н. Г. Очирова, С. С. Белоусов, У. Б. Очиров. — Элиста: АПП «Джангар», 2005. — 312 с., илл.
  • Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. — М.: «Кучково поле», 2007.
  • Пятницкий В. И. Разведшкола № 005 // Пятницкий В. И., Старинов И. Г. Разведшкола № 005. История партизанского движения. — М.: ООО «Издательство АСТ»; Мн.: Харвест, 2005. — (Коммандос).
  • Хоффманн Йоахим. Немцы и калмыки 1942−1945 = Hoffmann Joachim. Deutsche und Kalmyken 1942 bis 1945, Einzelschriften zur militarischen Geschichte des Zweiten Weltkrieges, 4., unveranderte Auflage. — Printed in Germany: Verlag Rombach Freiburg im Breisgau, 1986. (нем.).
  • Paul Louis Johnson. Horses of the German Army in World War II. Schiffer Military History, 2006.  (англ.).
  • Dr. Jeffrey T. Fowler. Axis Cavalry in World War II. (серия «Men-at-Arms»). Osprey, 2001. ISBN 1-84176-323-3  (англ.).

Отрывок, характеризующий Калмыцкий кавалерийский корпус

Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.