Кальес, Плутарко Элиас

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Плутарко Элиас Кальес

Плута́рко Эли́ас Ка́льес (исп. Plutarco Elías Calles, pluˈtarko eˈli.as ˈkaʎes; 25 сентября 1877, Гуаймас, Сонора, Мексика — 19 октября 1945, Мехико) — мексиканский генерал и политик, президент Мексики в 1924—1928 гг., в дальнейшем фактический правитель страны в 1928—1935 гг. в период, известный как максимат. Атеист, активный противник Католической церкви и организатор репрессий против её сторонников, вылившихся в войну кристерос — гражданскую войну между католическими повстанцами и правительственными силами. Основатель Национальной революционной партии (в дальнейшем получившей название Институционно-революционная партия), правившей в Мексике более 70 лет.





Молодость

Внебрачный сын Марии де Хесус Кампусано и Плутарко Элиаса — мексиканца из обедневшего знатного ливанского рода, страдавшего алкоголизмом. Плутарко получил фамилию Кальес от своего дяди, который растил его после смерти матери. Мать его происходила из рода крещёного еврея-сефарда Франсиско Элиаса Гонсалеса де Сайяса (1704—1790), испанского офицера, переехавшего в 1729 г. из испанской Риохи в мексиканский г. Áламос (ныне в штате Сонора)[1] и участвовавшего в войнах против индейцев яки и апачей.

Сменил несколько разных профессий: от бармена до школьного учителя.[2] Поддержал Франсиско Мадеро, при котором занял должность политического комиссара. Примкнул к победителям Мексиканской революции (1910—1920), благодаря чему сделал быструю карьеру, уже в 1915 г. став генералом. Возглавил Конституционную армию в родном штате Сонора и подавил выступление Хосе Марии Майторены и Панчо Вильи во время Второй битвы при Агуа-Приете в 1915 г.[3]

В 1915 г. Кальес стал губернатором штата Сонора и прославился энергичными реформами, жёсткими методами проводя политику индустриализации и развития местной инфраструктуры. Проводил популистское законодательство, дававшее социальные гарантии рабочим, и в то же время активно выступал против церкви. В 1919 г. Венустиано Карранса назначил Кальеса министром торговли, промышленности и труда. В 1920 г. присоединился к организованному Альваро Обрегоном перевороту, свергшему Каррансу, в благодарность за что Обрегон назначил Кальеса министром внутренних дел.[3] Кальес присоединился к мексиканской Лейбористской партии, и как союзник Обрегона в 1924 г. был избран на пост президента, победив кандидата от аграриев Анхеля Флореса и эксцентричного Николаса Суньигу.

Президент

Избрание Кальеса на должность президента поддержали профсоюзы и крестьянские объединения. Партия лейбористов, поддерживавшая его правительство, на деле представляла собой политическое ответвление влиятельной Региональной конфедерации мексиканских рабочих (en:Regional Confederation of Mexican Workers, CROM), которую возглавлял Луис Наполеон Моронес (en:Luis Napoleón Morones). Незадолго до инаугурации Кальес съездил в Европу, где он изучал опыт работы социал-демократов и рабочего движения, который позднее попытался внедрить в Мексике. Кальес поддержал земельные реформы и продвигал «эхидо» (мексиканский вариант общественного землевладения) как способ освободить крестьян; несмотря на это, в годы его правления не происходило перераспределения крупных землевладений. Кальес основал несколько банков в поддержку крестьян, а также Банк Мексики. При нём министр сельского хозяйства Альберто Пани сумел добиться ослабления внешнего долга, но вступив в конфликт с Кальесом, ушёл в отставку в 1927 г.

Кальес реформировал мексиканский Гражданский кодекс, предоставив незаконнорожденным детям те же права, что и рождённым в законном браке, на что, вероятно, повлиял его собственный опыт внебрачного ребёнка.

Отношения с США во время президентского срока

Одной из проблем в отношениях с США была нефть. Кальес отверг Соглашения Букарели 1923 г., заключённые при президенте Альваро Обрегоне, и выдвинул проект нового нефтяного закона, форсировавшего применение статьи 27 конституции, согласно которому всё, что находилось под землёй, было собственностью государства. Эта статья, в особенности при условии её применения с обратной силой, угрожала нефтяным компаниям Европы и США, имевшим владения в Мексике. Верховный суд Мексики принял решение о том, что принадлежащие иностранным владельцам нефтяные поля не могли быть национализированы, если они уже использовались до введения конституции в действие. Соглашения Букарели подтвердили решение Верховного суда в обмен на признание со стороны США президентства Альваро Обрегона.[4]

Американское правительство немедленно отреагировало на инициативу Кальеса. Посол США Шеффилд назвал Кальеса «коммунистом», а госсекретарь Келлог 12 июня 1925 г. выступил с угрозами в адрес Мексики.[5] Общественное мнение в США стало критическим по отношению к Мексике после того, как в стране было открыто первое советское посольство, в связи с чем советский посол заявил, что «нет других таких двух стран, между которыми есть столько сходства, как между СССР и Мексикой». Американские политики стали рассматривать мексиканский режим как «советский».[6][7]

В 1925 г. состоялись дебаты по поводу нового нефтяного законодательства, а в 1926 г. оно было принято. В январе 1927 г. мексиканское правительство отменило концессии для нефтяных компаний, которые противоречили принятому закону. Пресса США и президент стали обсуждать возможности войны с Мексикой, однако благодаря дипломатическим манёврам Кальеса её удалось избежать. Вскоре была установлена прямая телефонная связь между Кальесом и президентом К. Кулиджем. Вместо Шеффилда новым послом был назначен Дуйат Морроу, который успешно провёл переговоры о согласии между мексиканским правительством и нефтяными компаниями.[8]

Ещё одним источником конфликтов между Мексикой и США было то, что Мексика поддержала либералов в гражданской войне в Никарагуа, тогда как США поддержали консерваторов. Конфликт завершился подписанием соглашения, в котором обе страны обязались поддерживать «более демократическую», по их субъективному мнению, сторону конфликта.

Война кристерос

14 июня 1926 г. президент Кальес ввёл в действие антиклерикальный закон, реформировавший Уголовный кодекс и известный как Закон Кальеса.[9] Были запрещены религиозные ордена, церковь была лишена прав собственности, а священники были лишены гражданских свобод, в том числе права на рассмотрение их дел судом присяжных (по делам, касавшихся нарушения антиклерикальных законов) и права голоса на выборах.[9][10] Открытый атеизм Кальеса вызвал ненависть к нему католиков.[11] Кроме того, он был масоном.[12] По поводу событий тех времён президент Висенте Фокс заявил: «После 1917 г. Мексикой управляли антикатолические масоны, пытавшиеся вызвать из могилы антиклерикальный дух популярного президента-аборигена Бенито Хуареса, возглавлявшего страну в 19 веке. Но военные диктаторы 1920-х были намного брутальнее Хуареса.»[13]

Поднятое католиками восстание вылилось в гражданскую войну, в ходе которой с обеих сторон погибло около 90 тыс.человек. Отдельные партизанские действия католиков продолжались до 1940 г., когда к власти пришёл президент-католик Мануэль Авила Камачо. Если до начала войны в Мексике было 4500 священников, то к 1934 г. осталось всего 334 лицензированных правительством священника на 15 миллионов прихожан — остальные были казнены, вынуждены скрываться или эмигрировали.[14] К 1935 г. в 17 штатах вообще не было ни одного священника.[15]

Максимат

В годы правления Кальеса была принята поправка к конституции, позволявшая переизбрание на срок президента через один или несколько сроков. В 1928 г. Обрегон был избран президентом вместо Кальеса, однако был убит католическим террористом Хосе де Леоном Торалем, не успев вступить на пост. Во избежание политического вакуума Кальес присвоил себе пост «Великого руководителя» (Jefe Máximo) и стал фактическим правителем Мексики, тогда как временным президентом был назначен Эмильо Портес Хиль. В следующем году Кальес основал Национальную революционную партию.

Период 1928—1934 гг. известен как «максимат» (Maximato). Находившиеся в это время на посту президента Э. Портес Хиль, Паскуаль Ортис Рубио и Абелардо Родригес считаются марионетками Кальеса, который официально с 1929 г. занимал пост военного министра и был занят подавлением восстания кристерос. Вскоре после вмешательства США, в 1930 г. мексиканское правительство подписало мир с повстанцами. В период максимата Кальес испытывал симпатию к идеям фашизма и пытался внедрить его в Мексике.[16][17] В 1930 г. была запрещена Мексиканская коммунистическая партия, Мексика перестала поддерживать повстанцев Сесара Сандино в Никарагуа, начало жестоко подавлять забастовки, правительство перестало перераспределять земли среди бедных крестьян. Кальес полностью забыл о своих прежних связях с коммунистическим и рабочим движением.[18]

В 1934 г. Кальес выдвинул на пост президента своего давнего соратника Ласаро Карденаса, надеясь, что и тот будет его верным последователем. Однако вскоре после инаугурации Карденас стал всё чаще открыто конфликтовать с Кальесом, выступил в поддержку профсоюзов, критиковал насильственные методы последнего, выступил против фашистской организации «Золотые рубашки» генерала Николаса Родригеса Карраско, преследовавшей коммунистов, евреев и китайских мигрантов.[19]

Постепенно Карденас осмелел и стал смещать с важных постов сторонников Кальеса, и наконец арестовал самого Кальеса по обвинению в заговоре с целью взрыва железной дороги. В момент ареста Кальес якобы читал испанский перевод книги Гитлера «Моя борьба».[20][21] 9 апреля 1936 г. Кальес был депортирован в США.

Изгнание и возвращение

В изгнании в США Кальес поддерживал контакты с американскими фашистами, хотя и отвергал их антисемитские и антимексиканские идеи. Он также подружился с мексиканским философом Хосе Васконселосом, который ранее был его политическим противником.

Преемник Карденаса, Мануэль Авила Камачо, позволил Кальесу вернуться в страну в 1941 г. Последние годы он провёл, не вмешиваясь в политику, в городах Мехико и Куэрнавака.

После возвращения в Мексику позиция Кальеса стала более умеренной. В 1942 г. он поддержал объявление Мексикой войны странам Оси. Последние годы интересовался спиритуализмом.[22] За несколько месяцев до смерти в октябре 1945 г. в возрасте 68 лет Кальес якобы заявил, что верит в высшую силу.[23]

Напишите отзыв о статье "Кальес, Плутарко Элиас"

Примечания

  1. eliasofsonora.net/eliaspdf/historicalDataTrans.pdf
  2. Gonzales, Michael J. The Mexican Revolution, 1910—1940. University of New Mexico Press. Albuquerque, 2002. Page 203
  3. 1 2 Stacy, Lee. Mexico and the United States. Marshall Cavendish Corporation. Tarrytown, New York, 2002. Page 124
  4. Kirkwood, Burton. The history of Mexico. Greenwood Press, Westport, 2000. pages 157—158
  5. Krauze, Enrique. Mexico: Biography of Power. A History of Modern Mexico, 1810—1996. HarperCollins Publishers Inc. New York, 1997. Pages 417
  6. Krauze, Enrique, [books.google.com/books?id=sMIUcsUVyzsC&pg=PA418&dq#v=onepage&q=&f=false Mexico: biography of power : a history of modern Mexico, 1810—1996], p. 418, Harper Collins 1998
  7. Richards, Michael D. [books.google.com/books?id=rdAGt7QYKHoC&pg=PA30&lpg=PA30&dq=%22soviet+mexico%22&source=web&ots=gA_lkRyafi&sig=Zwqh7YFrAQWG5ZfF7-8WlcCE2RY Revolutions in World History] p. 30 (2004 Routledge) ISBN 0-415-22497-7
  8. Krauze, Enrique. Mexico: Biography of Power. A History of Modern Mexico, 1810—1996. HarperCollins Publishers Inc. New York, 1997. Pages 417—419
  9. 1 2 Joes, Anthony James [books.google.com/books?id=buHXFDFdeoQC&pg=PA70&dq=plutarco+calles+anticatholic&as_brr=3&sig=fnPEry3_KKxtgC6IdVhGGh8lMG8#PPA70,M1 Resisting Rebellion: The History And Politics of Counterinsurgency] p. 70, (2006 University Press of Kentucky) ISBN 0-8131-9170-X
  10. Tuck, Jim [www.mexconnect.com/mex_/history/jtuck/jtcristero1.html THE CRISTERO REBELLION — PART 1] Mexico Connect 1996
  11. David A. Shirk. [books.google.com/books?id=WOBRb0wKpocC&pg=PA58&lpg=PA58&dq Mexico's New Politics]. — Lynne Rienner Publishers, 2005. — ISBN 1588262707.
  12. Denslow, William R. [books.google.com/books?id=dmPato81X9sC&pg=PA171&dq=plutarco+calles+freemason&sig=NsSB9-6KQUn50HmpBT8eh9nx3No 10,000 Famous Freemasons] p. 171 (2004 Kessinger Publishing)ISBN 1-4179-7578-4
  13. Fox, Vicente and Rob Allyn [books.google.com/books?id=bLDDf9vi-esC&dq Revolution of Hope] p. 17, Viking, 2007
  14. Scheina, Robert L. [books.google.com/books?id=8aWQ_7oKJfkC&pg=PA33&lpg=PA33&dq=cristero+war+priests+killed&source=web&ots=YNDpLM2ukb&sig=YWccvtnJKnSpaI15bTHCOX3zoyc#PPA33,M1 Latin America’s Wars: The Age of the Caudillo, 1791—1899] p. 33 (2003 Brassey’s) ISBN 1-57488-452-2
  15. Ruiz, Ramón Eduardo [books.google.com/books?id=AfdjWl1xKpwC&pg=PA392&dq=Tom%C3%A1s+Garrido+Canabal&as_brr=3&sig=HkfPtdqMt3qrdcMuprgfjnfnq60 Triumphs and Tragedy: A History of the Mexican People] p.393 (1993 W. W. Norton & Company) ISBN 0-393-31066-3
  16. Payne, Stanley (1996). [books.google.com/books?id=9wHNrF7nFecC&vq A History of Fascism]. Routledge. ISBN 1-85728-595-6 p.342
  17. Blamires, Cyprian and Paul Jackson, [books.google.com/books?id=nvD2rZSVau4C&dq World fascism: a historical encyclopedia, Volume 1], p.148, ABC CLIO 2006
  18. [www.bartleby.com/65/ca/Calles-P.html Calles, Plutarco Elias Columbia Encyclopedia, Sixth Edition. 2001-05]
  19. Meyer, Michael C. and William L. Sherman, The Course of Mexican History (5th E. Oxford Univ. Press 1995)
  20. Krauze, Enrique. Mexico: Biography of Power. A History of Modern Mexico, 1810—1996. HarperCollins Publishers Inc. New York, 1997. Page 436
  21. Larralde, Carlos [www.sandiegohistory.org/journal/v52-3/pdf/2006-3_galvan.pdf «Roberto Galvan: A Latino Leader of the 1940s»]. The Journal of San Diego History 52.3/4 (Summer/Fall 2006) p. 160.
  22. Larralde, Carlos [www.sandiegohistory.org/journal/v52-3/pdf/2006-3_galvan.pdf Roberto Galvan: A Latino Leader of the 1940s]
  23. Krauze, Enrique. Mexico: Biography of Power, A History of Modern Mexico, 1810—1996. HarperCollins Publishers Inc. New York, 1997, page 436

Литература

  • Buchenau, Jurgen, Plutarco Elias Calles and the Mexican Revolution, (Denver: Rowman & Littlefield, 2006)

Ссылки

  • [www.archive.org/details/mexicobeforethew006858mbp Mexico Before the World by Plutarco Elías Calles at archive.org]
  • [www.pbs.org/pov/elgeneral/film_description.php El General], film on P.O.V. on PBS (US) co-presented by Latino Public Broadcasting; July 20, 2010. Filmmaker Natalia Almada works from audio recordings made by her grandmother about Calles, Almada’s great-grandfather, relating history to present in Mexico.
  • Lucas, Jeffrey Kent. The Rightward Drift of Mexico’s Former Revolutionaries: The Case of Antonio Díaz Soto y Gama. Lewiston, New York: Edwin Mellen Press, 2010.

Отрывок, характеризующий Кальес, Плутарко Элиас

– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
– J'espere enfin, – продолжала Анна Павловна, – que ca a ete la goutte d'eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]
– Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, – сказал виконт учтиво и безнадежно: – Les souverains, madame! Qu'ont ils fait pour Louis XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, – продолжал он одушевляясь. – Et croyez moi, ils subissent la punition pour leur trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs complimenter l'usurpateur. [Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что они сделали для Людовика XVII, для королевы, для Елизаветы? Ничего. И, поверьте мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлют послов приветствовать похитителя престола.]
И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение. Князь Ипполит, долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах повернулся всем телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
– Baton de gueules, engrele de gueules d'azur – maison Conde, [Фраза, не переводимая буквально, так как состоит из условных геральдических терминов, не вполне точно употребленных. Общий смысл такой : Герб Конде представляет щит с красными и синими узкими зазубренными полосами,] – говорил он.
Княгиня, улыбаясь, слушала.
– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
– Император Александр, – сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, – объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, – сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
– Это сомнительно, – сказал князь Андрей. – Monsieur le vicomte [Господин виконт] совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
– Сколько я слышал, – краснея, опять вмешался в разговор Пьер, – почти всё дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
– Это говорят бонапартисты, – сказал виконт, не глядя на Пьера. – Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
– Bonaparte l'a dit, [Это сказал Бонапарт,] – сказал князь Андрей с усмешкой.
(Видно было, что виконт ему не нравился, и что он, хотя и не смотрел на него, против него обращал свои речи.)
– «Je leur ai montre le chemin de la gloire» – сказал он после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: – «ils n'en ont pas voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont precipites en foule»… Je ne sais pas a quel point il a eu le droit de le dire. [Я показал им путь славы: они не хотели; я открыл им мои передние: они бросились толпой… Не знаю, до какой степени имел он право так говорить.]
– Aucun, [Никакого,] – возразил виконт. – После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si meme ca a ete un heros pour certaines gens, – сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, – depuis l'assassinat du duc il y a un Marietyr de plus dans le ciel, un heros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на небесах и одним героем меньше на земле.]
Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкой оценить этих слов виконта, как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна, хотя и предчувствовавшая, что он скажет что нибудь неприличное, уже не могла остановить его.
– Казнь герцога Энгиенского, – сказал мсье Пьер, – была государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке.
– Dieul mon Dieu! [Боже! мой Боже!] – страшным шопотом проговорила Анна Павловна.
– Comment, M. Pierre, vous trouvez que l'assassinat est grandeur d'ame, [Как, мсье Пьер, вы видите в убийстве величие души,] – сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к себе работу.
– Ah! Oh! – сказали разные голоса.
– Capital! [Превосходно!] – по английски сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке.
Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел поверх очков на слушателей.
– Я потому так говорю, – продолжал он с отчаянностью, – что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека.
– Не хотите ли перейти к тому столу? – сказала Анна Павловна.
Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
– Нет, – говорил он, все более и более одушевляясь, – Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав всё хорошее – и равенство граждан, и свободу слова и печати – и только потому приобрел власть.
– Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы ее законному королю, – сказал виконт, – тогда бы я назвал его великим человеком.
– Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело, – продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё полнее высказать.
– Революция и цареубийство великое дело?…После этого… да не хотите ли перейти к тому столу? – повторила Анна Павловна.
– Contrat social, [Общественный договор,] – с кроткой улыбкой сказал виконт.
– Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, – опять перебил иронический голос.
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
– Свобода и равенство, – презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, – всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора.
– Mais, mon cher m r Pierre, [Но, мой милый Пьер,] – сказала Анна Павловна, – как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога, наконец, просто человека, без суда и без вины?
– Я бы спросил, – сказал виконт, – как monsieur объясняет 18 брюмера. Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement a la maniere d'agir d'un grand homme. [Это шулерство, вовсе не похожее на образ действий великого человека.]
– А пленные в Африке, которых он убил? – сказала маленькая княгиня. – Это ужасно! – И она пожала плечами.
– C'est un roturier, vous aurez beau dire, [Это проходимец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Ипполит.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.
– Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? – сказал князь Андрей. – Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
– Да, да, разумеется, – подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему подмогой.
– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Андрей, – Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.

Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
– Ah! aujourd'hui on m'a raconte une anecdote moscovite, charmante: il faut que je vous en regale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [Сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо вас им поподчивать. Извините, виконт, я буду рассказывать по русски, иначе пропадет вся соль анекдота.]
И князь Ипполит начал говорить по русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
– Она сказала… да, она сказала: «девушка (a la femme de chambre), надень livree [ливрею] и поедем со мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.