Кальмар и кит
Поделись знанием:
К:Фильмы 2005 года
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
| Кальмар и кит | |
| The Squid and the Whale | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер | |
| Автор сценария | |
| В главных ролях | |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания |
Samuel Goldwin Films, Sony Pictures International, Destination Films, Original Media, Ambush Entertainment, Andrew Lauren Productions (ALP), American Empirical Pictures, Peter Newman Productions, InterAL, Seven Hills Pictures, Squid and Whale Inc. |
| Длительность |
81 мин |
| Бюджет | |
| Сборы | |
| Страна | |
| Год | |
| IMDb | |
«Кальмар и кит» (англ. The Squid and the Whale) — драматическая комедия 2005 года режиссёра Ноя Баумбаха о распадающейся семье писателя-неудачника. Эта во многом автобиографическая лента была номинирована на премию «Оскар» в номинации «Лучший оригинальный сценарий». Главные роли в картине исполнили Лора Линни и Джефф Дэниэлс.
Название фильма относится к экспонатам Американского музея естественной истории. Там выставлены чучела сражающихся друг с другом гигантского кальмара и кита. Они появляются в конце фильма.[2]
Содержание
Сюжет
Нью-Йорк. Середина восьмидесятых. Бернард (Джефф Дэниэлс) — популярный некогда романист и отец двух сыновей-подростков — разводится со своей женой Джоан (Лора Линни), успешной писательницей. Болезненно переживая расставание родителей, младший сын Фрэнк (Оуэн Кляйн) — будущий теннисист и безудержный онанист — становится на сторону матери. Старший Уолт (Джесс Айзенберг), гуманитарий-романтик, уверенный в том, что нездоровые писательские амбиции матери развалили его когда-то дружную семью, переселяется к отцу.
В ролях
| Актёр | Роль |
|---|---|
| Джефф Дэниэлс | Бернард Беркман |
| Лора Линни | Джоан Беркман |
| Джесси Айзенберг | Уолт Беркман |
| Оуэн Кляйн | Фрэнк Беркман |
| Анна Пакуин | Лили |
| Уильям Болдуин | Айван |
Интересные факты
- Фильм был снят всего за 23 дня.[2]
- Из-за экономии бюджета и для аутентичности Линни и Дэниэлс во время съёмок носили одежду родителей Баумбаха.[2]
Награды и номинации
- 2005 — премия Национального совета кинокритиков США за лучший оригинальный сценарий (Ной Баумбах)
- 2005 — два приза кинофестиваля «Сандэнс»: лучший режиссёр в категории «драма» (Ной Баумбах), награда за лучший сценарий имени Уолдо Солта (Ной Баумбах)
- 2006 — номинация на премию «Оскар» за лучший оригинальный сценарий (Ной Баумбах)
- 2006 — три номинации на премию «Золотой глобус»: лучший фильм — комедия или мюзикл, лучший актёр в комедии/мюзикле (Джефф Дэниэлс), лучшая актриса в комедии/мюзикле (Лора Линни)
- 2006 — шесть номинаций на премию «Независимый дух»: лучший фильм (Уэс Андерсон, Чарли Корвин, Клара Маркович, Питер Ньюман), лучший режиссёр (Ной Баумбах), лучший сценарий (Ной Баумбах), лучшая мужская роль (Джефф Дэниэлс), лучшая женская роль (Лора Линни), лучшая мужская роль второго плана (Джесси Айзенберг)
- 2006 — номинация на премию Гильдии сценаристов США за лучший оригинальный сценарий (Ной Баумбах)
- 2006 — номинация на премию «Молодой актер» лучшему молодому актеру второго плана (Оуэн Кляйн)
Soundtrack
- «Park Slope» — Britta Phillips & Dean Wareham
- «Courting Blues» — Bert Jansch
- «Holland Tunnel» — John Phillips
- «Lullaby» — Loudon Wainwright III
- «Heart Like a Wheel» — Kate & Anna McGarrigle
- «The Bright New Year» — Bert Jansch
- «Drive» — The Cars
- «Let’s Go» — The Feelies
- «Figure Eight» — Blossom Dearie
- «Come Sing Me a Happy Song to Prove We All Can Get Along the Lumpy, Bumpy, Long & Dusty Road» — Bert Jansch
- «Hey You» — Pink Floyd (Performed by Dean Wareham)
- «Family Conference» — Britta Phillips & Dean Wareham
- «Street Hassle» — Lou Reed
- «The Swimming Song» — Loudon Wainwright III
Напишите отзыв о статье "Кальмар и кит"
Примечания
Ссылки
- «Кальмар и кит» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.allmovie.com/movie/v318198 Кальмар и кит] (англ.) на сайте allmovie
| ||||||
Отрывок, характеризующий Кальмар и кит
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
