Калюжный, Иван Васильевич

Иван Васильевич Калюжный
Дата рождения:	30 августа 1857(1857-08-30)
Место рождения:	Лебедин, Харьковская губерния, Российская империя
Дата смерти:	15 ноября 1889(1889-11-15) (32 года)
Место смерти:	Карийская каторга, Российская империя
Гражданство:	Российская империя Российская империя
Вероисповедание:	православие
Партия:	Народная воля
Основные идеи:	народничество
Род деятельности:	профессиональный революционер

Иван Васильевич Калюжный (1858 г.Лебедин Харьковская губерния Российская империя - 15 ноября 1889 Карийская каторга) - русский революционер, член партии "Народная воля".

Родной брат Марии Васильевны Калюжной.

Биография

Родился в семье купца 2 гильдии. Приписан к сословию мещан.
После окончания Сумской классической гимназии, поступил в Харьковский университет.
В 1878 году арестован за участие в студенческих беспорядках административно выслан в город Вологду. Университет не закончил. 20 марта 1880 года скрылся с места ссылки. Примкнул к партии «Народная Воля». Работал по организации "Красного Креста" партии "Народная воля" вместе с Ю. Богдановичем.
В период с 27 сентября 1881 года по 23 марта 1882 года, проживал со Смирницкой Н. С. в Москве по Прогонному переулку в доме Волковой, где было организовано нелегальное паспортное бюро "Народной воли". 23 марта 1882 года арестован на квартире со Смирницкой.
Судился судом Особого Присутствия Правительствующего Сената с 28 марта по 5 апреля 1883 года на процессе 17-ти народовольцев. Признан виновным и приговорён к 16 годам каторжных работ. Срок каторжных работ отбывал на Карийской каторге.
В связи с телесным наказанием Сигиды Н. К., протестуя против физических мер наказания для политических каторжан, принял в числе 16 заключённых мужской тюрьмы яд.
Умер 15 ноября 1889 года.

Жена

• Смирницкая, Надежда Симоновна

См. также

• Карийская трагедия

Ссылки

• www.hrono.info/biograf/bio_k/kaluzhny_iv.html
• narodnaya-volya.ru/Person/person10.php

Отрывок, характеризующий Калюжный, Иван Васильевич

– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]