Каменка (приток Яузы)
| Каменка | |
 Устье Каменки | |
| Характеристика | |
|---|---|
| Длина |
7 км |
| [tools.wmflabs.org/osm4wiki/cgi-bin/wiki/wiki-osm.pl?project=ru&article=Каменка+(приток+Яузы) Водоток] | |
| Устье | |
| — Местоположение |
возле Ботанического сада |
| — Координаты |
55°50′26″ с. ш. 37°37′57″ в. д. / 55.840634° с. ш. 37.632382° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.840634&mlon=37.632382&zoom=12 (O)] (Я)Координаты: 55°50′26″ с. ш. 37°37′57″ в. д. / 55.840634° с. ш. 37.632382° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.840634&mlon=37.632382&zoom=12 (O)] (Я) |
| Расположение | |
| Водная система |
Яуза → Москва → Ока → Волга → Каспийское море |
|
| |
| Страна | |
| Регион | |
|
| |
Ка́менка (Ка́шенка, Берёзовка) — река на севере Москвы, правый приток Яузы.
Длина — 7 км. В верховьях называется Берёзовка. Начинается вблизи Савёловского направления Московской железной дороги между платформами Тимирязевская и Окружная, частично заключена в подземный коллектор (вдоль улицы Академика Комарова), затем протекает по поверхности по территории Главного ботанического сада РАН и ВДНХ, образуя каскад из пяти декоративных прудов. В верховьях Каменки находилось сельцо Марфино.
Происхождение названия
Название Каменка широко распространено в славянской гидронимии и, как правило, относится к рекам и ручьям, протекающим по каменистому руслу. Однако нет точных данных о том, какое из двух названий — Каменка или Кашенка — было первоначальным. Возможно, Кашенка — искажение названия Каменка на рукописных географических картах (строчное «м» прочитали как «ш»). Во всяком случае, оба варианта имели употребление в речи местного населения. Также существовал Кашёнкин луг — местность, расположенная к северу от платформы Останкино Октябрьской железной дороги, названная так от пойменных лугов реки Кашенки (Каменки).
См. также
Напишите отзыв о статье "Каменка (приток Яузы)"
Ссылки
- [moscow.gramota.ru/dict.shtml#k Топонимический словарь на сайте проекта «Окликни улицы Москвы»]
| ||||||
| ||||||
Отрывок, характеризующий Каменка (приток Яузы)
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»
