Камень Основания

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Камень Основания, также Краеуго́льный камень (ивр.אבן השתייה‏‎ — эвен а-штия, араб. صخره‎ — сахра) — скала на Храмовой горе, над которой располагалась Святая святых Иерусалимского храма. Считается краеугольным камнем мироздания, поскольку именно с неё Господь начал Сотворение мира[1].



В наше время

По одной из версий, Камень Основания находится внутри мусульманского Купола Скалы, в средине которого возвышается на 1,25—2 метра большая скала длиной 17,7 метров и шириной 13,5 метров. Этот камень в исламе считается священным и окружён позолоченной решёткой, чтобы никто к нему не прикасался.

Тем не менее, это противоречит тому, что известно о Краеугольном камне из еврейских источников. Так, согласно Мишне, он поднимался над почвой всего на три пальца, а видимая теперь скала доходит до двух метров; кроме того, она крайне неровна и заострена вверх, и первосвященник не мог бы ставить на неё кадильницу в Йом Киппур.

Напишите отзыв о статье "Камень Основания"

Примечания

  1. Талмуд, Йома 54б; ср. Таргум Ионатана к Исх. 18:30


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Камень Основания

В антракте в ложе Элен пахнуло холодом, отворилась дверь и, нагибаясь и стараясь не зацепить кого нибудь, вошел Анатоль.
– Позвольте мне вам представить брата, – беспокойно перебегая глазами с Наташи на Анатоля, сказала Элен. Наташа через голое плечо оборотила к красавцу свою хорошенькую головку и улыбнулась. Анатоль, который вблизи был так же хорош, как и издали, подсел к ней и сказал, что давно желал иметь это удовольствие, еще с Нарышкинского бала, на котором он имел удовольствие, которое не забыл, видеть ее. Курагин с женщинами был гораздо умнее и проще, чем в мужском обществе. Он говорил смело и просто, и Наташу странно и приятно поразило то, что не только не было ничего такого страшного в этом человеке, про которого так много рассказывали, но что напротив у него была самая наивная, веселая и добродушная улыбка.
Курагин спросил про впечатление спектакля и рассказал ей про то, как в прошлый спектакль Семенова играя, упала.
– А знаете, графиня, – сказал он, вдруг обращаясь к ней, как к старой давнишней знакомой, – у нас устраивается карусель в костюмах; вам бы надо участвовать в нем: будет очень весело. Все сбираются у Карагиных. Пожалуйста приезжайте, право, а? – проговорил он.
Говоря это, он не спускал улыбающихся глаз с лица, с шеи, с оголенных рук Наташи. Наташа несомненно знала, что он восхищается ею. Ей было это приятно, но почему то ей тесно и тяжело становилось от его присутствия. Когда она не смотрела на него, она чувствовала, что он смотрел на ее плечи, и она невольно перехватывала его взгляд, чтоб он уж лучше смотрел на ее глаза. Но, глядя ему в глаза, она со страхом чувствовала, что между им и ей совсем нет той преграды стыдливости, которую она всегда чувствовала между собой и другими мужчинами. Она, сама не зная как, через пять минут чувствовала себя страшно близкой к этому человеку. Когда она отворачивалась, она боялась, как бы он сзади не взял ее за голую руку, не поцеловал бы ее в шею. Они говорили о самых простых вещах и она чувствовала, что они близки, как она никогда не была с мужчиной. Наташа оглядывалась на Элен и на отца, как будто спрашивая их, что такое это значило; но Элен была занята разговором с каким то генералом и не ответила на ее взгляд, а взгляд отца ничего не сказал ей, как только то, что он всегда говорил: «весело, ну я и рад».