Камень Солнца

Камень Солнца. ок. 1479

Piedra del Sol

Базальт

Национальный музей антропологии, Мехико

К:Скульптуры 1479 года

Камень Солнца (исп. Piedra del Sol), также ошибочно называемый ацтекским календарём, — монолитный базальтовый диск с символическим изображением ацтекской космогонии и солнечного культа.

Монумент имеет 3,60 м в диаметре и 1,22 м в толщину и весит 24 тонны, в настоящее время находится в экспозиции Национального музея антропологии.

Вероятно, представляет собой ритуальный сосуд куаушикалли или алтарь для жертвоприношений темалакатль, изготовление которого не было закончено из-за глубокого разлома. Однако, несмотря на это, камень, скорее всего, использовался во время церемонии тлакашипеуалистли.

C другой стороны, на языке науатль камень назывался «Оллин Тонатиу» («движение Тонатиу» или «обращение Солнца»), что свидетельствует о геоцентрических взглядах ацтеков, характерных для космологических систем древних народов. Также содержит пиктографическое изображение ацтекских представлений о времени.

История

Камень Солнца — один из старейших памятников ацтекской культуры, датируемый примерно 1479 годом. Он находился в одном из храмов Темпло Майор и до обнаружения в 2006 году монолита Тлальтекутли, Камень Солнца считался крупнейшим из найденных в Темпло Майор.

После завоевания Мексики испанцами камень оказался погребен под землей, где и оставался сокрытым до 17 декабря 1790 года, когда был найден на площади Сокало в центре Мехико, в тот же год и почти в том же месте, что и статуя Коатликуэ. Первым исследователем камня был учёный Антонио де Леон-и-Гама, называемый отцом мексиканской археологии. В настоящее время камень занимает почетное место в ацтекском зале Национального музея антропологии, его изображение стало одним из символов ацтекской культуры и известно во всем мире.

Описание и объяснение

На диске в краткой символической форме представлена ацтекская космология. По воззрениям ацтеков, до нашей вселенной существовали и погибли ещё четыре вселенные. В настоящее время мы живем в пятой эре (Четыре Землетрясение), верховным солнцем которой является бог Тонатиу. В его честь следует регулярно приносить человеческие жертвы, дабы не допустить гибели мира.

Центральный диск

В центре диска находится лицо солнечного бога Тонатиу с двумя руками-лапами в браслетах, с глазами и бровями, так как ничто не может скрыться от его взгляда. В каждой руке он держит человеческое сердце, его язык изображен в виде кремнёвого ножа, что символизирует необходимость жертвоприношений для непрерывности движения солнца.

Четыре эры

Четыре квадрата, окружающие божество, олицетворяют четыре солнца — четыре эры, предшествовавшие теперешнему Пятому солнцу.

• В верхнем правом квадрате изображена первая эра Четыре Ягуар, которая закончилась истреблением людей чудовищными ягуарами, появившимся из недр земли. Представляет стихию земли.
• Слева находится эра Четыре Ветер, в конце которой налетели ураганы, а люди превратились в обезьян. Представляет стихию воздуха.
• Под ней изображена эра Четыре Дождь, которая погибла в огненном дожде. Представляет стихию огня.
• В нижнем правом квадрате находится эра Четыре Вода, закончившаяся тем, что мир был затоплен и люди превратились в рыб. Представляет стихию воды.

Стороны света

Кроме того, на центральном диске между эрами изображены знаки сторон света: север со знаком Один Кремень; юг со знаком Один Дождь; восток с царским венцом и запад со знаком Семь Обезьяна. Указывающий на восток — место рождения солнца — венец и знак кремня символизируют верховную власть Теночтитлана и дату рождения Уицилопочтли, бога-покровителя ацтеков.

Первое кольцо

Следующее кольцо представляет символическое изображение ацтекского календаря, состоявшего из двух параллельных: священного и гражданского. Против часовой стрелки расположены пиктограммы двадцати дней священного календаря. Эти двадцать дней в комбинации с тринадцатью числами формировали ритуальный 260-дневный год (тональпоуалли). Также добавлены пять точек, обозначающие пять дополнительных дней по гражданскому календарю (шиупоуалли), который состоял из 18 периодов по 20 дней. Таким образом, в итоге получается 365-дневный гражданский год.

Названия дней (против часовой стрелки):

• Сипактли — Крокодил
• Ээкатль — Ветер
• Калли — Дом
• Куэцпаллин — Ящерица
• Коатль — Змея
• Микистли — Череп
• Масатль — Олень
• Точтли — Кролик
• Атль — Вода
• Ицкинтли — Собака
• Осоматли — Обезьяна
• Малиналли — Трава
• Акатль — Тростник
• Оцелотль — Ягуар
• Куаутли — Орел
• Коскакуаутли — Стервятник
• Оллин — Движение
• Текпатль — Кремневый нож
• Киауитль — Дождь
• Шочитль — Цветок

Второе кольцо

Второе кольцо состоит из квадратов с пятью точками, которые, видимо, символизируют пять дней недели. Кроме того, восемь углов делят камень на восемь частей. Считается, что это солнечные лучи, указывающие в направлении сторон света.

Третье кольцо

На внешнем кольце камень опоясывают две огненные змеи Шиукоатль лицом друг к другу (внизу). У одной лицо наполовину чёрное, у другой красное, что символизирует дуальность — вечную смену дня и ночи. Позади змеиных голов когтистые лапы с глазами, повторяющие руки-лапы Тонатиу на центральном диске. Их тела разделены на отрезки, которые, возможно, олицетворяют 52-летний цикл.

В верхней части диска между хвостами змей находится квадрат, внутри которого вырезана дата 13 Акатль (13 Тростник). Считается, что эта дата соответствует 1479 году, когда была закончена работа над монолитом, а именно во время правления Ашаякатля, по приказу которого он и был изваян.

По самому краю камня вырезаны восемь отверстий, удаленных друг от друга на равные расстояния. Возможно, что Камень Солнца также служил в качестве солнечных часов: в отверстия могли вставляться палки, тень от которых падала на символы диска и таким образом отмечала время суток.

Литература

• Antonio Lorenzo, Uso e interpretación del calendario azteca, Miguel Angel Porrúa, S.A. — 1979 México D.F.
• León y Gama, Antonio de. Descripción histórica y cronológica de las dos piedras: que con ocasión del empedrado que se está formando en la plaza Pricipal de México, se hallaron en ella el año de 1790. Impr. de F. de Zúñiga y Ontiveros, 1792.
• Нерсесов Я. Н. Мифы Центральной и Южной Америки. — М.: Астрель, 2004. — 463 с. С. 160.

Ссылки

• [web.archive.org/web/20071012120421/www.geocities.com/revistaversoados/webpoemas/webpoemarios/paz-piedradesol.htm Piedra de Sol], поэма Октавио Паса
• [www.azteccalendar.com/ Ацтекский календарь]

Отрывок, характеризующий Камень Солнца

Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.