Камер-паж

.

Камер-паж (нем. Kammer, буквально комната, покои; паж, фр. page, от лат. pagius — слуга) — придворный чин, для несения специальной придворной службы, при Высочайшем дворе.

Позднее в него возводились отдельные воспитанники (кадеты, пажи) обучавшиеся в Пажеском Его Императорского Величества корпусе.

История

В первой половине XVIII века, при учреждении придворных чинов в России, по западноевропейскому образцу, вводятся пажи и камер-пажи. Они не имели классных чинов, носили придворную ливрею и потому вместе с прочими низшими служителями Императорского двора назывались «ливрейными служителями». При несении придворной службы пажи делились на смены, по 6 человек в каждой, и подчинялись двум камер-пажам. Конкретные обязанности, до воцарения Елизаветы Петровны не регламентировались, но при Анне Иоанновне пажи и камер-пажи уже приводились к присяге. Не было установлено и сроков дворцовой службы, так же не был определён возраст, в котором детей жаловали званием пажа. От жалования в звание пажа до производства в офицеры, после придворной службы проходило от 5 до 17 лет. Это определялось возрастом и «Высочайшей волей». В среднем пажи служили придворную службу 10 лет (6 лет пажом и 4 года камер-пажом). Пажи не обязательно производились через определённый срок в камер-пажи, как и в камер-пажи иногда зачислялись лица не бывшие до того пажами. По окончании придворной службы и при отчислении от двора камер-пажи, как правило, выпускались в чине поручика гвардии, реже капитана армии, пажи — в чине поручика армии. Ежегодное жалование камер-пажам составляло: — 45 рублей. С 1729 года, было положено жалованье: камер-пажу Высочайшего двора — 180 рублей.

В 1732 году указом Анны Иоанновны, для подготовки дворянских детей к службе был образован Кадетский корпус, позднее, при Елизавете Петровне, Пажеский корпус. В 1800 году при утверждении нового положения, штата и табеля Пажеского Его Императорского Величества корпуса полагалось иметь в нём 16 камер-пажей. Из трёх классов воспитанник, Пажеского Его Императорского Величества корпуса, на 50 пажей, сформировывался один камер-пажеский класс, на 16 камер-пажей.

По положению 1889 года, все воспитанники Пажеского Его Императорского Величества корпуса носили звание (чин) пажей, а при переходе в старший специальный класс, те из них, кто удовлетворял определённым требованиям как было сказано «по успехам в науках и по поведению», производился в камер-пажи, которые несли специальную придворную службу. Все воспитанники Пажеского корпуса в период обучения считались причисленными к императорскому двору и систематически несли караульную службу. Большой честью и привилегией считалось возведение пажа в придворный чин камер-пажа. Однако на это могли рассчитывать только лучшие из лучших, свободно владеющие иностранными языками, отличившиеся в учёбе, имевшие образцовое поведении и воспитание.

Камер-пажи были прикреплены и несли службу при императрице и великих княгинях во время балов, торжественных обедов, официальных церемоний и других мероприятий, где их присутствие было обязательным по протоколу. Количество камер-пажей варьировалось в зависимости от количества августейших особ и членов императорской семьи.

Общий порядок был такой: при императоре — один камер-паж, назначенный сержант-майором, при каждой императрице (вдовствующей и действующей) — по два камер-пажа, и при каждой из великих княгинь — по одному камер-пажу. Ещё один камер-паж назначался запасным камер-пажом на случай болезни одного из камер-пажей. Таким образом, в 1896 году, когда имелось девять великих княжон и две императрицы, несли почётную придворную службу 14 камер-пажа и один был запасным. До 1802 года, в придворной службе существовал чин лейб-пажа, в 1907 году восстановленный в виде чина старшего камер-пажа.

Камер-пажи по правовому положению (статусу) приравнивались к фельдфебелям гвардии, старшие камер-пажи — к подпрапорщикам гвардии. Выпуск по первому разряду из корпуса «в армию тем же чином» на самом деле не практиковался. По четвёртому разряду из корпуса выпускались камер-пажи (что бывало крайне редко) — подпрапорщиками в гвардию или прапорщиками в армию.

Во время Бородинских празднеств (1912 год) Государь Император соизволил произвести всех пажей, выполнивших условия для производства (перешедшие в старший специальный класс с 9 баллами в "среднем по учению и I разрядом по поведению) в камер-пажи.

Форма одежды

Вся форма одежды камер-пажам, до корпуса, выдавалась от придворной конторы и называлась придворной ливреей и разделялась на ежедневную и парадную — статс-ливрею. Первая изготавливалась ежегодно, а вторая — к особо торжественным случаям, и были собственностью Императорского двора. При выпуске камер-пажа в офицеры, ливрея и статс-ливрея оставались при дворе. По приказу Анны Иоанновны на изготовление ежегодной ливреи удерживалось из камер-пажеского жалования — 40 рублей, соответственно на эту сумму уменьшалось и жалование камер-пажей.

Знаки различия

В отличие от пажей, в корпусе, камер-пажи носили на погонах две поперечные нашивки, на форме одежды (городских мундирах) добавочные галуны, на задних карманах, шпоры и вместо тесаков — шпаги.

Выпускники (года)

• князь Николай Лонгинович Барклай де Толли Веймарн
• Александр Гершельман (1913)

Литература

• И.Н. Российский, Камер-паж (Драматическая фантазия в трех действиях (1865 год)), Москва, «Искусство», 1976 год
• Пажеский корпус за сто лет / Сост. Д. М. Левшин. Санкт-Петербург: Пажеский юбилейный комитет. 1902
• Фрейман О. Р. Пажи за 185 лет: Биографии и портреты бывших пажей (1711—1896). Г. Фридрихсгамн, Типография Акционерного Общества. 1894-1897
• Св. воен. пост., кн. XV (изд. 2).
• Лалаев, «Исторический очерк военно-учебных заведений с 1700 по 1880 г.»;
• Милорадович, «Материалы для истории Пажеского Его Имп. Величества корпуса». См. Паж.
• Журнал «Кадетская перекличка» № 16 1976 г., № 53 1993 г.
• Журнал «Гардемарин», 13 января 1993 г.
• [www.regiment.ru/reg/VI/C/1/1.htm Русская императорская армия.]
• Толковый словарь Ефремовой, Т.Ф. Ефремова, Москва, 2000 год.

Ссылки

• [www.xxl3.ru/kadeti/pazheski.htm Пажеский Его Величества корпус]
• [www.columbia.edu/cu/lweb/eresources/exhibitions/pages/index.html Российский императорский корпус пажей. Онлайн-каталог выставки // Библиотека редких книг и манускриптов (Rare Book & Manuscript Library, RBML) Колумбийского Университета]  (англ.)
• [dlib.rsl.ru/viewer/01003548858 Пажи за 185 лет : Биогр. и портр. бывших пажей с 1711 по 1896 г.] / Собр. и изд. О. фон Фрейман. — Фридрихсгамн: тип. Акц. о-ва, 1894—1897.

Отрывок, характеризующий Камер-паж

Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.


Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.