Камимура Хиконодзё

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Камимура Хиконодзё

Адмирал Камимура (с почтовой открытки)
Дата рождения

1 мая 1849(1849-05-01)

Место рождения

Кагосима, Сацума, Япония

Дата смерти

8 августа 1915(1915-08-08) (66 лет)

Место смерти

Токио, Япония

Принадлежность

Японская империя

Род войск

Императорский флот Японии

Годы службы

18711914

Звание

адмирал

Сражения/войны

Война Босин
Японо-китайская война
Русско-японская война
Бой в Корейском проливе
Цусимское сражение

Камимура Хиконодзё (яп. 上村彦之丞 камимура хиконодзё:?, 1 мая 18498 августа 1916) — японский адмирал, командовавший вторым флотом Японской империи в русско-японскую войну, в частности, битве в Корейском проливе и в Цусимском сражении.



Биография

Родился в семье самурая в княжестве Сацума (современная префектура Кагосима), служил пехотинцем во время войны Босин. После реставрации Мэйдзи стал одним из первых кадетов в Военной академии Императорского флота Японии, получил звание лейтенанта в 1879 году.

Служил в младшем офицерском составе на нескольких судах в 1880-х, первым кораблём, переданным в командование Камимуре, стала в 1891 году канонерская лодка Мая (англ.). Через два года Камимура получил в командование канонерскую лодку Тёкай (англ.).

После начала Японо-китайской войны в 1894 году Камимуре поручили крейсер Акицусима, отличившийся в Ялуцзянском сражении 17 сентября 1894 года[1]. Камимура стал известен во флоте как нелюдимый и храбрый капитан, в самурайской традиции.

Посещал Великобританию на борту броненосца Асахи в 1899—1900, в это врем получил звание контр-адмирала. В войны Камимура занимал несколько постов в министерстве флота, командовал различными суднами. В 1903 году получил звание вице-адмирала.

В начале войны с Россией, был командующим второй японской эскадрой. Получил приказ задержать крейсерскую эскадру русского императорского флота у Владивостока. 22 февраля подверг слабой и не имевшей результата бомбардировке Владивосток; затем в течение нескольких месяцев крейсировал в Японском море, охраняя японские суда и японские берега от нападений русской Владивостокской эскадры и гоняясь за последней, но без успеха. После того, как русские корабли избежали сражения и потопили японские транспортные корабли, Камимура подвергся жёсткой критике, его особняк в Токио подвергся налёту, газеты писали, что Камимура должен совершить самоубийство.

Ему удалось вернуть себе имя, затопив крейсер «Рюрик» и серьёзно повредив крейсера Россия и Громобой 14 августа 1904 в бою за Ульсан, не понеся серьёзного ущерба. Это сражение принесло ему славу как в правительстве, так и среди населения. 8 августа он настиг около Корсакова (на Сахалине) крейсер «Новик» (из порт-артурской эскадры), прорвавший блокаду Того, экипаж которого, после принятого боя, принял решение о затоплении корабля. Камимура командовал битвой в Цусимском проливе с крейсера Идзумо 27 мая 1905 года. После этого отношения к Камимуре совершенно изменились, и он стал считаться одним из лучших моряков Японии.

Назначен командиром Йокосукского военно-морского округа в 1905. В 1909 получил командование над Первым флотом Японской империи. Получив титул «дансяку» (барон в кадзоку), стал полным адмиралом через два года, 1 декабря 1910. В следующем году вошёл в Высший военный совет. Первого мая 1914 года ушёл в запас. Умер в 1916 году, похоронен в храме Мёхон-дзи (яп.) в Камакуре.

Напишите отзыв о статье "Камимура Хиконодзё"

Примечания

  1. Paine, The Sino-Japanese War

Литература

Отрывок, характеризующий Камимура Хиконодзё

– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.