Каминьский, Марек
Поделись знанием:
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?
Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
| Марек Каминьский |
Марек Камински (польск. Marek Kamiński; род. 24 марта 1964, Гданьск) — польский путешественник, полярник, автор книг, предприниматель. Первый и единственный человек в мире, который покорил оба полюса Земли в течение одного года, без помощи извне: 23 мая 1995 года вместе с Войцехом Москалем добрался до Северного полюса, а 27 декабря 1995 года самостоятельно покорил Южный полюс.
Вырос в Полчин-Здруе (Поморье). В 1982 году окончил II Общеобразовательный лицей им. Владислава Броневского в г. Кошалине. Учился в Варшавском университете на факультетах философии и физики. Является основателем и совладельцем фирмы Invena S.A. а также основателем Фонда Марека Каминского. Владеет восемью языками: английским, немецким, итальянским, французским, испанским, норвежским, русским и японским.
Живёт в Сопоте с женой Катажиной и дочерью Полей.
Содержание
Важнейшие экспедиции
- 1977 — Дания — первая самостоятельная экспедиция, поездка на грузовом судне до порта Аалборг;
- 1977 — Марокко — поездка на корабле до порта Сафи;
- 1984 — СССР (сейчас территория России), Скандинавия, Германия, Румыния, Болгария, Греция, Турция и Югославия — путешествие автостопом;
- 1985 — Куба, Мексика (Мexico DF, Yucatan, Chiapas) — путешествие автостопом;
- 1987 — Куба, Мексика (Мexico DF, Yucatan, Oaxaca, Chichuahua, Chiapas) — путешествие автостопом;
- 1990 — Шпицберген — первая самостоятельная полярная экспедиция (около 350 км на лыжах);
- 1993 — «TransGrenland Expedition» первый переход поляками Гренландии, вместе с Войцехом Москалем (около 660 км за 35 дней);
- 1995 — «Поляки на полюс» — покорение Северного Полюса с острова Ward Hunt Island, вместе с Войцехом Москалем (770 км за 72 дня);
- 1995 — «Поляк на полюсах» — покорение в одиночку Южного Полюса, с острова Berkner Island (1400 км за 53 дня);
- 1996/1997 — «Solo TransAntarctica» — попытка пересечения Антарктиды в одиночку (1450 км);
- 1997/1998 — Антарктида — пересечение гор Ellsworth, покорение вершины Mount Vinson вместе с Лешеком Цихим;
- 1998 — Килиманджаро в Танзании и гора Косцюшко в Австралии;
- 1998 — Боливия — экспедиция в Боливийские Анды, покорение вершины Huayana Potosi, путешествие в долину Амазонки, вместе с Borge Ouslandem;
- 1999 — переправа через Атлантический океан на яхте «Гемини», вместе с Анджеем Пётровским;
- 1999 — «Earth Expedition» — переход через Пустыню Гибсона в Австралии (700 км за 60 дней);
- 2000 — «Race 2000» — переправа через Атлантический океан на катамаране «Polfarma — Warta», вместе с Романом Пашке;
- 2000 — «Greenland Expedition 2000» — пересечение Гренландии, вместе с Войцехом Островским (600 км за 13 дней);
- 2000 — «Amazon Source 2000» — экспедиция к истокам Амазонки под патронатом National Geographic Society;
- 2001 — Занзибар и Килиманджаро в Танзании, вместе с Катажиной Писерой;
- 2001 — «North Pole 2001» — экспедиция в роли проводника первых польских туристов на Северный Полюс;
- 2001 — Dolomity — экспедиция в центрально-восточную часть, Cortina d’Ampezzo, вместе с Катажиной Писерой и Лешеком Цихим;
- 2002 — экспедиция на Северный Полюс в роли проводника;
- 2002 — Dolomity — экспедиция в центрально-восточную часть, Marmolada;
- 2003 — Путешествие в Святую Землю — Иерусалим, Цезария, Нетания, Мосада, Тель-Авив, Яфа, вместе с Катажиной Писерой;
- 2004 — «Вместе на полюс» — экспедиция на два полюса в течение одного года, вместе с подростком-инвалидом Янеком Мелой, Войтехом Островским и Войтехом Москалем (Северный полюс);
- 2005 — «На понтоне по Балтийскому морю» — пятидневное путешествие в связи с празднованием 25-летия «Солидарности», вместе с Мирославом Кукулой и Войцехом Островским;
- 2006 — «Baby on Board — с Полей по Польше» — путешествие по Польше, вдоль течения Вислы, вместе с женой Катажиной и дочерью Полей;
- 2007 — «Baby on Board — с Полей по миру» — путешествие в Норвегию (Осло, Finnmarksvidda, Lofoty, Flamsbana) вместе с женой Катажиной и дочерью Полей.
Библиография
Марек Камински является автором следующих книг о путешествиях:
- Мои полюса. Дневник экспедиций 1990—1998, Ideamedia, Гданьск 1998 — книга награждена премией Артуса в категории «Лучшая Книга Года 1998» и премией «Янтарная Бабочка» в Конкурсе им. А. Федлера на лучшую польскую книгу на тему путешествий и краеведения.
- Мои экспедиции, Pascal, Бельско-Бяла 2001
- Вместе на полюс, Фонд Марека Каминского, Гданьск 2005
а также соавтором книг:
- Славомир Сверпель, Марек Каминьски, Войцех Москаль, Не только полюс, Muza S.A., Варшава 1996
- Яцек Бунш, Марек Камински, Польская Почта или невероятные приключения одного письма, Издательство Европа, Вроцлав 2000
Кроме того, его статьи и фотографии публиковались в многочисленных журналах, в том числе в «National Geographic» и «Voyage».
Фильмография
- Покорение Северного Полюса, реж. Й. Сурдел (1995)
- Два полюса за один год. Арктика, реж. Й. Сурдел (1995)
- Два полюса за один год. Антарктика, реж. Й. Сурдел (1996)
- В том году в Патриотт Хиллс, реж. Й. Сурдел (1996)
- Третий полюс. Прерванная экспедиция, реж. Й. Сурдел (1997)
- Transantarctica 96/97, реж. Й. Сурдел (1997)
- Зачем? Экспедиция на Mt. Vinson, реж. В. Островски (1998)
- Мужской портрет изнутри, реж. Ф. Байон (1999)
- Гренландия за спиной Марека Каминского, реж. В. Островски (2000)
- Вместе на полюс, реж. В. Островски (2005)
- White out. Путешествие за тень, реж. В. Шумовски (2005)
- На понтоне по Балтийскому морю, реж. В. Островски (2005)
- С Полей по Польше, реж. В. Шумовски (2007)
Важнейшие награды
- Титул «Молодой Бизнесмен Года 1994» в польской программе международного конкурса «World Young Achiever» (1994)
- «Крест Кавалера Ордена Возрождения Польши» за покорение Северного Полюса, вручённый президентом Лехом Валенсой (1995)
- «Золотая Медаль Министра Спорта» за покорение Северного Полюса (1995)
- «Восхождение Года» за покорение обоих полюсов в одном году, награда организации «Знамя Молодых» (1995)
- «Награда TV Polonia» за прославление Польши и всего польского (1996)
- «Медаль Св. Войцеха», почётная награда Городского Совета Гданьска, за прославление Гданьска в мире (1997)
- «Янтарная Бабочка» в конкурсе А. Федлера за книгу Мои полюса. Дневники экспедиций 1990—1998 (1999)
- «Explorer 2000 — Тем, кто осмеливается открывать», признана на фестивале Explorers Festival в Лодзи (2000)
- «Бабочка 2003», награда Фонда Йоланты Квасьневской, за отвагу и показ инвалидов как полноправных членов общественной жизни (2004)
- Диплом движения «Красивейшая Польша» за создание красоты, которой мы можем гордиться перед миром" (2004)
- «Super Kolos 2004» за величайший в истории польских полярных исследований спортивный подвиг, каким было покорение 23 мая 1995 г. Северного Полюса (2004)
- «Диплом Министра Иностранных Дел» за выдающиеся заслуги в популяризации Польши в мире (2005)
- «Золотой Жираф» за Стиль Общественной Чувствительности, награда журнала «Styl Życia» (2005)
- «Бесстрашный защитник больных и инвалидов», медаль Митрополита Гданьского Его Преосвященства Ксёндза Тадеуша Гоцловского (2005)
- Титул «Посла Ганса Христиана Андерсена» за заслуги в популяризации прав человека, ценностей и возможностей человека, а также укрепление веры в эти ценности среди инвалидов и детей (2005)
- «Бизнес и увлечение — Тем, кто добился успеха на профессиональном поприще и умеет жить красиво и интересно» присуждена на фестивале Explorers Festival в Лодзи (2006)
- Мемориальная доска в Аллее Звёзд во Владиславове — «Человеку с несгибаемой волей и страстью к спорту» (2006)
- «Медаль Св. Брата Альберта» за доказательство того, что инвалид может быть полноправным участником общественной жизни, реализовать трудные задания и исполнять свои мечты (2007)
- «Специальный Приз International TourFilm Festival Plock» за выдающиеся достижения в области туризма и популяризацию Польши в мире (2007)
- Запись в Книге Рекордов Гиннесса, раздел: Человеческие Способности — Открыватели: «Первый на обоих полюсах в одном и том же году» (1995)
- Титул Почётного Гражданина городов Кошалин, Полчин-Здруй и волости Тарлув.
Организации
Марек Камински является членом следующих организаций:
- Союз Польских Литераторов
- Комитет Полярных Исследований Польской Академии Наук (почётный член)
- Сопотский Яхт-клуб
Лекции
Марек Каминьски выступал со многими лекциями в Польше, США и др. странах, в том числе на Антарктиде. Презентации в сочетании с большим количеством демонстрируемых фотографий с экспедиций, являются захватывающе интересными и инспирирующими. Темы:
- Как невозможное становится возможным
- Экспедиции на краю мечты
- Преодоление препятствий
- Мотивация
- Риск — как им управлять до и в процессе реализации проекта
- Сотрудничество и взаимное доверие
- Как покорять свои полюса
Ведёт также практические занятия и курсы для крупнейших польских и зарубежных корпораций, банков и страховых агентств.
Фонд Марека Каминьского
Фонд Марека Каминьского был основан в 1996 году. Он занимается созданием и координированием образовательных программ, организацией сбора денег на протезы для нуждающихся в них людей а также лагерей для инвалидов. Среди целей, описанных в уставе Фонда, находится также исследование полярных районов и других мест на земном шаре, популяризация полярных исследований и экологии, а также популяризация молодых участников экспедиций.
Важнейшие достижения Фонда:
- «Поможем больным детям исполнять их мечты», первая акция, в результате которой был основан Фонд. На собранные деньги были куплены капельницы для детей, а также оказана финансовая поддержка при капитальном ремонте Отделения Детской Химиотерапии Медицинской Академии в Гданьске (1995)
- «Solo TransAntarctica», организация полярной экспедиции, частью которой была Международная Образовательная Программа в сети Интернет (1996/1997)
- организация поездки двоих детей из детских домов в городе Елк и Остролека на Антарктиду во время Рождества. Поездка была главным призом в конкурсе знаний на тему Южного Полюса (1996/1997)
- организация экспедиции на Mount Vinson, самый высокий горный пик Антарктиды (1996/1997)
- организация для детей конкурса знаний об Австралии во время экспедиции — перехода через Пустыню Гибсона. Главный Приз от Фонда — поездка победителя в Сидней (1999)
- «Вместе на полюс», организация экспедиций Марка Каминского с мальчиком-инвалидом, Яном Мелой на оба полюсы Земли (2004)
- «Дай другим шанс», сбор средств на покупку протезов для нуждающихся в них людей во время первой экспедиции «Вместе на полюс». Собранная сумма — 733 227 злотых была передана на финансирование покупки протезов для 65 человек со всей Польши (2004)
- «Школа под полюсом», организация образовательной акции (2004)
- Всемирный День Больного — акция передачи 10 000 экземпляров книги «Великое путешествие Лули» детям, находящимся в этот день в больницах по всей Польше (февраль 2005)
- «Школы преодоления границ», организация бесплатного лагеря для детей-инвалидов. В течение двух недель тридцать молодых людей участвовало в спортивных, а также различных тематических мероприятиях (июль 2005)
- «Помощь Пакистану», сбор помощи для жертв землетрясения в Пакистане (ноябрь 2005)
- Галерея
Напишите отзыв о статье "Каминьский, Марек"
Литература
- Катажина Вежба, Покорители Мира, издательство Esprit, Краков 2004
- Малгожата Окупник, Автобиографии польских спортсменов-отшельников, Издательство Officina TUM, Гнезно 2005
- Под ред. Стива Белла, Корона Земли, Издательство Pascal, Бельско-Бяла 2001
- Рышард Бадовски, Открытие Мира, Издательство Pascal, Бельско-Бяла 2001
- Joost Cohensius, Marc Cornelissen, Edmond Öfner, Henk Leyen, Origin Aarde Xpedition Australiё to the source, Издательство V+K, Blaricum 1999
Ссылки
- www.kaminski.pl
- www.fundacja.kaminski.pl
- www.babyonboard.pl
- www.wyprawy.kaminski.pl
- www.szkola.kaminski.pl/linki.php
- old.kaminski.pl/
Отрывок, характеризующий Каминьский, Марек
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?
Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
