Каммингс, Джим
Поделись знанием:
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.
По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.
В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.
| Джим Каммингс | |
| Jim Cummings | |
 Каммингс в январе 2015 года | |
| Имя при рождении: |
Джеймс Джона Каммингс; |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: |
Янгстаун, Огайо, США |
| Гражданство: | |
| Профессия: |
актёр озвучивания |
| Карьера: |
1984 — наст. время |
Джеймс Джона «Джим» Каммингс (англ. James Jonah «Jim» Cummings; род. 3 ноября 1952 года, Янгстаун, Огайо, США) — американский актёр озвучивания (почти 100 ролей). Известен как по классическим мультфильмам («Аладдин» и «Король Лев»), так и по современным работам («Би Муви: Медовый заговор», «Принцесса и лягушка», серия мультфильмов о Винни-Пухе).
Содержание
Биография
Переехав в Новый Орлеан, он проектировал и красил карнавальные процессии, работал на речной пристани, пел и играл на барабанах в местной рок-группе.
После женитьбы переехал в Анахайм (Калифорния), где в начале 1980-х управлял видеомагазином.
В конце 1984 дебютировал как актёр озвучивания.
Карьера
В 1988 в The Walt Disney Company стал голосом Винни-Пуха (заменил Хэла Смита), в 1990 начал озвучивать Тигру, заменив Пола Уинчелла (хотя Уинчелл иногда продолжал озвучивать Тигру до 1999). Когда у актёра Джереми Айронса (голос Шрама в фильме «Король Лев») появились проблемы с голосом во время записи песни Be Prepared, Каммингс заменил его на оставшейся части песни.
Озвучивал Черепашек-ниндзя в «Черепашки мутанты ниндзя», «Cartoon All-Stars to the Rescue» и «Teenage Mutant Ninja Turtles: Turtles in Time». Его первые пять компьютерных анимационных фильмов: «Муравей Антц», «The Nuttiest Nutcracker», «Шрек», «Джимми Нейтрон, вундеркинд» и «Микки: И снова под Рождество».
В студиях The Walt Disney Company он озвучил несколько «тяжёлых» характеров, включая «Приключения мишек Гамми», (стал голосом Колдуна Гамми (Zummi Gummi) после отказа от роли Пола Винчелла), «Утиные истории», «Чип и Дейл спешат на помощь», «Чёрный Плащ», «Гуфи и его команда», «Чокнутый», «Гаргульи», «Мышиный дом», «Геркулес», «Горбун из Нотр-Дама» и «Покахонтас)».
Голосом Каммингса говорят Минск в игре Baldur’s Gate II: Shadows of Amn и Дриззт До’Урден в игре Baldur’s Gate: Dark Alliance. Он дал голоса персонажам игр Kingdom Hearts и Clay Fighter 63⅓.
Озвучивал также и юные характеры (Witterquick из Visionaries: Knights of the Magical Light и Glatorian Ackar в Bionicle: The Legend Reborn).
Фильмография — озвучивание
Телевидение
 |
Эта статья или раздел содержит незавершённый перевод с английского языка. Вы можете помочь проекту, закончив перевод.
|
- Adventures in Odyssey — Larry Walker, King Lawrence
- Команда спасателей Капитана Планеты — Sly Sludge (эпизоды Hanna-Barbera)
- Марсупилами — Maurice, Norman
- Приключения мишек Гамми — Zummi Gummi, Chummi Gummi
- 1984—1988 The Transformers — Астрофакел, Громкоголосый
- 1986 Дракон-полицейский — Dragon
- 1986—1993 Perfect Strangers — дополнительные персонажи
- 1987 Визионеры, рыцари магического света — Witterquick & the Bearer of Knowledge
- 1987—1990 Утиные истории — Эль Капитано
- 1987—1996 Черепашки мутанты ниндзя — Шреддер (1991 and European Vacation Alternate), Кожеголовый, Genghis Frog, Dirk Savage, Dirtbag, Merlin, Drakus/Beserko, Doomquest
- 1989 Rude Dog and the Dweebs — Satch
- 1989— Симпсоны — Duncan the Horse
- 1989—1990 Чип и Дейл спешат на помощь — Рокфор (в пятичастном пилоте и в сезоне 2), Толстопуз, профессор Нимнул, Wart the Lizard
- 1989—1991 Динозаврик Динк — Tubble, Fleetfoot
- 1989—1996 Байки из склепа — Judge Vic «Leave 'Em Hanging» Johnson
- 1990 Герои мультфильмов приходят на помощь — Винни-Пух, Тигра
- 1990—1991 Виджит спешит на помощь — Megabrain
- 1990—1991 Чудеса на виражах — Дон Карнаж, Луи, Trader Moe, Ковингтон
- 1991 Где Уолли? — рассказчик
- 1991 Пираты тёмной воды — Skorian, Ioz (2-й сезон)
- 1991—1992 Чёрный Плащ — Чёрный Плащ, Чёрный Воин, АнтиПлащ, Warden Waddlesworth, Герберт Мадлфут, Профессор Молиарти
- 1991—1995 Тасманский дьявол — Таз, Buddy Boar, Bushwhacker Bob, Wendel T. Wolf
- 1992—1993 Семейка Аддамс — Lurch, Fingers
- 1992—1993 Wild West C.O.W.-Boys of Moo Mesa — Dakota Dude, Skull Duggery, Jack
- 1992—1993 Гуфи и его команда — Пит
- 1992—1994 Русалочка — Ebb the Male Crocodile
- 1992—1995 Бэтмен — Tygrus (эпизод «Tyger, Tyger»)
- 1993 Adventures of Sonic the Hedgehog — Роботник и Скратч (в пилотном выпуске)
- 1993—1994 Sonic the Hedgehog — Доктор Роботник, SWATbots, Nasty Hyena member (Fed Up With Antoine)
- 1993—1994 Кро — Phil, Ogg, Murray
- 1993—1994 Коты быстрого реагирования — Mayor Manx, Feral’s Sergeant
- 1993—1994 Чокнутый — Чокнутый, Счастливчик Пикель и др.
- 1993—1995 Два глупых пса — Super Secret Secret Squirrel’s Morroco Mole
- 1993—1996 Новая жизнь Рокко — дополнительные голоса
- 1993—1998 Озорные анимашки — рассказчик
- 1994 Roger Rabbit’s Car Toon Spin (аттракцион в Диснейленде) — Baby Herman
- 1994 Повелитель страниц — Long John Silver
- 1994—1995 Ночная жизнь мистера Бампа — Mister Bumpy, Destructo, Closet Monster
- 1994—1995 Аладдин — Расул
- 1994—1996 Железный человек — MODOK, Whirlwind, Dreadknight, Backlash и президент Билл Клинтон
- 1994—1996 Тик-герой — Thrakkorzog, Barry Hubris, Stalingrad, Captain Decency, Mister Mental, Multiple Santa, Leonardo Da Vinci
- 1994—1997 Дакмен — Big Jack Mcbastard
- 1994—1997 Гаргульи — Dingo и др.
- 1994—1998 Человек-паук — Shocker, Chameleon
- 1995—1996 Червяк Джим — Psycrow, Bob the Killer Goldfish и др.
- 1995—1996 The Hot Rod Dogs and Cool Car Cats — Scarhood.
- 1995—1996 Король лев: Тимон и Пумба — Ed, Smolder the Bear, Pumbaa’s Uncle Borris, Bruce the Blue Crab, Eddie the Pink Snake, Additional Voices
- 1995—1997 Маска — Doyle (Lieutenant Kellaway’s partner), Kablamus и др.
- 1995—1997 The Twisted Tales of Felix the Cat
- 1995—1997 Фриказоид! — сенатор Janos Ivnovels
- 1995—2002 Сильвестр и Твити: Загадочные истории — Moo Goo Guy Pan, Sam Ficus
- 1996 Project G.e.e.K.e.R. — Mister Moloch and Will Dragonn
- 1996 Кряк-Бряк — дополнительные голоса
- 1996—1997 Road Rovers — General Parvo
- 1996—1998 Детёныши джунглей — Kaa, Fred, Jed
- 1996—1999 На замену — Various
- 1996—2000 Приключения из книги добродетелей — Aristotle
- 1996—2003 Лаборатория Декстера — Красный Глаз (в Фотофинише)
- 1997—1999 101 далматинец — Colonel, Mayor Ed Pig, Джаспер
- 1997—1999 Коровка и Петушок — дополнительные голоса
- 1997—2000 Пеппер Энн — Mr. Carter (Pepper Ann’s science teacher) and some one-shot characters
- 1997—2010 Царь горы — C. Everett Koop, Pops Papacito, Mark McJimsey, Salesman, Bounty Hunter, Jimmy Helstrom
- 1998 Вторжение в Америку — Major Lomack
- 1998—1999 Секретные материалы псов-шпионов — Bald Spokesperson, Flea Leader, Von Rabie, Catastrophe
- 1998—2001 Новые приключения Винни-Пуха — Винни-Пух, Тигра
- 1998—2002 Котопёс — Cat
- 1998—2005 Суперкрошки — Fuzzy Lumpkins
- 1998—2009 ChalkZone — Skrawl
- 1999 Вуди Вудпеккер — различные
- 1999—2000 Mickey Mouse Works — Pete, Humphrey the Bear
- 1999—2002 Кураж — трусливый пёс — The Great Fusilli
- 2000—2001 Приключения Базза Лайтера из звёздной команды — Senator Aarrfvox
- 2000—2001 Субботним вечером в прямом эфире — Papa Smurf, Gargamel (TV Funhouse sketch)
- 2000—2005 Приключения Джеки Чана — Hak Foo (1-й сезон)
- 2001— The Looney Tunes Show — Тасманский дьявол
- 2001—2003 The Book of Pooh — Винни-Пух, Тигра
- 2001—2003 Легенда о Тарзане — Tantor, Merkus
- 2001—2003 Мышиный дом — Пит, Хамфри Медведь, Король Луи, Большой Злой Волк, цензурные мартышки, Эд, Тигруля, Винни-Пух, Горилла, Каа, Расул, Tiki Masks, Хорьки, Зик, Чеширский кот, Рокфор, мистер Сторк, Джаспер, Полковник Хатхи, Сирил, Отто, Shun Gun, Бумер, Porcupine, церковная мышь, Deacon Owl, Gideon, Colonel, Цветочек (взрослый), Сир Эктор, King Duke, Doc
- 2001—2010 Волшебные родители — дополнительные голоса
- 2002—2004 Оззи и Дрикс — Chief Gluteus
- 2002—2005 Что новенького, Скуби-Ду? — Cyrus T. Buford, Crawdad Mike, Broderick Bosepheus
- 2002—2006 Приключения Джимми Нейтрона, мальчика-гения — Mayor Quadar, Ultra Lord, Cap’n Betty, Atilla The Hun
- 2002—2010 Cyberchase — Mr. Zero («A World Without Zero»)
- 2003 Город тачек
- 2003—2006 Юные Титаны — Master of Games and Wildebeest («Winner Take All»)
- 2003—2008 Ужасные приключения Билли и Мэнди — Nasalmancer, Biker,Additional Voices
- 2004 Бэтмен — Temblor
- 2004—2006 Чародейки — Tridart, Harold Hale, Zacharias
- 2005— Робоцып — Morton, Doctor, Lex Luthor
- 2006 Любопытный Джордж — Chef Pisghetti; Jumpy Squirrel; Mister Quint
- 2006— Клуб Микки Мауса — Pete, Humphrey the Bear, Frog, Sparky, Clyde
- 2007—2008 Анималия — Dagmont Dragon
- 2007—2010 Мои Друзья Тигруля и Винни — Винни-Пух, Тигра, Beaver
- 2007—2010 Чаудер — Alligator
- 2008—2013 Звёздные войны: Войны клонов — Хондо Онака
- 2008- Пингвины из Мадагаскара — Ridiculously Deep and Chrome Claw в «Dr. Blowhole’s Revenge»
- 2008—2008 Команда нашего двора — Vin Moosk (русский голос)
- 2008—2009 Новые приключения Человека-Паука — Crusher Hogan
- 2009— Фанбой и Чам-Чам — Professor Flan
- 2009 Рождественский Мадагаскар — Lead Reindeer
- 2009—2011 Отряд супергероев — Thanos (2 сезон)
- 2010— Скуби-Ду! Корпорация загадка — Captain Caveman
- 2010— Планета Шина — Ultra Lord (1й эпизод: Cutting the Ultra-Cord)
- 2013— Бен 10 Омниверс — Вэкс
- 2015— Звездные войны: Повстанцы — Хондо Онака
Фильмы
Игры
| Год | Название | Роль |
|---|---|---|
| ? | Animaniacs | Сам себя, Радио |
| ? | Серия игр Army Men | Все голоса кроме женских |
| ? | Серия игр Baldur’s Gate | Минск, Firkraag, Gorion, Tazok, Abazigal, Gromnir Il-Khan, Demogorgon |
| ? | Серия игр Kingdom Hearts | Пит, Винни-Пух, Тигра, Эд, судья Клод Фролло |
| 1990 | Ys: Book I&II | Dalles |
| 1991 | Teenage Mutant Ninja Turtles: Turtles in Time | Leatherhead и Шреддер |
| 1994 | Quest for Glory: Shadows of Darknes | Boris, Hans |
| 1996 | Toonstruck | Feedback, B.B. Wolf, Dough, Snout, Seedy, Warp |
| 1997 | ClayFighter 63⅓ | Bad Mr. Frosty, Houngan, Sumo Santa |
| 1997 | Fallout | The Master, Set, Gizmo |
| 1997 | The Lost Vikings 2 | Olaf the Stout, Tomator |
| 2000 | Icewind Dale | Arundel, Hrothgar, дополнительные голоса |
| 2000 | Mickey's Speedway USA | Пит |
| 2002 | Disney's Magical Mirror Starring Mickey Mouse | Title Narrator, Mysterious Ghost, «Spooky Voice», Handy Hand |
| 2007 | Clive Barker's Jericho | Arnold Leach |
| 2007 | Looney Tunes: Acme Arsenal | Таз |
| 2009 | Dragon Age: Origins | |
| 2009 | Marvel: Ultimate Alliance 2 | Тор |
| 2010 | Alpha Protocol | Conrad Marburg |
| 2010 | Epic Mickey | Пит (как Small Pete, Big Bad Pete, Petetronic и Pete Pan) |
| 2010 | Lara Croft and the Guardian of Light | Totec, Lara’s Partner, Xolotl |
| 2010 | Marvel Super Hero Squad: The Infinity Gauntlet | Thanos |
| 2010 | Mass Effect 2 | Urdnot Wreav, Patriarch, Normandy crew member, Cerberus scientist |
| 2010 | Spider-Man: Shattered Dimensions | Крэйвен-охотник, Гоблин, Tinkerer |
| 2010 | Splatterhouse | The Terror Mask |
| 2011 | Nicktoons MLB | Ultra Lord |
| 2011 | The Elder Scrolls V: Skyrim | Thadgeir, Olfrid Battle-Born, Vignar Gray-Mane, Logrulf the Willful, Festus Krex |
Напишите отзыв о статье "Каммингс, Джим"
Примечания
- ↑ В русском дубляже Тигруля
Ссылки
- Джим Каммингс (англ.) на сайте Internet Movie Database
Отрывок, характеризующий Каммингс, Джим
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.
По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.
В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.
