Камозин, Павел Михайлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Павел Михайлович Камозин
Дата рождения

3 (16) июля 1917(1917-07-16)

Место рождения

Бежица (Орловская губерния, Российская империя)

Дата смерти

24 ноября 1983(1983-11-24) (66 лет)

Место смерти

Брянск (СССР)

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

Военно-воздушные силы

Годы службы

1937—1946

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Часть

269-й истребительный авиационный полк,
66-й истребительный авиационный полк
101-й гвардейский истребительный авиационный полк

Командовал

эскадрилья

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Павел Михайлович Камозин (3 (16) июля 1917 — 24 ноября 1983) — советский лётчик-истребитель, командир эскадрильи, дважды Герой Советского Союза, капитан.





Биография

Павел Михайлович Камозин родился 16 июля 1917 года в городе Бежица (ныне район города Брянска) в семье рабочего. В 1931 году окончил 6 классов школы и поступил в школу фабрично-заводского ученичества (ФЗУ). После окончания училища работал слесарем на заводе «Красный Профинтерн» (ныне ОАО «Брянский машиностроительный завод»). В 1934 году начал учиться в Бежицком аэроклубе. В РККА с 1937 года. В 1938 году окончил Борисоглебскую военную авиационную школу пилотов (ныне Борисоглебское высшее военное авиационное училище лётчиков), после окончания которой работал лётчиком-инструктором.

Боевой путь в Великой Отечественной войне

Свой первый боевой вылет в Великую Отечественную войну командир звена, младший лейтенант П. М. Камозин совершил 23 июня 1941 года на истребителе «И-16». В этом бою был ранен в ступню. После госпиталя работал в штабе 44-й истребительной дивизии.

5 августа 1941 года медкомиссией допущен к полётам и до 27 декабря 1941 года служил в составе 275-го бомбардировочного авиаполка.

С 27 декабря 1941 года по октябрь 1942 года — лётчик, затем лётчик-инструктор 253-го запасного авиационного полка. За это время не только сам в совершенстве овладел техникой пилотирования самолёта ЛаГГ-3, но и научил и выпустил 40 лётчиков.

После неоднократных просьб направлен на фронт. С октября по декабрь 1942 года — командир звена в 246-м истребительном авиационном полку. В первом же воздушном бою на туапсинском направлении под селом Шаумян лично сбил 3 немецких истребителя «Bf-109 F»[1]. Также в течение октября сбивает вооружённый четырьмя пушками и шестью пулемётами бомбардировщик — «Do-217».

С 18 декабря 1942 года — заместитель командира эскадрильи 269-го истребительного авиационного полка.

К концу марта 1943 года младший лейтенант Камозин совершил 82 боевых вылета на сопровождение бомбардировщиков, прикрытие войск, разведку и штурмовку. В 23-х воздушных боях лично сбил 12 вражеских самолётов.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 1 мая 1943 года за мужество и отвагу, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, Камозину Павлу Михайловичу присвоено звание Героя Советского Союза.

После переучивания на самолёт «Аэрокобра» получает назначение в 66-й истребительный авиаполк 329-й истребительной дивизии и вскоре становится командиром эскадрильи. С 29 декабря 1944 года назначен на должность командира эскадрильи 101-го гвардейского истребительного авиационного полка 329-й истребительной дивизии[2]. В боях за Севастополь лётчики эскадрильи Камозина сбили 64 самолёта противника, 19 из которых сбил лично командир эскадрильи.

31 декабря 1943 года при возвращении из воздушной разведки Камозин обнаружил транспортный самолёт противника в сопровождении шестёрки истребителей «мессершмитт». Он атаковал его и сбил. В самолёте погибли 18 немецких генералов, которые направлялись в Севастополь.

1 июля 1944 года Камозину было присвоено второе звание Героя Советского Союза.

20 января 1945 года, выполняя боевой вылет, из-за отказа двигателя потерпел аварию: самолёт разбился, Камозин сильно пострадал и долго находился в госпитале.

Всего за время Великой Отечественной войны Павел Михайлович Камозин выполнил 186 самолёто-вылетов, провёл 90 воздушных боёв и лично сбил 35 самолётов противника (Ме-109 — 17, Ю-87 — 10, ФВ-190 — 2, Ме-110 — 1, До-217 — 1, ФВ-189 — 1, Ю-88 — 1, Ю-52 — 1, Хе-111 — 1)[1]. Ещё 13 самолётов сбил в составе группы.

После войны с 1946 года работал в гражданской авиации. Проживал в городе Брянск.

Скончался 24 ноября 1983 года, похоронен в Брянске.

Награды

Память

  • Почётный гражданин Брянска (1966).
  • В сквере у Дворца Культуры БМЗ установлен бронзовый бюст П. М. Камозина (скульптор М. Г. Манизер, 1955).
  • Имя П. М. Камозина присвоено авиационно-спортивному клубу и улице в Бежице (до 1983 — Больничная).
  • В Брянской средней школе № 11, носящей имя Камозина, открыт музей Героя.

Напишите отзыв о статье "Камозин, Павел Михайлович"

Литература

См. также

Примечания

  1. 1 2 Реймерс Г. К., Камозин М. П. «Внимание! В небе Камозин!» — Брянск: ЗАО "Издательство «Читай-город», 2007.
  2. [allaces.ru/p/people.php?id=00000011794 Страница Героя на сайте Авиаторы Второй мировой].

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=1108 Камозин, Павел Михайлович]. Сайт «Герои Страны».

  • [admin.bryansk.ru/visitcard/best_people/kamozin.html Официальный сайт города Брянска].
  • [allaces.ru/p/people.php?id=00000011794 Страница Камозина на сайте Авиаторы Второй мировой].

Отрывок, характеризующий Камозин, Павел Михайлович

Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.