Кампанила собора Святого Марка

Кампанила собора Святого Марка (итал. Campanile di San Marco) — отдельно стоящая колокольная башня (кампанила) высотой 98,6 метров при соборе Святого Марка в Венеции. Находится на площади Сан-Марко.

История

Впервые на этом месте в IX веке была построена сторожевая башня, которая служила также маяком для кораблей, входивших в лагуну. В сегодняшнем виде колокольня была отстроена к 1514 году. Служила образцом для кампанил в венецианских владениях, разбросанных по берегам Адриатики, в т.ч. в Далмации.

Башня увенчана пирамидальным шпилем с флюгером в виде золотого ангела, который был установлен в начале XVI века. В конце XVII века русский путешественник П. А. Толстой оставил следующее описание памятника:

На тех же площадях у костёла святаго Марка колоколня четвероуголная, каменная, зело высока, зделана гладкою работою; и на неё поделаны всходы предивные, широкие и отлогие; а колокола на той колоколне не зело великие; а звонят и благовестят во всей Венецы очепами. Та помяненная колоколня покрыта шатром, и вместо креста поставлено подобие ангела медное, литое, предивной работы.

Толстой рассказывает, как во время карнавала с верхней площадки был скинут канат, привязанный другим концом «на краю Марковой площади при самом море» и как «по тому канату с низу на верх той колоколни взъехал один человек на льве, зделанном из дерева изрядною работою, власно [точно] как живой».

Описание

Башня состоит из прочной кирпичной шахты, которую в Средние века использовали как вместилище для пыточной клетки; колокольной площадки, на которой размещается пять колоколов, и площадки обозрения. Каждый из колоколов имел своё назначение. Самый большой, под названием «Мараньона», призывал людей на работу рано утром и звонил во время обеда.

Рядом с колокольней располагается лоджетта, в которой размещалась охрана дворца дожей. Лоджетта была построена Якопо Сансовино.

Обрушение

14 июля 1902 года колокольня полностью обрушилась. Причинами падения стали землетрясения, удары молний и общий износ постройки. При падении башня разрушила также и лоджетту и ближайший угол дворца дожей. При разрушении башни не пострадал ни один человек, пропала только кошка смотрителя.

Городские власти приняли решение восстановить башню «где была и как была» (итал. dov'era e com'era), в точности повторив внешний вид и усилив конструкцию. Восстановленная колокольня была открыта в день Святого Марка 25 апреля 1912 года.

Ссылки

• Кампанила собора св.Марка: тематические медиафайлы на Викискладе

Отрывок, характеризующий Кампанила собора Святого Марка

И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.