Канадский бальзам
Кана́дский бальза́м (англ. Canada balsam) — смола (терпентин), получаемая из пихты бальзамической, или канадской (Abies balsamea (L.) Mill.), растущей в Канаде.
Он добывается из смоляных вместилищ коры, выпячивающихся в виде желваков на наружной поверхности её, и собирается в относительно ничтожном количестве, всего до 20—30 тонн в год. Получение его весьма трудоёмко, так как для извлечения этой смолы каждый бальзамный пузырь в коре прокалывается заостренным носиком железной кружки, в которую бальзам тут же медленно стекает по носику. С одного дерева можно получить за один раз обычно не более 250 г бальзама и притом не чаще, чем через каждые 3 года. Сбор бальзама продолжается с середины июня по середину августа.
Канадский бальзам бесцветен или слегка желтоватого цвета, совершенно прозрачен, консистенцией напоминает мёд, приятного запаха, жгучего, горьковатого вкуса. С крепким спиртом не даёт прозрачного раствора; легко растворяется в хлороформе, ксилоле, бензоле, сероуглероде и эфире, но не в бензине. Содержит до 25 % эфирного масла (левый пинен) и две смолы, из которых одна растворима в спирте, другая — нет; кислотное число 84—87.
Благодаря своей большой прозрачности, бесцветности, большому показателю преломления (1,55, близкому к оптическому стеклу типа кронов) и тому, что он никогда не мутнеет и не кристаллизуется, используется для склейки оптических стекол, склеивания призм в призмах Николя, погружения и заклейки микроскопических препаратов, петрографических шлифов, при изготовлении лака и гистологических препаратов, подлежащих длительному хранению, а также в иммерсионных объективах микроскопов.
См. также
Напишите отзыв о статье "Канадский бальзам"
Ссылки
- Канадский бальзам // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907. (Проверено 17 октября 2009)
Отрывок, характеризующий Канадский бальзам
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
