Канальский цех

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Канальский цех, или Смоленский кружок — тайная организация офицеров Санкт-Петербургского драгунского и нескольких других полков, расквартированных в 1796—1798 годах в Смоленске и его окрестностях. Целью участников было смещение с престола (или даже убийство) императора Павла I. После двух лет существования кружок был раскрыт правительством, его участники — репрессированы.

Военные реформы императора Павла вкупе с общей непоследовательностью его политики вызывали раздражение в среде русского офицерства. Вдохновителями «смоленских якобинцев» выступали отставленный Павлом со службы полковник Александр Михайлович Каховский и полковник Пётр Степанович Дехтерев, отстранённый от командования Петербургским драгунским полком. Заметной фигурой среди заговорщиков был новый командир Петербургского полка Пётр Киндяков.

Основными источниками информации о заговоре служат материалы следственного дела и частная переписка участников. Первоначальное ядро кружка (не более 10 человек) состояло преимущественно из исключённых со службы офицеров, называвших себя «канальями» (отсюда название «Канальский цех»). Собрания проходили в домах заговорщиков, особенно часто — в т. н. «галере» (имении Каховского «Смоляничи»). Активность общества была тщательно законспирирована: наиболее деятельные участники в бумагах общества фигурировали под кличками, императора именовали не иначе как «Бутов», а его сторонников — «Бутовыми слугами»[2].

С ходом времени основную массу заговорщиков стали составлять действующие офицеры. Предполагается, что отделения «цеха» возникли в Дорогобуже и, может быть, в других уездных центрах. Всего к кружку были причастны от 30 до 50 дворян. Участники, представлявшие себя тираноборцами в античной традиции Брута и Кассия, занимались пропагандой — распространяли по губернии «вольные и дерзкие рассуждения… о военной строгости и об образе правления», то есть информацию, которая дискредитировала режим «тирана» Павла. Во время чтения Вольтеровой трагедии «Смерть Цезаря» Каховский воскликнул: «Если б этак и нашего!..»[3].

Историки по-разному трактуют природу смоленского кружка. Каких бы то ни было общих политических деклараций не сохранилось. Некоторые видят в канальском цехе репетицию заговора 1801 года, другие — раннюю преддекабристскую организацию, третьи — кружок вольнодумцев екатерининской закваски. По мнению М. Сафонова, «устремления смоленских вольнодумцев не шли дальше возвращения к екатерининскому политическому режиму при известной его либерализации»[4]. Позволительно видеть в смоленской организации переходный тип от дворцовых заговоров XVIII века к тайным обществам типа декабристских.

В июле 1798 года о существовании кружка стало известно правительству. Для проведения расследования в Смоленск был направлен генерал Фёдор Иванович Линденер (поляк Липинский). Узнав о прибытии ревизора, местное чиновничество предупредило офицеров, которые, вероятно, успели уничтожить наиболее компрометирующие материалы. Участники заговора были исключены со службы и осуждены на «вечное поселение», троих (Каховского, Бухарова и майора Потёмкина) заключили в крепость.

Относительно мягкое наказание заговорщиков, видимо, объяснялось их родственными и дружественными связями в Петербурге. Непосредственный начальник Линденера князь П. В. Лопухин представлял императору смоленское дело как «шашни» всего нескольких «злокозненных» офицеров[5]. Из пострадавших по этому делу наиболее известен единоутробный брат Каховского — Алексей Петрович Ермолов, который после месяца заточения в Алексеевском равелине был сослан в Кострому[6]. Есть мнение, что этим объясняется и опала Суворова, под началом которого прежде служил Каховский и на которого он возлагал свои надежды[3].

Напишите отзыв о статье "Канальский цех"



Примечания

  1. Илл. 1433. Фанен-юнкер С.-Петербургского Драгунского полка, 1802-1803 // Историческое описание одежды и вооружения российских войск, с рисунками, составленное по высочайшему повелению: в 30 т., в 60 кн. / Под ред. А. В. Висковатова.
  2. [zvezdaspb.ru/index.php?page=8&nput=1313 Журнал ЗВЕЗДА]
  3. 1 2 М. Сафонов. [adjudant.ru/suvorov/suvorov004.htm Последняя опала генералиссимуса]. // Журнал «Родина», № 12 за 2001 г.
  4. М. М. Сафонов. Проблема реформ в правительственной политике России на рубеже XVIII и XIX вв. Ленинград: Наука, 1988. Стр. 57.
  5. [www.lib.csu.ru/vch/1/1993_02/007.pdf Михайлова Н. В. Смоленские якобинцы.]
  6. Михайлов О. Н. Генерал Ермолов. Переписка А. П. Ермолова с П. X. Граббе. М.: ИТРК, 2002. Стр. 40.

Отрывок, характеризующий Канальский цех


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.