Канал Грибоедова
Поделись знанием:
К:Водные объекты по алфавиту
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.
Все люди этой партии ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости, и только что замечали, что флюгер обратился в одну сторону, как все это трутневое население армии начинало дуть в ту же сторону, так что государю тем труднее было повернуть его в другую. Среди неопределенности положения, при угрожающей, серьезной опасности, придававшей всему особенно тревожный характер, среди этого вихря интриг, самолюбий, столкновений различных воззрений и чувств, при разноплеменности всех этих лиц, эта восьмая, самая большая партия людей, нанятых личными интересами, придавала большую запутанность и смутность общему делу. Какой бы ни поднимался вопрос, а уж рой этих трутней, не оттрубив еще над прежней темой, перелетал на новую и своим жужжанием заглушал и затемнял искренние, спорящие голоса.
Из всех этих партий, в то самое время, как князь Андрей приехал к армии, собралась еще одна, девятая партия, начинавшая поднимать свой голос. Это была партия людей старых, разумных, государственно опытных и умевших, не разделяя ни одного из противоречащих мнений, отвлеченно посмотреть на все, что делалось при штабе главной квартиры, и обдумать средства к выходу из этой неопределенности, нерешительности, запутанности и слабости.
Люди этой партии говорили и думали, что все дурное происходит преимущественно от присутствия государя с военным двором при армии; что в армию перенесена та неопределенная, условная и колеблющаяся шаткость отношений, которая удобна при дворе, но вредна в армии; что государю нужно царствовать, а не управлять войском; что единственный выход из этого положения есть отъезд государя с его двором из армии; что одно присутствие государя парализует пятьдесят тысяч войска, нужных для обеспечения его личной безопасности; что самый плохой, но независимый главнокомандующий будет лучше самого лучшего, но связанного присутствием и властью государя.
В то самое время как князь Андрей жил без дела при Дриссе, Шишков, государственный секретарь, бывший одним из главных представителей этой партии, написал государю письмо, которое согласились подписать Балашев и Аракчеев. В письме этом, пользуясь данным ему от государя позволением рассуждать об общем ходе дел, он почтительно и под предлогом необходимости для государя воодушевить к войне народ в столице, предлагал государю оставить войско.
Одушевление государем народа и воззвание к нему для защиты отечества – то самое (насколько оно произведено было личным присутствием государя в Москве) одушевление народа, которое было главной причиной торжества России, было представлено государю и принято им как предлог для оставления армии.
Х
Письмо это еще не было подано государю, когда Барклай за обедом передал Болконскому, что государю лично угодно видеть князя Андрея, для того чтобы расспросить его о Турции, и что князь Андрей имеет явиться в квартиру Бенигсена в шесть часов вечера.
В этот же день в квартире государя было получено известие о новом движении Наполеона, могущем быть опасным для армии, – известие, впоследствии оказавшееся несправедливым. И в это же утро полковник Мишо, объезжая с государем дрисские укрепления, доказывал государю, что укрепленный лагерь этот, устроенный Пфулем и считавшийся до сих пор chef d'?uvr'ом тактики, долженствующим погубить Наполеона, – что лагерь этот есть бессмыслица и погибель русской армии.
Князь Андрей приехал в квартиру генерала Бенигсена, занимавшего небольшой помещичий дом на самом берегу реки. Ни Бенигсена, ни государя не было там, но Чернышев, флигель адъютант государя, принял Болконского и объявил ему, что государь поехал с генералом Бенигсеном и с маркизом Паулучи другой раз в нынешний день для объезда укреплений Дрисского лагеря, в удобности которого начинали сильно сомневаться.
Чернышев сидел с книгой французского романа у окна первой комнаты. Комната эта, вероятно, была прежде залой; в ней еще стоял орган, на который навалены были какие то ковры, и в одном углу стояла складная кровать адъютанта Бенигсена. Этот адъютант был тут. Он, видно, замученный пирушкой или делом, сидел на свернутой постеле и дремал. Из залы вели две двери: одна прямо в бывшую гостиную, другая направо в кабинет. Из первой двери слышались голоса разговаривающих по немецки и изредка по французски. Там, в бывшей гостиной, были собраны, по желанию государя, не военный совет (государь любил неопределенность), но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать. Это не был военный совет, но как бы совет избранных для уяснения некоторых вопросов лично для государя. На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал адъютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым французским подданным, Мишо, Толь, вовсе не военный человек – граф Штейн и, наконец, сам Пфуль, который, как слышал князь Андрей, был la cheville ouvriere [основою] всего дела. Князь Андрей имел случай хорошо рассмотреть его, так как Пфуль вскоре после него приехал и прошел в гостиную, остановившись на минуту поговорить с Чернышевым.
Пфуль с первого взгляда, в своем русском генеральском дурно сшитом мундире, который нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым, хотя он никогда не видал его. В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немецких теоретиков генералов, которых князю Андрею удалось видеть в 1805 м году; но он был типичнее всех их. Такого немца теоретика, соединявшего в себе все, что было в тех немцах, еще никогда не видал князь Андрей.
Пфуль был невысок ростом, очень худ, но ширококост, грубого, здорового сложения, с широким тазом и костлявыми лопатками. Лицо у него было очень морщинисто, с глубоко вставленными глазами. Волоса его спереди у висков, очевидно, торопливо были приглажены щеткой, сзади наивно торчали кисточками. Он, беспокойно и сердито оглядываясь, вошел в комнату, как будто он всего боялся в большой комнате, куда он вошел. Он, неловким движением придерживая шпагу, обратился к Чернышеву, спрашивая по немецки, где государь. Ему, видно, как можно скорее хотелось пройти комнаты, окончить поклоны и приветствия и сесть за дело перед картой, где он чувствовал себя на месте. Он поспешно кивал головой на слова Чернышева и иронически улыбался, слушая его слова о том, что государь осматривает укрепления, которые он, сам Пфуль, заложил по своей теории. Он что то басисто и круто, как говорят самоуверенные немцы, проворчал про себя: Dummkopf… или: zu Grunde die ganze Geschichte… или: s'wird was gescheites d'raus werden… [глупости… к черту все дело… (нем.) ] Князь Андрей не расслышал и хотел пройти, но Чернышев познакомил князя Андрея с Пфулем, заметив, что князь Андрей приехал из Турции, где так счастливо кончена война. Пфуль чуть взглянул не столько на князя Андрея, сколько через него, и проговорил смеясь: «Da muss ein schoner taktischcr Krieg gewesen sein». [«То то, должно быть, правильно тактическая была война.» (нем.) ] – И, засмеявшись презрительно, прошел в комнату, из которой слышались голоса.
Видно, Пфуль, уже всегда готовый на ироническое раздражение, нынче был особенно возбужден тем, что осмелились без него осматривать его лагерь и судить о нем. Князь Андрей по одному короткому этому свиданию с Пфулем благодаря своим аустерлицким воспоминаниям составил себе ясную характеристику этого человека. Пфуль был один из тех безнадежно, неизменно, до мученичества самоуверенных людей, которыми только бывают немцы, и именно потому, что только немцы бывают самоуверенными на основании отвлеченной идеи – науки, то есть мнимого знания совершенной истины. Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как умом, так и телом, непреодолимо обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства, и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хорошо. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина. Таков, очевидно, был Пфуль. У него была наука – теория облического движения, выведенная им из истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей военной истории, казалось ему бессмыслицей, варварством, безобразным столкновением, в котором с обеих сторон было сделано столько ошибок, что войны эти не могли быть названы войнами: они не подходили под теорию и не могли служить предметом науки.
В 1806 м году Пфуль был одним из составителей плана войны, кончившейся Иеной и Ауерштетом; но в исходе этой войны он не видел ни малейшего доказательства неправильности своей теории. Напротив, сделанные отступления от его теории, по его понятиям, были единственной причиной всей неудачи, и он с свойственной ему радостной иронией говорил: «Ich sagte ja, daji die ganze Geschichte zum Teufel gehen wird». [Ведь я же говорил, что все дело пойдет к черту (нем.) ] Пфуль был один из тех теоретиков, которые так любят свою теорию, что забывают цель теории – приложение ее к практике; он в любви к теории ненавидел всякую практику и знать ее не хотел. Он даже радовался неуспеху, потому что неуспех, происходивший от отступления в практике от теории, доказывал ему только справедливость его теории.
Он сказал несколько слов с князем Андреем и Чернышевым о настоящей войне с выражением человека, который знает вперед, что все будет скверно и что даже не недоволен этим. Торчавшие на затылке непричесанные кисточки волос и торопливо прилизанные височки особенно красноречиво подтверждали это.
Он прошел в другую комнату, и оттуда тотчас же послышались басистые и ворчливые звуки его голоса.
Не успел князь Андрей проводить глазами Пфуля, как в комнату поспешно вошел граф Бенигсен и, кивнув головой Болконскому, не останавливаясь, прошел в кабинет, отдавая какие то приказания своему адъютанту. Государь ехал за ним, и Бенигсен поспешил вперед, чтобы приготовить кое что и успеть встретить государя. Чернышев и князь Андрей вышли на крыльцо. Государь с усталым видом слезал с лошади. Маркиз Паулучи что то говорил государю. Государь, склонив голову налево, с недовольным видом слушал Паулучи, говорившего с особенным жаром. Государь тронулся вперед, видимо, желая окончить разговор, но раскрасневшийся, взволнованный итальянец, забывая приличия, шел за ним, продолжая говорить:
– Quant a celui qui a conseille ce camp, le camp de Drissa, [Что же касается того, кто присоветовал Дрисский лагерь,] – говорил Паулучи, в то время как государь, входя на ступеньки и заметив князя Андрея, вглядывался в незнакомое ему лицо.
– Quant a celui. Sire, – продолжал Паулучи с отчаянностью, как будто не в силах удержаться, – qui a conseille le camp de Drissa, je ne vois pas d'autre alternative que la maison jaune ou le gibet. [Что же касается, государь, до того человека, который присоветовал лагерь при Дрисее, то для него, по моему мнению, есть только два места: желтый дом или виселица.] – Не дослушав и как будто не слыхав слов итальянца, государь, узнав Болконского, милостиво обратился к нему:
– Очень рад тебя видеть, пройди туда, где они собрались, и подожди меня. – Государь прошел в кабинет. За ним прошел князь Петр Михайлович Волконский, барон Штейн, и за ними затворились двери. Князь Андрей, пользуясь разрешением государя, прошел с Паулучи, которого он знал еще в Турции, в гостиную, где собрался совет.
Князь Петр Михайлович Волконский занимал должность как бы начальника штаба государя. Волконский вышел из кабинета и, принеся в гостиную карты и разложив их на столе, передал вопросы, на которые он желал слышать мнение собранных господ. Дело было в том, что в ночь было получено известие (впоследствии оказавшееся ложным) о движении французов в обход Дрисского лагеря.
Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения, предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) не объяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была, соединившись, ожидать неприятеля. Видно было, что этот план давно был составлен Армфельдом и что он теперь изложил его не столько с целью отвечать на предлагаемые вопросы, на которые план этот не отвечал, сколько с целью воспользоваться случаем высказать его. Это было одно из миллионов предположений, которые так же основательно, как и другие, можно было делать, не имея понятия о том, какой характер примет война. Некоторые оспаривали его мнение, некоторые защищали его. Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал:
– Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.) ] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.) ] Что ж меня спрашивать? – сказал он. – Ведь вы сами знаете все лучше меня. – Но когда Волконский, нахмурившись, сказал, что он спрашивает его мнение от имени государя, то Пфуль встал и, вдруг одушевившись, начал говорить:
– Все испортили, все спутали, все хотели знать лучше меня, а теперь пришли ко мне: как поправить? Нечего поправлять. Надо исполнять все в точности по основаниям, изложенным мною, – говорил он, стуча костлявыми пальцами по столу. – В чем затруднение? Вздор, Kinder spiel. [детские игрушки (нем.) ] – Он подошел к карте и стал быстро говорить, тыкая сухим пальцем по карте и доказывая, что никакая случайность не может изменить целесообразности Дрисского лагеря, что все предвидено и что ежели неприятель действительно пойдет в обход, то неприятель должен быть неминуемо уничтожен.
Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Сюда перенаправляется запрос «Набережная канала Грибоедова». На эту тему нужна отдельная статья.
| Канал Грибоедова | |
 | |
| Канал Грибоедова, вид в сторону Спаса на Крови | |
| Расположение | |
| Страна |  Россия |
| Регион | Санкт-Петербург |
| Характеристика | |
| Длина | 5 км |
| Расход воды | 3,1—3,4 м³/с |
| Водоток | |
| 59°56′29″ с. ш. 30°19′43″ в. д. / 59.941611° с. ш. 30.3288472° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.941611&mlon=30.3288472&zoom=9 (O)] (Я) | |
| Устье | река Фонтанка |
| 59°55′00″ с. ш. 30°16′52″ в. д. / 59.91667° с. ш. 30.281167° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.91667&mlon=30.281167&zoom=9 (O)] (Я)Координаты: 59°55′00″ с. ш. 30°16′52″ в. д. / 59.91667° с. ш. 30.281167° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.91667&mlon=30.281167&zoom=9 (O)] (Я) | |
 — исток,  — устье | |
Канал ГрибоедоваКанал Грибоедова
|
Культурное наследие Российской Федерации, объект № 7810694000 |
Канал Грибое́дова (до 1923 года — Екатери́нинский канал) — канал в Санкт-Петербурге, берущий начало от реки Мойки у Марсова поля и впадающий в Фонтанку у Мало-Калинкина моста. Длина канала составляет 5 км, ширина — 32 м, глубина — до 3,5 м, средний расход воды — 3,1—3,4 м³/с.
Содержание
История
Канал проложен по руслу реки Кривуши (другое название — Глухая речка), бравшей своё начало из болотистой трясины, залегавшей между нынешними Конюшенной площадью и площадью Искусств. Изначально носил название Екатерининского — в честь императрицы Екатерины II, в царствование которой он был обустроен.
В 1735 году по оси Вознесенского проспекта был построен деревянный Вознесенский мост.
Территория вдоль реки Кривуши южнее Невской перспективы началась застраиваться в 1737 году, когда здесь начали выдавать участки служащим морского ведомства. Первоначально застраивался правый берег. В обязанности хозяев входило обустройство берега, отделывание его деревом. Для строительства домов вдоль русла реки вырубался лес, однако царским указом запрещалось рубить здесь дуб, клён и липу. Если эти деревья находились на месте застройки, то их полагалось пересаживать в сады и огороды.
В 1739 году исток реки Кривуши соединён с Мойкой. В 1764—1790 годах углублено дно, укреплены берега и сооружены гранитные набережные (строители — инженеры И. М. Голенищев-Кутузов, И. Н. Борисов, Ф. В. Баур, К. Ф. Модерах).
6 октября 1923 года канал был переименован в честь русского драматурга и дипломата Александра Сергеевича Грибоедова, проживавшего в одном из домов на набережной канала[1] и стал называться каналом Писателя Грибоедова, а с 1931 года — каналом Грибоедова[2].
В 1954—1956 годах участок набережной от Мойки до Итальянской улицы был облицован гранитом.
В 2007—2008 годах с одной стороны был проведён ремонт набережной канала от Казанского до Банковского моста. Другая сторона, примыкающая к пешеходному мосту, так и осталась в аварийном состоянии.
С 10 сентября 2016 года на нечетной стороне набережной на участке от Казанской площади до переулка Гривцова было введено одностороннее движение[3].
Географические сведения
Длина канала составляет 5 км, ширина — 32 м, средний расход воды — 3.1—3.4 м³/с. От других протоков Петербурга канал отличается своим узким и очень извилистым руслом.
Мосты
Через канал переброшен 21 мост:
- Театральный мост
- Ново-Конюшенный мост
- Итальянский мост
- Казанский мост
- Банковский мост
- Мучной мост
- Каменный мост
- Демидов мост
- Сенной мост
- Кокушкин мост
- Вознесенский мост
- Подьяческий мост
- Львиный мост
- Харламов мост
- Ново-Никольский мост
- Красногвардейский мост
- Пикалов мост
- Могилёвский мост
- Аларчин мост
- Коломенский мост
- Мало-Калинкин мост
Здания и достопримечательности
- Дом 2-А — Собор Воскресения Христова и Часовня-ризница Иверской иконы Божией Матери (архитектор А. А. Парланд)
- Дом 2/2 — Корпус Бенуа Русского музея
- Дом 8 — Дом ордена иезуитов
- Дом 9 — Здание, выходившее фасадами на канал Грибоедова, на 2-й Шведский переулок) и на Малую Конюшенную улицу, принадлежало Конюшенному ведомству с начала 18 века. В 1838 г. по проекту архитектора А. И. Буржуа надстроено до трех этажей и объединено общим фасадом, украшенным фронтонами, выходящими на канал и на 2-й Шведский переулок.
Квартиры предназначались для музыкантов, входящих в состав музыкантских хоров (военных оркестров) Кавалергардского и лейб-гвардии Конного полков. В 1896 году музыкантский хор перешёл из военного ведомства в гражданское; с 1917 года стал называться Государственным Симфоническим оркестром.
В 1935 году здание было надстроено двумя этажами; с 1 июня 1935 г. пятьдесят шесть квартир были переданы Ленинградскому отделению Всероссийского союза писателей. В 1935 г. в надстроенную часть дома въехали 60 писательских семей. В доме в разное время жили:
И. К. Авраменко, А. А. Ахматова, Л. И. Борисов, Н. Л. Браун , Н. Н. Браун, Е. А. Вечтомова, А. И. Гитович, И. А. Груздев, Е. Я. Данько, Н. Я. Данько, Б. С. Житков, Н. А. Заболоцкий, М. М. Зощенко, Ю. А. Инге, В. А. Каверин,В. К. Кетлинская, Б. П. Корнилов, М. Э. Козаков, М. М. Козаков, М. И. Комиссарова, С. Н. Ландграф, главный редактор журнала «Ленинград» Б. М. Лихарев, Л. И. Раковский, жена поэта Д. И. Хармса Марина Малич[4] , В. А. Рождественский, В. М. Саянов, Н. И. Сладков , И. С. Соколов-Микитов, В. И. Стенич, М. Л. Слонимский, С. М. Слонимский, Б. В. Томашевский, Е. Л. Шварц, В. Я. Шишков, О. Д. Форш, Б. М. Эйхенбаум и другие. В кв. 119 действует Государственный литературно-мемориальный музей М. М. Зощенко[5].
- Дом 10 — В середине XIX века доходный трёхэтажный дом принадлежал полковнику и профессиональному карточному игроку Луке Ильичу Жемчужникову (03.02.1783—22.12.1856)[6]. У его внучек, Прасковьи и Натальи (дочери К. А. Бельгард) снимал жильё — «14 комнат в 3-х этажах, двойной каретный сарай, конюшню на 4 стойла, сарай для дров и ледник» — генерал-адъютант А. А. Зеленой. В декабре 1873 года дом был заложен в Петербургском кредитном обществе и, в конце концов, заложенный и перезаложенный 21 января 1881 года перешёл во владение статского советника Алексея Николаевича Мерзлякова, который надстроил сразу два этажа — в таком виде здание и дошло до наших дней.
- Дом 13 — Здание Санкт-Петербургского общества взаимного кредита. Архитектор П. Ю. Сюзор.
- Дом 14 — Жилой дом (год постройки 1830, перестроен в 1863 году)
Трехэтажный предшественник современного жилого дома был возведен в 1830 году на набережной Екатерининского канала, 14.
Позже, в 1863 году петербургский архитектор М. А. Щурупов произвел внутреннюю перепланировку жилого здания и надстроил его дополнительным этажом.
Около десяти лет, вплоть до февральской революции 1917 года в одной из квартир дома 14 размещался Археологический институт[7]. Учебное заведение готовило специалистов по археологии и архивоведению, его студентами были лица, уже имеющие законченное высшее образование. После революции заведение не было ликвидировано, в 1922 году оно было присоединено к факультету общественных наук Петроградского университета.
У Археологического института не было своего построенного специально для него здания, хотя вопрос о постройке поднимался в начале XX века. За свою историю институт сменил несколько адресов, среди которых был и дом 14 по набережной Екатерининского канала, в котором он располагался в начале XX века.
Одновременно с институтом в том здании действовала Постоянная комиссия по устройству народных чтений[7]. В неё в разное время входили такие известные петербургские деятели как предприниматель Г. Г. Елисеев[8], графиня С. В. Панина, поэт А. Н. Майков[9].
В жилом доме 14 в 1920—1940-х годах снимали квартиру художник М. Л. Шафран и его брат — скульптор А. Л. Шафран. Седьмого ноября 1917 года М. Л. Шафран сделал рисунок с натуры — первое известное портретное изображение В. И. Ленина (без бороды и усов)[10]
В полуподвале здания со стороны набережной раньше находился ресторан, названный «Портовым». В нём имелся не только небольшой общий обеденный зал, но и отдельные кабинеты для жаждущих уединения. Ресторан «Портовый» стал особенно популярен в период НЭПа.
С 1989 по 2011 гг. там же функционировал популярный валютный ресторан немецкой кухни «Чайка», занимавший всю площадь подвальных помещений вдоль набережной канала Грибоедова.
- № 19 — Доходный дом (перестроен в 1875—1876 годах архитектором А. В. Ивановым).
- Дом 21 (Невский проспект, 28) — Дом компании «Зингер» или «Дом Книги». Архитектор П. Ю. Сюзор.
- Казанский собор (А. Н. Воронихин)
- Дом 26 — Малый гостиный двор, архитектор Джакомо Кваренги.
- Дом 30-32 — Здание Ассигнационного банка, ныне Санкт-Петербургский государственный университет экономики и финансов
- Дом 51 (Казанская улица, 28) — здание Пробирной палаты. Построено в конце XVIII — начале XIX века, перестроен архитектором Г. Б. Прангом в 1875—1876 годах. Снесено в конце февраля 2008 года ради строительства гостиницы «Рэдиссон САС» компанией ООО «Легион»[11]
- Дом 50-54 (Сенная площадь 13, Гривцова переулок 11) - Доходный дом Н. В. Безобразовой, Архитекторы Ланге А.И.,Бенуа Ю.Ю, год постройки 1850,1903-1905, стиль - модерн.
- Дом 65-67 — Доходный дом (1893—1894, архитектор В. И. Чагин)
- Дом 68 — доходный дом. Архитектор П. М. Мульханов 1903 год (перестройка; впоследствии надстроен).
- Дом 69 — перестраивался в 1870-1880 годах по проекту Д. Д. Соколова
- Дом 72 — доходный дом. Архитектор О. Л. Игнатович, 1895. Предположительно включен существовавший дом.
- Дом 76 — школа, построенная в 1930-е годы по проекту А. Л. Лишневского
- Дом 80/Красноградский переулок, 5 — доходный дом В. О. Челищевой. Перестройка 1898 года осуществлена по проекту П. П. Трифанова. С тех пор здание было расширено.
- Дом 100 — Малая Подьяческая улица, — доходный дом. Надстройка и расширение. 1830 и 1855—1856 годов осуществлялась по проекту архитектора В. Е. Моргана
- Дом 104, левая часть — доходный дом. Архитектор Н. И. Полешко. Надстройка. 1902 год, 1910 год. Ранее на этом участке находился дом столярного мастера И. Вальха, в котором с ноября 1816 по август 1818 года жил А. С. Грибоедов. В его квартире бывал его сослуживец, будущий мемуарист С. Н. Бегичев. В этом доме жила героиня романа «Преступление и наказание» Ф. М. Достоевского — Алёна Ивановна, «старуха-процентщица». Её квартира располагалась во втором дворе (Средняя Подьяческая ул., 15. 1-я парадная направо, 4 эт.)
- Дом 105 — с 1920 и до конца жизни в 1934 г. жил К. К. Вагинов
- Дом 106 — дом Сутугиных. Построен в 1800 году для купца Матвея Сутугина, частично перестроен в 1851, расширен в начале 20 века.
- Дом 109 — Театральная площадь, д.№ 8 — доходный дом Л. М. Харламова, построен по собственному проекту архитектора[12]. 1902—1904. Включен существовавший дом.
- Дом 111 — доходный дом. Построен в 1856 году по проекту архитектора В. Е. Моргана. Включен существовавший на этом участке дом.
- Дом 112 — доходный дом. Архитектор О. Л. Игнатович, 1893.
- Дом 131/19 — доходный дом XVIII века. Расширен в 1836 году архитектором Ф. И. Руска.
- Дом 132 — доходный дом М. А. Макарова. Построен в 1882 году, архитектор А. И. Аккерман.
- Дом 133/22 — казармы Гвардейского экипажа. Построен в 1843-44 годах, перестроен в 1852 году. Архитектор военный инженер М. А. Пасыпкин при участии военного инженера Митюшина.
- Дом 133а — корпус казарм Гвардейского экипажа. Построен в 1877 году. Архитектор военный инженер С. С. Селянинов.
- Дом 134 — доходный дом К. А. Тона. Построен в 1874 году. Архитектор академик А. П. Попов.
- Дом 136 — доходный дом. Перестроен в 1904 году. Архитектор П. М. Мульханов.
- Дом 138 — доходный дом. Построен в 1882-1883 годах по проекту архитектора И. И. Шапошникова. Включён существовавший дом. В этом доме в 1890—1900 годах жил В. В. Билибин.
- Дом 140/2 — здание Еврейских народных бань и столовой. Построено в 1902 году. Включён существовавший дом. Архитектор Б. И. Гиршович.
- Дом 142/1 — доходный дом. Угловая часть расширена и надстроена в 1846 году военным инженером К. Е. Егоровым, левая часть дома построена в 1894 году архитектором В. Ф. Розинским.
- Дом 144 — доходный дом архитектора П. Н. Батуева. Построен им в 1909 году. В этом доме в 1910 году жил депутат III Государственной думы от рабочей курии Н. Г. Полетаев.
- Дом 146 — доходный дом. Построен в 1910 году. Архитектор Н. И. Монахов.
- Дом 148—150 — доходный дом Т. М. Любищевой. Построен в 1914 году. Архитектор И. А. Претро.
- Дом 156 — особняк А. О. Витали. Надстроен в 1860 году. Архитектор В. В. фон Витт.
- Дом 158 — доходный дом С. С. Трайнина. Северный модерн, арх. И. А. Претро, 1912.
- Дом 160 — дом Покровской общины сестёр милосердия. Построен в 1900 году. Архитектор В. А. Шевалёв.
- Дом 164 — доходный дом. Перестраивался в 1857 году архитектором академиком Г. М. Барчем и в 1885 году для владельца соседнего особняка С. А. Серебрякова. В 1914-17 годах принадлежал директору-распорядителю пиво-медоваренного завода «Товарищество Ив. Дурдин». В 1760-х годах на этом месте находился сахарный завод и дом купца Г. Пошехонова.
- Дом 166 — особняк С. А. Серебрякова. Архитектор О. Л. Игнатович, 1894. Включен существовавший дом.
- Дом 170 — доходный дом. Построен в 1881 году. Архитектор И. Н. Иорс. Включён существовавший дом. В этом доме прошло детство балерины Т. П. Карсавиной и её брата Л. П. Карсавина.
- Дом 172 — особняк XVIII века.
- Дом 174 — единственный сохранившийся в Коломне дом 1730-х годов постройки. Перестроен в 1870-х годах архитектором В. Ф. Геккером. В этом доме после окончания Лицея, в 1816—1818 годах жил А. С. Пушкин.
- Дом 178/129 — доходный дом. Построен в 1910 году. Архитектор А. И. Стюнкель.
Разрушенные исторические здания
- Дом 51 (Казанская улица, 28) — здание Пробирной палаты. XVIII — начало XIX века, Перестройка 1875—1876 — Г. Б. Пранг. Снесено в конце февраля 2008 года ради строительства гостиницы «Рэдиссон САС» компанией ООО «Легион»[5]
Напишите отзыв о статье "Канал Грибоедова"
Примечания
- ↑ Горбачевич К. С., Хабло Е. П. Почему так названы? О происхождении названий улиц, площадей, островов, рек и мостов Санкт-Петербурга. — СПб.: Норинт, 2002. — 353 с. — ISBN 5-7711-0019-6.
- ↑ Городские имена сегодня и вчера: Петербургская топонимика / сост. С. В. Алексеева, А. Г. Владимирович, А. Д. Ерофеев и др. — 2-е изд., перераб. и доп. — СПб.: Лик, 1997. — 288 с. — (Три века Северной Пальмиры). — ISBN 5-86038-023-2.
- ↑ [gudodd.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=2884&Itemid=85 Введение одностороннего движения в Центральном районе] // Сайт ГУ «ДОДД»
- ↑ Малич, Марина Владимировна (1912—2002) — с 1934 вторая жена и с 1942 г. вдова Д. И. Хармса. После ареста Д. И. Хармса, и после того, как в дом на Надеждинской, в котором они жили, попала бомба, осенью 1941 переехала в «писательскую надстройку» (См.: Случаи и вещи. Даниил Хармс и его окружение. — СПб: Вита Нова, 2013. — С. 89) в одну из квартир, пустовавших, так как её владелец уехал в эвакуацию: «я жила… на одной площадке с Зощенко. .. как раз напротив его квартиры». См Владимир Глоцер. Марина Дурново. Мой муж Даниил Хармс. М. 2005. С. 126.
- ↑ 1 2 [museum-xxvek.ru/about.html Государственный литературный музей «ХХ век», Музей М.Зощенко]
- ↑ В июле 1830 года у него занял 12 500 рублей А. С. Пушкин (см. [pushkin.niv.ru/pushkin/documents/vekselya/veksel-002.htm Вексель, выданный Л. И. Жемчужникову: Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты. — 1935. Векселя и денежные обязательства.])
- ↑ 1 2 Статья М. М. Фокина «Штрихи к портрету канала Грибоедова» www.mirpeterburga.ru/online/history/archive/17/history_spb_17_8-16.pdf
- ↑ По книге «Из жизни Петербурга 1890—1910-х годов» trassa.narod.ru/piter/gatchina/gatchina.htm «Григорий Григорьевич Елисеев — к 1915 г. потомственный дворянин, председатель правления торгового товарищества „Братья Елисеевы“, почетный попечитель Петербургского учительского института, гласный городской думы, член комитета виноградарства и виноделия при департаменте земледелия, член постоянной комиссии по устройству народных чтений, председатель правления акционерного общества „Новая Бавария“, председатель комитета Фонда для всепоможения нуждающимся бухгалтерам и их вдовам и сиротам, почетный блюститель торговой школы им. императора Николая II, председатель общества для распространения коммерческих знаний, почетный член Демидовских учебно-воспитательных заведений, попечитель Биржевой барачной больницы в память императора Александра II».
- ↑ По биографии А. Н. Майкова: public-library.ru/biography/maikov.html «В последние годы своей жизни Майков принимал участие в трудах Комиссии по устройству народных чтений и написал несколько рассказов из русской истории».
- ↑ Иванов А. М. . [mypiter.name/wiki/Вдоль+канала+Грибоедова/ Вдоль канала Грибоедова]. Mypiter. Проверено 2 апреля 2015.
- ↑ [web.archive.org/web/20090221214052/www.spb-gazeta.narod.ru/net.htm Разрушенный Петербург] // СПИГ
- ↑ В этом доме в начале XX века жил балетмейстер и артист балета М. М. Фокин (1880—1942)
Литература
- Вяземский С. М. Канал Грибоедова // Блокнот агитатора. — 1968. — № 24—25.
- Горбачевич К. С., Хабло Е. П. Почему так названы? О происхождении названий улиц, площадей, островов, рек и мостов Ленинграда. — 3-е изд., испр. и доп. — Л.: Лениздат, 1985. — С. 445. — 511 с.
- Ленинград: Путеводитель / Сост.: В. А. Витязева, Б. М. Кириков. — 2-е изд. — Л., 1988. — С. 141—150.
- Горбачевич К. С., Хабло Е. П. Почему так названы? О происхождении названий улиц, площадей, островов, рек и мостов Санкт-Петербурга. — 4-е изд., перераб. — СПб.: Норинт, 1996. — С. 310. — 359 с. — ISBN 5-7711-0002-1.
- Кудашев Б. М. По каналу Грибоедова: Путеводитель. — СПб., 1997.
- Городские имена сегодня и вчера: Петербургская топонимика / сост. С. В. Алексеева, А. Г. Владимирович, А. Д. Ерофеев и др. — 2-е изд., перераб. и доп. — СПб.: Лик, 1997. — С. 39. — 288 с. — (Три века Северной Пальмиры). — ISBN 5-86038-023-2.
- Зуев Г. И. Вдоль канала Грибоедова. — М-СПб: Центрполиграф: МиМ-Дельта, 2006. — ISBN 5-9524-2318-3
- Беляева Г. И. Прогулки по старой Коломне. — М.: Центрполиграф, 2009. — С. 209—227.
Ссылки
- [walkspb.ru/ulpl/griboedova_kan.html История канала Грибоедова. Фотографии зданий]
- [4kg.ru/?id=1259 Подборка ссылок и статей о канале Грибоедова]
- [kanalgriboedova.ru Сайт Канала Грибоедова, исторические данные, полезная информация](недоступная ссылка)
| ||||||
Отрывок, характеризующий Канал Грибоедова
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.
Все люди этой партии ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости, и только что замечали, что флюгер обратился в одну сторону, как все это трутневое население армии начинало дуть в ту же сторону, так что государю тем труднее было повернуть его в другую. Среди неопределенности положения, при угрожающей, серьезной опасности, придававшей всему особенно тревожный характер, среди этого вихря интриг, самолюбий, столкновений различных воззрений и чувств, при разноплеменности всех этих лиц, эта восьмая, самая большая партия людей, нанятых личными интересами, придавала большую запутанность и смутность общему делу. Какой бы ни поднимался вопрос, а уж рой этих трутней, не оттрубив еще над прежней темой, перелетал на новую и своим жужжанием заглушал и затемнял искренние, спорящие голоса.
Из всех этих партий, в то самое время, как князь Андрей приехал к армии, собралась еще одна, девятая партия, начинавшая поднимать свой голос. Это была партия людей старых, разумных, государственно опытных и умевших, не разделяя ни одного из противоречащих мнений, отвлеченно посмотреть на все, что делалось при штабе главной квартиры, и обдумать средства к выходу из этой неопределенности, нерешительности, запутанности и слабости.
Люди этой партии говорили и думали, что все дурное происходит преимущественно от присутствия государя с военным двором при армии; что в армию перенесена та неопределенная, условная и колеблющаяся шаткость отношений, которая удобна при дворе, но вредна в армии; что государю нужно царствовать, а не управлять войском; что единственный выход из этого положения есть отъезд государя с его двором из армии; что одно присутствие государя парализует пятьдесят тысяч войска, нужных для обеспечения его личной безопасности; что самый плохой, но независимый главнокомандующий будет лучше самого лучшего, но связанного присутствием и властью государя.
В то самое время как князь Андрей жил без дела при Дриссе, Шишков, государственный секретарь, бывший одним из главных представителей этой партии, написал государю письмо, которое согласились подписать Балашев и Аракчеев. В письме этом, пользуясь данным ему от государя позволением рассуждать об общем ходе дел, он почтительно и под предлогом необходимости для государя воодушевить к войне народ в столице, предлагал государю оставить войско.
Одушевление государем народа и воззвание к нему для защиты отечества – то самое (насколько оно произведено было личным присутствием государя в Москве) одушевление народа, которое было главной причиной торжества России, было представлено государю и принято им как предлог для оставления армии.
Х
Письмо это еще не было подано государю, когда Барклай за обедом передал Болконскому, что государю лично угодно видеть князя Андрея, для того чтобы расспросить его о Турции, и что князь Андрей имеет явиться в квартиру Бенигсена в шесть часов вечера.
В этот же день в квартире государя было получено известие о новом движении Наполеона, могущем быть опасным для армии, – известие, впоследствии оказавшееся несправедливым. И в это же утро полковник Мишо, объезжая с государем дрисские укрепления, доказывал государю, что укрепленный лагерь этот, устроенный Пфулем и считавшийся до сих пор chef d'?uvr'ом тактики, долженствующим погубить Наполеона, – что лагерь этот есть бессмыслица и погибель русской армии.
Князь Андрей приехал в квартиру генерала Бенигсена, занимавшего небольшой помещичий дом на самом берегу реки. Ни Бенигсена, ни государя не было там, но Чернышев, флигель адъютант государя, принял Болконского и объявил ему, что государь поехал с генералом Бенигсеном и с маркизом Паулучи другой раз в нынешний день для объезда укреплений Дрисского лагеря, в удобности которого начинали сильно сомневаться.
Чернышев сидел с книгой французского романа у окна первой комнаты. Комната эта, вероятно, была прежде залой; в ней еще стоял орган, на который навалены были какие то ковры, и в одном углу стояла складная кровать адъютанта Бенигсена. Этот адъютант был тут. Он, видно, замученный пирушкой или делом, сидел на свернутой постеле и дремал. Из залы вели две двери: одна прямо в бывшую гостиную, другая направо в кабинет. Из первой двери слышались голоса разговаривающих по немецки и изредка по французски. Там, в бывшей гостиной, были собраны, по желанию государя, не военный совет (государь любил неопределенность), но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать. Это не был военный совет, но как бы совет избранных для уяснения некоторых вопросов лично для государя. На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал адъютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым французским подданным, Мишо, Толь, вовсе не военный человек – граф Штейн и, наконец, сам Пфуль, который, как слышал князь Андрей, был la cheville ouvriere [основою] всего дела. Князь Андрей имел случай хорошо рассмотреть его, так как Пфуль вскоре после него приехал и прошел в гостиную, остановившись на минуту поговорить с Чернышевым.
Пфуль с первого взгляда, в своем русском генеральском дурно сшитом мундире, который нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым, хотя он никогда не видал его. В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немецких теоретиков генералов, которых князю Андрею удалось видеть в 1805 м году; но он был типичнее всех их. Такого немца теоретика, соединявшего в себе все, что было в тех немцах, еще никогда не видал князь Андрей.
Пфуль был невысок ростом, очень худ, но ширококост, грубого, здорового сложения, с широким тазом и костлявыми лопатками. Лицо у него было очень морщинисто, с глубоко вставленными глазами. Волоса его спереди у висков, очевидно, торопливо были приглажены щеткой, сзади наивно торчали кисточками. Он, беспокойно и сердито оглядываясь, вошел в комнату, как будто он всего боялся в большой комнате, куда он вошел. Он, неловким движением придерживая шпагу, обратился к Чернышеву, спрашивая по немецки, где государь. Ему, видно, как можно скорее хотелось пройти комнаты, окончить поклоны и приветствия и сесть за дело перед картой, где он чувствовал себя на месте. Он поспешно кивал головой на слова Чернышева и иронически улыбался, слушая его слова о том, что государь осматривает укрепления, которые он, сам Пфуль, заложил по своей теории. Он что то басисто и круто, как говорят самоуверенные немцы, проворчал про себя: Dummkopf… или: zu Grunde die ganze Geschichte… или: s'wird was gescheites d'raus werden… [глупости… к черту все дело… (нем.) ] Князь Андрей не расслышал и хотел пройти, но Чернышев познакомил князя Андрея с Пфулем, заметив, что князь Андрей приехал из Турции, где так счастливо кончена война. Пфуль чуть взглянул не столько на князя Андрея, сколько через него, и проговорил смеясь: «Da muss ein schoner taktischcr Krieg gewesen sein». [«То то, должно быть, правильно тактическая была война.» (нем.) ] – И, засмеявшись презрительно, прошел в комнату, из которой слышались голоса.
Видно, Пфуль, уже всегда готовый на ироническое раздражение, нынче был особенно возбужден тем, что осмелились без него осматривать его лагерь и судить о нем. Князь Андрей по одному короткому этому свиданию с Пфулем благодаря своим аустерлицким воспоминаниям составил себе ясную характеристику этого человека. Пфуль был один из тех безнадежно, неизменно, до мученичества самоуверенных людей, которыми только бывают немцы, и именно потому, что только немцы бывают самоуверенными на основании отвлеченной идеи – науки, то есть мнимого знания совершенной истины. Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как умом, так и телом, непреодолимо обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства, и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хорошо. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина. Таков, очевидно, был Пфуль. У него была наука – теория облического движения, выведенная им из истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей военной истории, казалось ему бессмыслицей, варварством, безобразным столкновением, в котором с обеих сторон было сделано столько ошибок, что войны эти не могли быть названы войнами: они не подходили под теорию и не могли служить предметом науки.
В 1806 м году Пфуль был одним из составителей плана войны, кончившейся Иеной и Ауерштетом; но в исходе этой войны он не видел ни малейшего доказательства неправильности своей теории. Напротив, сделанные отступления от его теории, по его понятиям, были единственной причиной всей неудачи, и он с свойственной ему радостной иронией говорил: «Ich sagte ja, daji die ganze Geschichte zum Teufel gehen wird». [Ведь я же говорил, что все дело пойдет к черту (нем.) ] Пфуль был один из тех теоретиков, которые так любят свою теорию, что забывают цель теории – приложение ее к практике; он в любви к теории ненавидел всякую практику и знать ее не хотел. Он даже радовался неуспеху, потому что неуспех, происходивший от отступления в практике от теории, доказывал ему только справедливость его теории.
Он сказал несколько слов с князем Андреем и Чернышевым о настоящей войне с выражением человека, который знает вперед, что все будет скверно и что даже не недоволен этим. Торчавшие на затылке непричесанные кисточки волос и торопливо прилизанные височки особенно красноречиво подтверждали это.
Он прошел в другую комнату, и оттуда тотчас же послышались басистые и ворчливые звуки его голоса.
Не успел князь Андрей проводить глазами Пфуля, как в комнату поспешно вошел граф Бенигсен и, кивнув головой Болконскому, не останавливаясь, прошел в кабинет, отдавая какие то приказания своему адъютанту. Государь ехал за ним, и Бенигсен поспешил вперед, чтобы приготовить кое что и успеть встретить государя. Чернышев и князь Андрей вышли на крыльцо. Государь с усталым видом слезал с лошади. Маркиз Паулучи что то говорил государю. Государь, склонив голову налево, с недовольным видом слушал Паулучи, говорившего с особенным жаром. Государь тронулся вперед, видимо, желая окончить разговор, но раскрасневшийся, взволнованный итальянец, забывая приличия, шел за ним, продолжая говорить:
– Quant a celui qui a conseille ce camp, le camp de Drissa, [Что же касается того, кто присоветовал Дрисский лагерь,] – говорил Паулучи, в то время как государь, входя на ступеньки и заметив князя Андрея, вглядывался в незнакомое ему лицо.
– Quant a celui. Sire, – продолжал Паулучи с отчаянностью, как будто не в силах удержаться, – qui a conseille le camp de Drissa, je ne vois pas d'autre alternative que la maison jaune ou le gibet. [Что же касается, государь, до того человека, который присоветовал лагерь при Дрисее, то для него, по моему мнению, есть только два места: желтый дом или виселица.] – Не дослушав и как будто не слыхав слов итальянца, государь, узнав Болконского, милостиво обратился к нему:
– Очень рад тебя видеть, пройди туда, где они собрались, и подожди меня. – Государь прошел в кабинет. За ним прошел князь Петр Михайлович Волконский, барон Штейн, и за ними затворились двери. Князь Андрей, пользуясь разрешением государя, прошел с Паулучи, которого он знал еще в Турции, в гостиную, где собрался совет.
Князь Петр Михайлович Волконский занимал должность как бы начальника штаба государя. Волконский вышел из кабинета и, принеся в гостиную карты и разложив их на столе, передал вопросы, на которые он желал слышать мнение собранных господ. Дело было в том, что в ночь было получено известие (впоследствии оказавшееся ложным) о движении французов в обход Дрисского лагеря.
Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения, предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) не объяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была, соединившись, ожидать неприятеля. Видно было, что этот план давно был составлен Армфельдом и что он теперь изложил его не столько с целью отвечать на предлагаемые вопросы, на которые план этот не отвечал, сколько с целью воспользоваться случаем высказать его. Это было одно из миллионов предположений, которые так же основательно, как и другие, можно было делать, не имея понятия о том, какой характер примет война. Некоторые оспаривали его мнение, некоторые защищали его. Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал:
– Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.) ] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.) ] Что ж меня спрашивать? – сказал он. – Ведь вы сами знаете все лучше меня. – Но когда Волконский, нахмурившись, сказал, что он спрашивает его мнение от имени государя, то Пфуль встал и, вдруг одушевившись, начал говорить:
– Все испортили, все спутали, все хотели знать лучше меня, а теперь пришли ко мне: как поправить? Нечего поправлять. Надо исполнять все в точности по основаниям, изложенным мною, – говорил он, стуча костлявыми пальцами по столу. – В чем затруднение? Вздор, Kinder spiel. [детские игрушки (нем.) ] – Он подошел к карте и стал быстро говорить, тыкая сухим пальцем по карте и доказывая, что никакая случайность не может изменить целесообразности Дрисского лагеря, что все предвидено и что ежели неприятель действительно пойдет в обход, то неприятель должен быть неминуемо уничтожен.
Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
