Канарский национализм

Канарский национализм — политическое движение, которое развивает национальное самосознание канарцев. Движение имеет два направления: умеренное и радикальное. Сторонники первого направления выступают за расширение автономии Канарских островов внутри Испании, являются сторонниками федерализма. Приверженцы радикального направления выступают за независимость Канарских островов.

Предыстория

Формирование канарцев началось с испанского завоевания островов, когда аборигены-гуанчи были побеждены, а позже ассимилировались.

30 мая 1481 года лидер гуанчей острова Гран-Канария Тенезор Семидан (после крещения принял имя Фернандо Гуанартеме) подписал мирный договор с Фердинандом II Арагонским, так называемая Калатаюдская хартия. Этот договор определил архипелаг как королевство в составе испанской монархии, создание правовых основ его управления и его связи с Испанией.

Калатаюдская хартия определила права и обязанности, которые сформировали канарское фуэро, использовавшееся в кабильдо и судопроизводстве. Права, изложенные в фуэро: своя казна и армия, непрерывность традиционных канарских обычаев и ролей. На Канарских островах не было собственной валюты вплоть до 1776 года.

Первоначально только острова Гран-Канария принял хартию, но спустя время весь архипелаг присоединился к договору. Испания не выполняла несколько раз условия договора, в результате происходили восстания в 1502 году (Ичасагуа), 1770 году (Ла-Альдеа) и 1778 году (Арико). Условия договора окончательно перестали соблюдаться после реставрации Бурбонов на испанском престоле в 1874 году.

Зарождение

Первые националистические организации на Канарах появились в XIX веке как часть местного рабочего движения (Рабочая ассоциация Канарских островов). Основателями движения считаются Хосе Кабрера Диас, Николас Эстеванес и Секундино Дельгадо. Дельгадо сегодня считается отцом канарского национализма, так как он первый стал выпускать газеты El Guanche и Vacaguaré, в которых распространялись идеи об автономии архипелага. Эти газеты были вне закона, поэтому они выпускались либо подпольно, либо за рубежом. В ранние годы существовало две националистических партии: Partido Popular (Автономная народная партия), основанная в 1901 году в Санта-Крус-де-Тенерифе, и Канарская националистическая партия, основанная в 1924 году Хосе Кабрерой Диасом, бывшим лидером Рабочей ассоциации Канарских островов, в изгнании на Кубе.

В годы Второй Испанской Республики канарский национализм оказался незамеченным, хотя местное отделение Коммунистической партии Испании (КПИ) — Коммунистическая партия Канарских островов, — руководствуясь ленинским принципом «права на национальном народов распоряжаться своей судьбой», предложила автономию региону, но начавшаяся гражданская война в Испании не позволила осуществить данные планы. Объединённый революционный фронт, основанный в 1934 году КПИ и ИСРП (Испанская социалистическая рабочая партия), включил в свою программу «освобождение Канар от гнёта испанского империализма и право на самоопределение своей конституции независимого государства, если на это будет Его воля».

В годы правления Франко

Франкизм яростно подавлял любые проявления регионального национализма в Испании и её колониях. Тем не менее, в 1960-е годы существовали подобные организации. В 1959 году Фернандо Сагасетой основано движение «Канарская свобода» (исп. Canarias Libre). приобрела некоторую известность. Многие члены движения были арестованы, организация распалась. Избежавшие арестов присоединились к Коммунистической партии народов Испании. В 1964 году Антонио Кубильо основал Движение за автономию и независимость Канарского архипелага (исп. Movimiento por la Autodeterminación e Independencia del Archipiélago Canario, MPAIAC).

Движение за автономию и независимость Канарского архипелага создало свой флаг с тремя вертикальными белой, голубой и жёлтой полосами, а также с семью зелёнами звёздами по центру, который стало использовать всё националистическое движение в целом. В последние годы франкизма появляются террористические организации, такие как Вооружённые отряды Канар и Вооружённые силы гуанчей. Хотя движения первоначально пользовались симпатией, насильственные действия, террор и "вооружённая борьба", которую возглавило движение Кубильо, принесли неприятие среди местного населения.

После падения режима Франко

В 70-е годы КПИ ориентировалась на еврокоммунизм. Это вызывало недовольско сторонников марксизма-ленинизма. Они основали свои организации, такие как Единая коммунистическая партия Канарских островов (сторонники автономии), Коммунистические ячейки (сторонники автономии) и Канарская коммунистическая партия (сторонники независимости).

Коммунистические ячейки и Канарская коммунистическая партия объединились в 1977 году в коалицию под названием Народный канарский союз, возглавляемую Фернандо Сагасетой и Карлосом Суаресом. С этого момента начали свою деятельность Профсоюз работников Канар и Конфедерация трудящихся Канар.

Внутри Движения за самоопределение и независимость Канарского архипелага начались внутренние конфликты, вызванные недовольством лидером движения, Антонио Кубильо. Это привело к фактическому распаду на две организации под названием MPAIAC. До сих пор MPAIAC передним концом является политическим крылом Рабочей партии Канар.

В 1979 году Народный канарский союз, Коммунистические ячейки, Партия коммунистов Канар, Социалистическая партия Канар и Единая коммунистическая партия Канарских островов объединились в Союз канарского народа (СКН). В том же году во время выборов Союз канарского народа занял третье место по результатам голосования на Канарах, имел одного представителя в Конгрессе депутатов, Фернандо Сагасету. Намерение вести умеренную политику привело к конфликту с радикальным крылом, а далее и к распаду Союза канарского народа. Умеренные Автономная националистическая конфедерация Канар, Ассамблея Канар, первые христиане второго пришествия, движения за социалистическое самоуправление, поддерживались Союзом.

С 1982 года Канарские острова имеют статут автономии. СКН распался на множество организаций. Наибольшего успеха на выборах добиваются Левые националисты Канар и Автономная националистическая конфедерация Канар, которые объединились в Ассамблею Канар в 1982 году. Тем не менее, после распада СКН поддержка электоратом националистических коалиций в виде Союза левых националистов (от Единой коммунистической партии Канарских островов), Партия коммунистов канарского народа (канарское отделение КПНИ), упала.

Рабочая партия Канар, радикальное крыло Союза канарского народа и другие мелкие группировки объединились в 1986 году в Народный фронт за независимость Канарских островов (FREPIC-AWAÑAK). Антонио Кубильо, после возвращения из Алжира, в том же году основал Национальный канарский конгресс.

В 1991 году Ассамблея канарских националистов, Объединённые левые Канар (местное отделение Объединённых левых) и Союз левых националистов объединились в Инициативу канарских националистов.

В 1992 году основана молодёжная организация Азаруг, которая открыто выступает за независимость Канарских островов. Также организация выступает за установление социализма на Канарах.

С 1993 года место в региональном правительстве занимает националистическая партия Канарская коалиция. В её состав входят различные организации, такие как левые Инициатива канарских националистов или Майорерская ассамблея, а также правоцентристы, такие как Группировка независимости Тенерифе, другие националистические и региональные движения. Канарская коалиция определяет свою идеологию как националзм, использует флаг с семью зелёными звездами, хочет сделать его стать официальным, выступает за независимость на Канарских островах.

Текущая ситуация

В настоящее время существует много партий, профсоюзов и ассоциаций любого рода, которые определяют себя как «националистические». Некоторые из них поддерживают берберизм.

Националистические партии: Канарская коалиция, Новые Канары, Народный фронт за независимость Канарских островов, Центр канарских националистов, Партия националистов Канар, Националистическая альтернатива Канар, Азаруг, Народная альтернатива Канар и Союз народа.

Националистические профсоюзы: Фронт союза рабочих Канар, Межсоюзные Канары, Профсоюз работников образования Канар, Союз студентов Канар.

Существуют и революционные организации, такие как Революционная организация молодёжи Канарских высот. Некоторые радикальные группы используют слово Taknara как принадлежность к Канарским островам, но другие националисты не согласны с этим названием.

Отрывок, характеризующий Канарский национализм

– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.