Кандия, Педро де

Педро де Кандия
греч. Πέδρο δε Κάνδια
Прозвище	Критянин
Дата рождения	1492(1492)
Место рождения	Ираклион, Крит
Дата смерти	16 сентября 1542(1542-09-16)
Место смерти	Чупас, Уаманга, Перу
Принадлежность	Греция Греция Испания Испания
Род войск	артиллерия
Годы службы	1509-1542
Звание	Гранд Испании; Командующий артиллерией в Перу; капитан
Сражения/войны	Испанское завоевание инков, Битва при Кахамарке, Битва при Чупас

Пéдро де Канди́я, (греч. Πέδρο δε Κάνδια, исп. Pedro de Candía, итал. Pietro de Cândia; 1492 год, Ираклион, Крит — 16 сентября 1542 года, Чупас, Уаманга, Перу), называемый также просто Грек (исп. el Griego), «греческий авантюрист рождённый на Крите и натурализовавшийся в Испании», испанский конкистадор, один из «Тринадцати Великих» или «Тринадцати, овеянных славой» (исп: Los 13 Grandes или Los trece de la fama), первый европеец высадившийся на побережье Перу и один из самых известных участников его завоевания, Гранд Испании, Алкайд города Куско.

Биография

Происхождение

Педро родился на греческом острове Крит, в городе-крепости Ираклион, который в то время назывался Кандия и находился под контролем Венеции. Сведения о годе рождения расходятся — от 1485 до 1493 года. Греческие историки XX века не поддерживают предположение известного американского исследователя истории Перу XIX века Уильям Прескотт (1796—1859) о том, что Кандия, который в течение всей своей жизни был оружейником, литейщиком и артиллеристом, восходил к натурализовавшемуся на Крите дворянскому итальянскому роду и имел титул графа: если Ф. Контоглу указывает на Манолиса Каллигариса, беженца из Константинополя состоявшего на службе у венецианцев, как на отца Кандии, то Х. Лазос считает его сыном безымянного греческого моряка.

Собственно, Кандия не является фамилией и, учитывая то, что так назывался и город, и остров, имя, закрепившееся за ним в испанской историографии, переводится как Пётр Критянин. После того как отец ушёл в море и не вернулся, а мать умерла в 1498 году, сирота Педро подрабатывал в кузнице. Получив навыки кузнеца, Кандия устроился оружейником на венецианский корабль, который вскоре был захвачен в море алжирскими пиратами. В алжирском плену, где он также работал кузнецом, Кандия прожил три года, пока вместе с другими невольниками ему не удалось захватить маленький парусник и добраться до Испании. В силу его физических данных (по всем описаниям Педро был очень высоким и сильным человеком) Педро был принят в испанскую королевскую гвардию (исп. Guardas de Castilla), где за ним и закрепилось имя Педро де Кандия. В силу его навыков он был зачислен в артиллерию и воевал под командованием Педро де лос Риоса в Италии, отражая высадку турок.

Панама

С окончанием военных действий в Италии, Педро де лос Риос был назначен королём Испании губернатором Панамы. Педро де лос Риос, а вместе с ним и Педро де Кандия, прибыл в Панаму в июле 1526 года. В Панаме Кандия создал литейную и оружейную мастерскую, где из пяти мастеров трое были греками.

В числе Тринадцати овеянных славой

Педро де лос Риос был против экспедиции на юг, которую предпринял Франсиско Писарро, но Диего де Альмагро, вернувшись в Панаму с просьбой от Писарро об оказании помощи, сумел убедить его послать на помощь 80 человек, включая Кандию как артиллерийского специалиста. Экспедиция продолжилась без видимого успеха. Писарро высадился 3 июня 1527 года на острове Петуха и в Панаму вновь был послан Альмагро, за подкреплением. Вместо подкреплений Педро де лос Риос выслал корабль с приказом немедленно возвращаться. Возмущённый Писарро провёл линию на песке, обращаясь к конкистадорам:

«Кастильцы! С этой стороны линии — опасности и смерть, там спячка. С этой стороны — Перу и его богатства. С той — Панама и бедность. Выбирайте. Я иду на юг.»

Первым к Писарро присоединился Кандия, но за ним последовали только 11 конкистадоров, (примечание: историография не причисляет к «13 Великим» слуг конкистадоров, включая слугу и соратника Кандии, эфиопа Меза). «13 Великих» для безопасности перебрались на более отдалённый остров Горгона, где в ожидании Альмагро провели 7 месяцев. Прибытие Альмагро спасло их от голода, но подкрепление было незначительным).

Тумбес

Испанцы направились к побережью. Уже во время их первой экспедиции вдоль побережья сегодняшних Колумбии и Эквадора (март-сентябрь 1528 года), когда состоялась высадка в Такамес, севернее сегодняшнего города Гуаякиль, Кандия командовал артиллерией. Когда 2 испанских корабля отдали якоря на рейде Тумбес, их посетили туземцы. Кандия вызвался отправится в город сам. Его высадка была первой высадкой белого человека на побережье Перу и описывается в историографии Южной Америки как важное событие, с некоторыми отклонениями в деталях: Гарсиласо де ла Вега, принц-инка, (1539—1616) в своих мемуарах делает упор на метровый деревянный крест, который Кандия понёс с собой и, с помощью которого, он укротил двух пантер, выпущенных старейшинами инков, чтобы развеять сомнения, есть ли этот рослый белый бородач человек или бог, чем поразил туземцев. Прескотт писал, что «греческий рыцарь» отправился на берег во всех своих доспехах, при мече и аркебузе, упоминает крест при укрощении пантер, уменьшив его размер до нагрудного, но делает упор на то, что Кандия поразил туземцев демонстрацией стрельбы из аркебузы.

Однако через несколько лет, когда испанцы вошли в Куско, они с удивлением обнаружили, что под воздействием этого эпизода с Кандией, инки выставили над всеми зданиями деревянные кресты, придав им волшебные свойства, что в какой то мере подтверждает и свидетельство Гарсиласо де ла Вега.

Кандия пробыл в городе два дня и вернулся с картой города и крепостей, которую он нанёс на полотно. Его рассказы о золоте и серебре, встречаемых на каждом шагу, взбудоражили воображение испанцев, готовых немедленно атаковать город, но сил было мало и Писарро принял решение возвратиться в Панаму, с докладом о результате экспедиции.

Идальго

Весной 1528 года Писарро, не получив поддержки в Панаме, оправился в Испанию, чтобы обеспечить поддержку для завоевания Перу, взяв собой Кандию. Почти через год, 26 апреля 1529 года , Карл V назвал Писарро рыцарем ордена Сантьяго и командующим похода. Все остальные из 13 Великих получили титул идальго. Кандия, в дополнение, получил звание командующего артиллерией, которое сохранил до самой своей смерти. Писарро и Кандия вернулись в Америку. Первый взял с собой троих своих братьев, Кандия взял с собой из Испании группу земляков -критян, которых он зачислил в артиллерию и оружейники, создав тем самым и собственную личную охрану.

Завоевание Перу

Писарро выступил из Панамы в конце января 1530 года и почти через год, 15 ноября, в Кашамалька вероломно пленил инка Атауальпа. В последовавшем сражении две пушки Кандии сыграли решающую роль, за что Кандия и получил повышенную долю выкупа, выплаченного инками за Атауальпу. Испанцы вошли в Куско.

Выкуп Атауальпы

Из сокровищ, составивших знаменитый выкуп Атауальпы, Кандия получил 9909 песо золота и 407 марок серебра, что в ценах 2000 года могло бы равняться 53,7 млн долларов США (по Alfonso Klauer).

Сражение в Куско

В 1535 году Альмагро, неудовлетворённый дележом и властью Писарро, отправился на юг во главе 570 испанцев и дошёл до 45-го градуса южной широты, но без особых успехов, и повернул назад. Тем временем, в отсутствие Франсиско Писарро и Альмагро, инки восстали и 200 тысяч повстанцев осадили испанцев в Куско. Кандия, со своими уже тремя пушками, отчаянно оборонялся у Храма Солнца, получив ранение в правую ногу. Испанцы, под командованием братьев Эрнандо, Гонсало и Хуана Писарро, оборонялись месяцами, пока с помощью подоспевшего Альмагро не нанесли инкам сокрушительное поражение.

Абайя (Боливия)

С 1534 по 1535 год Кандия — 2-й Алкайд Куско в королевстве Перу (включённом в испанские владения). Но утверждая свою власть, братья Писарро отстранили Альмагро. Четыре других вероятных соперника, среди которых был и Кандия, были удалены из Куско, получив приказ идти в соответственно четыре экспедиции, для изучения и завоевания окружающего Куско региона. Кандия, которому как и всем конкистадорам мерещилось Эльдорадо, получив информацию о богатом золотом Абайя от одной их своих наложниц, потратил своё состояние и, сколотив отряд из трёхсот испанцев и нескольких десятков инков, направился на юг через Анды, на территорию сегодняшней Боливии. Экспедиция не принесла ожидаемых результатов, а по возвращению Кандия обнаружил что Эрнандо Писарро казнил его верного эфиопа Мезу, обвинив его в заговоре, после чего и сам Кандия был аррестован по приказу Эрнандо Писарро.

Испанская междоусобица

Альмагро осадил Куско, и его гарнизон в 170 человек, недовольный поведением братьев Писарро, перебежал к Альмагро, арестовав Эрнандо и Гонсало Писарро. Испанская междоусобица продолжилась 11 лет. Франсиско Писарро убил своего друга и соратника Альмагро и одержал победу при Куско 26 апреля 1538 года. Диего Альмагро (сын) 26 июня 1541 года убил Франсиско Писарро, которому тогда уже было 75 лет, в его дворце в городе Лима. Контроль над регионом перешёл к Альмагро-сыну, но испанское правительство, с целью наведения порядка, послало в Перу наделённого чрезвычайными полномочиями комиссара Вака де Кастро.

Смерть Кандии

Возмущённый обращением с ним братьев Писарро, Кандия примкнул к сторонникам Альмагро и, с помощью своих 16 греков, отлил пушки которыми был вооружён молодой Альмагро в сражении при Чупас, 16 сентября 1542 года, против королевских сил Вака де Кастро. Альмагро расположил в центре артиллерию Кандии и стрелков с аркебузами, а каваллеристов расположил на флангах. Королевские войска пошли в атаку. Альмагро, заметив что огонь артиллерии не был результативным, заподозрил Кандию в сговоре с Вака де Кастро и пригвоздил «первого белого, ступившего на землю Перу» своим копьём к пушке,. Альмагро проиграл сражение и был казнён на том же месте где и его отец. Ход истории Южной Америки сменился, и ключевую роль в этом сыграл Кандия.

Наследие

Записи, которые вёл Кандия, не сохранились. Кандия был женат на перуанке Лусии Гарсия, от которой имел две дочери и сына. Первая дочь, Каталина, вышла замуж, но осталась бездетна, вторая, Мария, родила внучку, которая тоже осталась бездетной, и по линии дочерей род Кандии прервался. Сына Кандии упоминает как своего 12-летнего одноклассника Гарсиласо де ла Вега, что означает что сын родился в 1539 году. Согласно Ф. Кондоглу, сын именовался Манолис, вернулся на Крит, женился, имел четырёх дочерей и сына Маркоса, внука Кандии, но эта информация не подтверждается другими источниками.

Источники

• Куприенко С.А. [books.google.ru/books?id=vnYVTrJ2PVoC&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false Источники XVI-XVII веков по истории инков: хроники, документы, письма] / Под ред. С.А. Куприенко.. — К.: Видавець Купрієнко С.А., 2013. — 418 с. — ISBN 978-617-7085-03-3.
• Кристобаль де Мена. [kuprienko.info/cristobal-de-mena-la-conquista-del-peru-llamada-la-nueva-castilla-al-ruso/ Завоевание Перу, называемое Новая Кастилия (Севилья, 1534)]. www.kuprienko.info (А. Скромницкий) (3 июля 2011). — первая, изданная в Европе, книга о завоевании Империи инков. Проверено 16 ноября 2012. [archive.is/txDx Архивировано из первоисточника 8 декабря 2012].
• Херес, Франсиско де. [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Spain/XVI/De_Cheres/text.htm Завоевание Перу и провинции Куско.]. www.vostlit.info (Восточная литература). — Отрывки. Проверено 28 сентября 2009. [www.webcitation.org/61BPEt0nS Архивировано из первоисточника 24 августа 2011].
• Педро Сьеса де Леон. [kuprienko.info/pedro-cieza-de-leon-cronica-del-peru-parte-primera-al-ruso/ Хроника Перу. Часть Первая.]. www.kuprienko.info (А. Скромницкий) (24 июля 2008). — пер. А.Скромницкий. Проверено 16 ноября 2012. [archive.is/sQQr Архивировано из первоисточника 9 июля 2012].
• Дамиан де ла Бандера. [kuprienko.info/cristobal-de-mena-la-conquista-del-peru-llamada-la-nueva-castilla-al-ruso/ Доклад о происхождении и правлении, имевшемся у Ингов (Гуаманга, 1557)]. www.kuprienko.info (А. Скромницкий) (4 июля 2011). Проверено 16 ноября 2012. [archive.is/txDx Архивировано из первоисточника 8 декабря 2012].
• Трухильо-и-Паэс, Диего де. [kuprienko.info/diego-de-trujillo-y-paez-relacion-del-descubrimiento-del-reino-del-peru-1571-al-ruso/ Доклад об обнаружении королевства Перу (1571).]. www.kuprienko.info (А.Скромницкий). Проверено 16 ноября 2012. [archive.is/fidvk Архивировано из первоисточника 8 января 2013].

Литература

• Χρήστος Δ. Λάζος , Έλληνες στην Ανακάλυψη καί Εξερέυνηση της Αμερικής, Αίολος Αθήνα 1990, ISBN 960-7267-15-X
• The Incas. The Royal Commentaries of Garcilaso de la Vega (1539—1616) the Incas.Edited and introduced by Alain Gheerbrant,Cassel,London 1963
• Inca Garcilaso de la Vega: Historia general del Perú. Tomo I. Lima, Editorial Universo S.A., 1972.
• William H. Prescott ,History of the Conquest of Peru,Everyman"s Library 1963
• Κώστα Κύρρη ,Πέτρος ο Κρητικός σύντροφος του Pizarro στο Περού ,Κρητικά Χρονικά 1964
• Κόντογλου Φώτης ,Φημισμένοι άντρες καί λησμονημένοι , Αθήναι 1946
• OLSEN ORJAN, Ό Γύρος του Κόσμου ,Συρόπολοι-Κουμουνδουρέας , Αθήνα 1957
• Diccionario Histórico Biográfico de los Conquistadores del Perú. Tomo I. A-CH. Lima, Librería STUDIUM S.A., 1986.
• La conquista del Perú. Lima, Librería STUDIUM S.A., 1984.
• La pacificación del Perú. Lima, Librería STUDIUM S.A., 1984.
• Tauro del Pino, Alberto: Enciclopedia Ilustrada del Perú. Tercera Edición. Tomo 3, BEI-CAN. Lima, PEISA, 2001. ISBN 9972-40-152-5
• Herrera y Tordesillas (Antonio de) Historia general de los hechos de los Castellanos en las islas y tierra firme del mar Oceano (1601—1615) in Colección clasicos Tavera (serie 1, Vol. 1-2) Edizione su CD.
• Tauro del Pino, Alberto: Enciclopedia Ilustrada del Perú. Tercera Edición. Tomo 3, BEI-CAN. Lima, PEISA, 2001. ISBN 9972-40-152-5
• Hobbs, Nicolas (2007). «Grandes de España» (in Spanish).
• Oviedo y Valdés (Gonzalo Fernández de) Historia general y natural de las Indias in Bibl Aut. Esp. Tomi CXVII; CXVIII; CXIX; CXX; CXXI, Madrid 1992
• Pizarro (Pedro) Relación del descubrimiento y conquista de los Reynos del peru. (1571) In BIBL. AUT. ESP. (tomo CLVIII, Madrid 1968)
• Del Busto Duthurburu, José Antonio:

Diccionario Histórico Biográfico de los Conquistadores del Perú. Tomo I. A-CH. Lima, Librería STUDIUM S.A., 1986.

La conquista del Perú. Lima, Librería STUDIUM S.A., 1984.

La pacificación del Perú. Lima, Librería STUDIUM S.A., 1984.

• Inca Garcilaso de la Vega: Historia general del Perú. Tomo I. Lima, Editorial Universo S.A., 1972.
• Mendiburu, Manuel: Diccionario histórico-biográfico del Perú. Parte primera que corresponde a la época de la dominación española. Tomo II. Lima, 1876.
• Tauro del Pino, Alberto: Enciclopedia Ilustrada del Perú. Tercera Edición. Tomo 3, BEI-CAN. Lima, PEISA, 2001. ISBN 9972-40-152-5

Отрывок, характеризующий Кандия, Педро де

– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.