Каниц, Юлий Иванович фон

Юлий Иванович фон Каниц
Научная сфера:	историк
Место работы:	директор Казанских гимназий
Альма-матер:	Шляхетский кадетский корпус
Известен как:	автор реконструкции взятия Казани

Юлий Иванович фон Каниц (1730-е годы — 1781 год) — командир (директор) Казанских гимназий в 1764—1781 годах.

Биография

Происходил из дворян. Родился в 1730-х годах.

В 1744—1751 годах обучался в Шляхетском кадетском корпусе. После двух лет военной службы был секретарём Юстиц-коллегии Эстляндских и Лифляндских дел.

В декабре 1764 года назначен «командиром Казанских гимназий» (формально Казанская гимназия в то время разделялась на две: для дворянских детей и для детей людей разночинных и обер-офицерских), которыми и управлял до смерти в 1781 году. На этой должности Ю. И. фон Каниц приобрёл репутацию хорошего педагога и администратора.

При управлении учебным заведением ему пришлось бороться со многими неблагоприятными условиями: недостатком средств и отсутствием хорошо подготовленных преподавателей. Усилиями Ю. И. фон Каница недавно основанная казанская гимназия была поставлена в «приличное положение»: он привлёк учителей из числа московских студентов, улучшил преподавание языков, ввёл изучение татарского языка (который преподавал Сагит Хальфин), заботился о театральных представлениях в гимназии, устраивал литературные чтения.

Во время пребывания Екатерины II в Казани в 1767 году, он принимал инспекцию директора Академии наук графа В. Г. Орлова. К приезду императрицы под его руководством перед гимназией были устроены триумфальные ворота с изображением государственного герба.

Он также принял активное участие в защите Казани вместе с своим «гимназическим корпусом», в числе 74 человек из учителей, учеников, служащих при гимназии и других лиц во время осады города Е. И. Пугачёвым в 1774 году. Во время боёв его ранило стрелой (А. С. Пушкин в «Истории Пугачёва» ошибочно писал, что он был убит). За «самоотверженные подвиги», проявленные корпусом, по представленному докладу князя П. С. Мещерского, Екатерина II предписала выдать директору гимназии надворному советнику фон Каницу полугодовое жалованье. Однако он был полностью разорён, так как в пожаре, устроенном пугачёвцами, был уничтожен его дом с крупной библиотекой. Поскольку здания гимназии также сгорели, после разграбления города пугачёвцами директору гимназии пришлось восстанавливать учебное заведение.

Работы

До нашего времени дошли сочинения Ю. И. фон Каница: «Описание картин на триумфальных воротах, построенных для прибытия Екатерины II» (1767), «Слово в публичном собрании при казанской гимназии» (1775) и «Сочинение о найденных в Казанской губернии естественных редкостях» (1777). Сохранились также его письма о состоянии гимназии к директору и попечителю Московского университета И. И. Мелиссино, которые были опубликованы в «Библиографических Записках» (1858) и в работах А. И. Артемьева о Казанских гимназиях XVIII века.

Он также является одним из первых историков Казани. Известно, что он начал работу над написанием труда об истории Казани, но не успел её закончить.

Уверьте г. Хераскова, что я решился с Божиею помощью начать Казанскую Историю, и кому бы мог я посвятить её, как не ему, виновнику этого труда?

— Из письма Ю. И. фон Каница Г. Р. Державину от 4 декабря 1778 года.

Ю. И. фон Каниц — автор труда «Расположение древнего города Казани в 1552 г., с изъяснением плана Казани и описанием осады и взятия её», написанного, как считается, к 1778 году по просьбе М. М. Хераскова для его «Россиады». Составленные им план и описание взятия Казани явились первой реконструкцией взятия Казани Иоанном IV в 1552 году. Они стали важным трудом для своего времени, которым неоднократно пользовались позднейшие историки.

Он считается автором или организатором выполнения серии снимков Казани, сделанных в 1779 году при помощи камеры-обскуры.

Литература

• Донесения Каница о положении гимназии в «Библиографических Записках» 1858 года.
• Владимиров В. В. Историческая записка о 1-й Казанской гимназии. Часть 1. XVIII столетие. — Казань: Университетская типография, 1867. — 231 с.
• Артемьев А. И. Казанские гимназии в XVIII столетии. — СПб., 1874. [из Журнала Министерства Народного Просвещения]
• Арк. Л—нко. Каниц Юлий Иванович // Русский биографический словарь: В 25 т. / Под наблюдением А. А. Половцова. — М., 1897. — Т. «Ибак — Ключарев». — C. 446—447.
• Каниц, Юлий Иванович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Каниц, Юлий Иванович фон

Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.