Каннский кинофестиваль 1955
Каннский кинофестиваль 1955 | |||
Общие сведения | |||
---|---|---|---|
Дата проведения | |||
Место проведения | |||
Жюри фестиваля | |||
Председатель жюри | |||
|
8-й Каннский кинофестиваль 1955 года, проходивший с с 26 апреля по 10 мая в Каннах, Франция.
Содержание
Жюри
- Марсель Паньоль (Франция) (председатель)
- Марсель Ашар (Франция)
- Хуан Антонио Бардем (Испания)
- Андре Дигимонт (Франция)
- Жан-Пьер Фрожере (Франция)
- Леопольд Линдтберг (Швейцария)
- Анатоль Литвак (США)
- Иза Миранда (Италия)
- Леонард Мосли (Великобритания)
- Жан Нери (Франция)
- Сергей Юткевич (СССР)
- Жак Дониоль-Валькроз (Франция) (короткометражные фильмы)
- Херман Ван Дер Хорст (Нидерланды) (короткометражные фильмы)
- Марсель Ичак (Франция) (короткометражные фильмы)
- Карл Корн (Западная Германия) (короткометражные фильмы)
- Жан Пердрикс (Франция) (короткометражные фильмы)
Фильмы в конкурсной программе
- Плохой день в Блэк Роке
- Бирадж Баху
- Большая семья
- Чистильщики обуви
- Кармен Джонс
- Повесть Тикамацу
- Затерянный континент
- Деревенская девушка
- Чёрное досье
- Мужские разборки
- К востоку от рая
- Конец романа
- Незнакомец на лестнице
- Герои Шипки
- Высота 24 не отвечает
- Золото Неаполя
- Жизнь или смерть
- Козлёнок за два гроша
- Лилиомфи
- Людвиг II: Блеск и падение короля
- Марселино, хлеб и вино
- Марти
- Комар
- Псоглавые
- Корни
- Ромео и Джульетта
- Знак Венеры
- Стелла
- Det brenner i natt!
- Jedda
- Onna no koyomi
- Samba Fantástico
- Senhime
Награды
- Золотая пальмовая ветвь: Марти, режиссёр Делберт Манн
- Особый приз жюри: Потерянный континент режиссёры Леонардо Бонци, Марио Кравери, Энрико Грас, Анджело Франческо Лаваньино и Джорджо Мосер
- Приз за лучшую мужскую роль:
- Приз за лучшую женскую роль: Елена Добронравова, Вера Кузнецова, Клара Лучко, Екатерина Савинова, Ия Арепина и Лариса Кронберг — Большая семья
- Приз за лучшую режиссуру:
- Особое упоминание:
- Золотая пальмовая ветвь за короткометражный фильм: Мерцающая пустота
- Особое упоминание — короткометражный фильм: Золотая антилопа — Лев Атаманов
- Лучший короткометражный документальный фильм: Isole di fuoco — Витторио Де Сета
- Лучший драматический фильм: К востоку от рая — Элиа Казан
- Лучший лирический фильм: Ромео и Джульетта — Лев Арнштам и Леонид Лавровский
- Призы ФИПРЕССИ:
- Приз Международной Католической организации в области кино (OCIC): Марти — Делберт Манн
- Особый приз Международной Католической организации в области кино (OCIC): Марселино, хлеб и вино — Ладислао Вайда
Напишите отзыв о статье "Каннский кинофестиваль 1955"
Ссылки
- [www.festival-cannes.com/en/archives/1955/inCompetition.html 8-й Канский кинофестиваль]
- [www.imdb.com/Sections/Awards/Cannes_Film_Festival/1955 Каннский кинофестиваль 1955 года в Базе IMDB]
- [www.kinopoisk.ru/awards/cannes/1955/ Каннский кинофестиваль 1955 года]
|
Отрывок, характеризующий Каннский кинофестиваль 1955
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.