Каннский кинофестиваль 1970
Каннский кинофестиваль 1970 | |||
Общие сведения | |||
---|---|---|---|
Дата проведения | |||
Место проведения | |||
Жюри фестиваля | |||
Председатель жюри | |||
|
23-й Каннский кинофестиваль 1970 года, проходивший с 2 по 16 мая в Каннах, Франция. В этом году, Роберт Фавр ЛеБрет, основатель фестиваля, решил не включать фильмы снятые в Японии и СССР (флаги этих стран, были убраны с Набережной Круазет). В силу того, что он устал от "Славянских зрелищ и японских кино-самураев".[1] Последние, не участвовали составе жюри в лице Сергея Образцова (глава Московского театра кукол) и тем самым покинул состав жюри, оставив их, в количестве 8 членов.
Содержание
Жюри
- Мигель Анхель Астуриас (Посол Гватемалы во Франции, Нобелевский лауреат по литературе 1967 года)
- Кирк Дуглас
- Карел Рейш
- Кристин Ренал
- Фелисьен Марсо
- Войцех Котек
- Гульельмо Бираджи
- Фолькер Шлёндорф
Фильмы в конкурсной программе
- Земля наших отцов
- Мелочи жизни
- Don Segundo Sombra
- Харри Мюнтер
- Вкушаем плоды райских кущ
- Azyllo Muito Louco
- Драма ревности: Все детали в хронике
- Ha-Timhoni
- Хоа Бинь
- Дело гражданина вне всяких подозрений
- Пейзаж после битвы
- Лео последний
- Высокая школа
- Malatesta
- Метелло
- Земляничное заявление
- Скажи, что ты любишь меня, Джуни Мун
- Да здравствуют жених и невеста!
- Элиза, или подлинная жизнь
- The Buttercup Chain
- Последний прыжок
- O Palacio dos Anjos
- Тюльпаны Гарлема
- Une si simple histoire
Фильмы вне конкурсной программы
- Бал графа д’Оржель
- Le territoire des autres
- Mictlan o la casa de los que ya no son
- Дева и цыган
- Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?
- Тристана
- Voyage Chez Les Vivants
- Вудсток
Награды
- Золотая пальмовая ветвь: Военно-полевой госпиталь М.Э.Ш., режиссёр Роберт Олтмен
- Гран-при: Дело гражданина вне всяких подозрений, режиссёр Элио Петри
- Приз жюри (Мнение жюри по этому поводу разошлось):
- Приз за лучшую мужскую роль: Марчелло Мастроянни - Драма ревности: Все детали в хронике
- Приз за лучшую женскую роль: Оттавия Пикколо - Метелло
- Приз за лучшую режиссуру: John Boorman - Leo the Last
- Лучший дебют: Хоа Бинь, режиссёр Рауль Кутар
- Золотая пальмовая ветвь за короткометражный фильм: Волшебные машины, режиссёр Боб Кертис
- Особое упоминание - короткометражный фильм: И Саламбо?
- Технический гран-при: Le Territoire des autres
- Приз международной ассоциации кинокритиков (ФИПРЕССИ): Дело гражданина вне всяких подозрений
Сноски
- ↑ REX REED (1970, June 21). HOW I WENT TO THE CANNES FILM FESTIVAL AND HATED EVERY MINUTE OF IT. Los Angeles Times, p. o32. Retrieved June 24, 2008
Напишите отзыв о статье "Каннский кинофестиваль 1970"
Ссылки
- [www.festival-cannes.com/en/archives/1970/inCompetition.html 23-й Канский кинофестиваль]
- [www.imdb.com/Sections/Awards/Cannes_Film_Festival/1970 Каннский кинофестиваль 1970 года в Базе IMDB]
- [www.kinopoisk.ru/awards/cannes/1970/ Каннский кинофестиваль 1970 года]
|
Отрывок, характеризующий Каннский кинофестиваль 1970
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.
На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.