Каннский кинофестиваль 1982
Поделись знанием:
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
| Каннский кинофестиваль 1982 | |||
 | |||
 | |||
| Общие сведения | |||
|---|---|---|---|
| Дата проведения | |||
| Место проведения | |||
| Жюри фестиваля | |||
| Председатель жюри | |||
| |||
35-й Каннский кинофестиваль 1982 года, проходивший с 14 по 26 мая в Каннах, Франция. Фестиваль последний раз проходит в старом дворце.
Содержание
Жюри
- Джорджо Стрелер (Италия) (председатель)
- Жан-Жак Анно (Франция)
- Сузо Чекки д’Амико (Италия)
- Джеральдин Чаплин (США)
- Габриэль Гарсия Маркес (Колумбия)
- Флориан Хопф (Западная Германия)
- Сидни Люмет (США)
- Мринал Сен (Индия)
- Клод Сол (Франция)
- Рене Тевене (Франция)
Фильмы в конкурсной программе
- Остров любви
- Больница «Британия»
- Сесилия
- Глядя друг на друга
- Фицкарральдо
- Хэммет
- Идентификация женщины
- Приглашение в путешествие
- Ночь Святого Лаврентия
- Ночь Варенны
- Пропавший без вести
- Лунный свет
- Страсть
- Возвращение солдата
- Как аукнется, так и откликнется
- Осколки
- День идиотов
- Песчаный ветер
- Дорога
- Douce enquête sur la violence
- Ah Q zheng zhuan
- À toute allure
Особый взгляд
- Внутренности сердца
- Крысоловка
- Ветер
- Письмо Фредди Бюашу
- До встречи на следующей войне
- Роза
- Древо познания
- Les petites guerres
- Cinq et la peau
- Elia Kazan Outsider
- Forty Deuce
- Une villa aux environs de New York
- A Girl's Tears
- Monkey Grip
Фильмы вне конкурсной программы
- Хронополис
- Калейдоскоп ужасов
- Инопланетянин
- Тайна Пикассо
- Парсифаль
- Стена
- Bonjour Mr. Lewis
- Brel
- Intolerance
Короткометражные фильмы
- Бумеранг
- Мяу
- Мерлин или золотой курс
- Без предупреждения
- Бакалея Тэда Барилука
- The Cooler
- Elsa
- Szarnyaslenyek boltja
Награды
- Золотая пальмовая ветвь:
- Пропавший без вести, режиссёр Коста-Гаврас
- Дорога, режиссёр Шериф Гёрен и Йылмаз Гюней
- Гран-при: Ночь Святого Лаврентия, режиссёры Паоло Тавиани и Витторио Тавиани
- Приз за лучшую мужскую роль: Джек Леммон - Пропавший без вести
- Приз за лучшую женскую роль: Ядвига Янковска-Чесьляк - Глядя друг на друга
- Приз за лучшую режиссуру: Вернер Херцог - Фицкарральдо
- Приз за лучший сценарий: Ежи Сколимовский - Лунный свет
- Приз за художественный вклад: Брюно Нюйттен - Приглашение в путешествие
- Технический гран-при: Рауль Кутар - Страсть
- Юбилейная премия в честь 35-летия Каннского фестиваля: Идентификация женщины, режиссёр Микеланджело Антониони
- Золотая камера: Умереть в 30 лет, режиссёр Ромейн Гупил
- Золотая пальмовая ветвь за короткометражный фильм: Мерлин или золотой курс, режиссёр Артюр Жоффе
- Приз жюри за короткометражный фильм: Мяу, режиссёр Marcos Magalhães
- Приз международной ассоциации кинокритиков (ФИПРЕССИ):
- Les fleurs sauvages
- Глядя друг на друга
- Дорога
- Приз экуменического (христианского) жюри: Ночь Святого Лаврентия, режиссёры Паоло Тавиани и Витторио Тавиани
- Приз экуменического (христианского) жюри - особое упоминание:
- Приз молодёжного жюри:
- Приз молодёжного жюри (иностранное кино): Время останавливается, режиссёр Петер Готар
- Приз молодёжного жюри (французское кино): Умереть в 30 лет, режиссёр Ромейн Гупил
Напишите отзыв о статье "Каннский кинофестиваль 1982"
Ссылки
- [www.festival-cannes.com/en/archives/1982/inCompetition.html 35-й Канский кинофестиваль]
- [www.imdb.com/Sections/Awards/Cannes_Film_Festival/1982 Каннский кинофестиваль 1982 года в Базе IMDB]
- [www.kinopoisk.ru/awards/cannes/1982/ Каннский кинофестиваль 1982 года]
| ||||||
Отрывок, характеризующий Каннский кинофестиваль 1982
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
