Канонжия, Жозе Авелину

Жозе Авелину Канонжия

Жозе Авелину Канонжия (порт. José Avelino Canongia, 10 ноября 1784, Оэйраш, близ Лиссабона ― 10 июля 1842, Лиссабон) ― португальский кларнетист.

Биография

Родился в испанской семье. Отец, Игнасио Канонжия, первый кларнет театра Сан-Карлуш, переселившийся в 1780-е годы из Испании, отправил его на обучение в школу при братстве апостола Павла, где Канонжия обучался среди прочего пению, игре на фортепиано и скрипке.

Игре на кларнете Канонжия учился у Иоганна Антона Виссе, немецкого музыканта, жившего в Лиссабоне и также игравшего в оркестре театра Сан-Карлуш. Окончив обучение в школе, он был принят в театральный оркестр в Салитри. В 1806―1808 он жил в Париже, затем в Нанте. После сольных выступлений в Париже и Лондоне и возвращения в Португалию Канонжия получил место первого кларнетиста при дворе португальского короля. Канонжия много гастролировал по всей Европе: в 1818 году состоялись его концерты в Генуе и Болонье, в 1819 ― в Петербурге, в 1820 ― в Турине, Цюрихе, Дрездене, Веймаре, Франкфурте, Берлине, и почти везде он исполнял собственные сочинения. В 1821, после концертов в Мюнхене, Канонжия через Париж вернулся в Лиссабон, где стал солистом оркестра театра Сан-Карлуш. Этот пост он занимал до конца жизни.

С 1824 Канонжия преподавал игру в Патриархальной семинарии (с 1835 ― Национальная консерватория Лиссабона). Среди его учеников наибольшую известность получил Антонио Жозе Крунер (1828―1884).

Творчество

Канонжия, наряду с пианистом Жуау Домингушем Бомтемпу считается одним из крупнейших португальских музыкантов-виртуозов начала XIX века. Он обладал блестящей техникой, во время гастролей по Германии его мастерство сравнили с игрой Бермана и Хермштедта. В то же время некоторые критики отмечали в его игре недостаточную выразительность и гибкость звука.

Композиторское наследие Канонжии включает в себя четыре концерта, вариации, фантазии и другие сочинения для кларнета. Некоторые из них ещё при жизни автора были напечатаны в Париже и Лондоне при финансовой поддержке графа Фарробо.

Источник

• Pamela Weston. More clarinet virtuosi of the past. — Fentone Music Limited, 1982. — С. 66―67. — 392 с. — ISBN 9780950625911.

Ссылки

• [biblioteca.sinbad.ua.pt/teses/2007001411 José Avelino Canongia (1784-1842) : virtuoso e compositor]  (порт.)

Отрывок, характеризующий Канонжия, Жозе Авелину

Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.