Кантария, Мелитон Варламович

Мелитон Варламович Кантария
груз. მელიტონ ქანთარია
Дата рождения	5 октября 1920(1920-10-05)
Место рождения	Джвари, Грузинская Демократическая Республика
Дата смерти	26 декабря 1993(1993-12-26) (73 года)
Место смерти	Москва, Российская Федерация
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1940—1946
Звание
Часть	150-я стрелковая дивизия
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии
В отставке	депутат Верховного Совета Абхазской АССР

Мелито́н Варла́мович Канта́рия (груз. მელიტონ ქანთარია, 1920 — 1993) — младший сержант РККА, вместе с сержантом М. А. Егоровым под руководством лейтенанта А. П. Береста водрузивший Знамя Победы на крыше здания рейхстага в районе 03.00 1 мая 1945 года^{[нет в источнике]}К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан). Герой Советского Союза.

Биография

Родился 5 октября 1920 года в крестьянской семье в мегрельском селе (ныне город) Джвари. По национальности — грузин. Имел четыре класса образования. До призыва в РККА в 1938 году работал в колхозе.

В боях Великой Отечественной войны — с декабря 1941 года; разведчик 756-го стрелкового полка 150-й стрелковой дивизии 3-й ударной армии 1-го Белорусского фронта. Вместе с сержантом М. А. Егоровым водрузил Знамя Победы на крыше рейхстага во время битвы за Берлин. Группой руководил лейтенант А. П. Берест.

За водружение знамени Указом Президиума Верховного Совета СССР от 8 мая 1946 года ему было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением Ордена Ленина и знака отличия Золотая Звезда за № 7090.

Демобилизовавшись в 1946 году, вернулся на родину, работал в колхозе, занимался мелкой торговлей. Затем поселился в Сухуми, столице Абхазской АССР, где работал директором магазина. В 1947 году вступил в ВКП(б). Был депутатом Верховного Совета Абхазской АССР.

По словам его внука, Мелитон Кантария был по характеру настойчивым и пробивным, но не любил рассказывать о своём подвиге. До 1965 года Кантария числился бригадиром плотников. Он занимал должность директора мясного магазина на сухумском рынке. В 1971 году ему выделили трёхкомнатную квартиру в Сухуми рядом с домом правительства. Вскоре Кантария назначили членом Верховного Совета Грузии.

Во время грузино-абхазской войны он вместе с семьёй был вынужден уехать: в 1991 году отправился в Москву. С помощью комитета ветеранов ему удалось получить для своей большой семьи лишь временную небольшую однокомнатную квартиру на окраине. Его поставили на льготную очередь, которая подошла только после его смерти.

Умер 26 декабря 1993 года в городской клинической больнице № 64 города Москвы. Из-за военных действий на родовом кладбище в Абхазии его похоронить не удалось.

В начале января 1994 года Кантария был перезахоронен в Джвари Цаленджихского района (западная часть Грузии), на территории третьей общественной школы. С 2011 года эта школа носит имя Мелитона Кантария по инициативе президента Грузии Михаила Саакашвили. 9 мая 2011 Саакашвили возложил венок к могиле Кантария и заявил:

Мелитон Кантария является самым классическим олицетворением трагической судьбы нашей страны. Так, как свою жизнь он завершил как беженец, и сегодня, практически, его могила находится в беженстве. Она не находится там, где Кантария провел всю свою жизнь — на территории Абхазии.

Семья

Отец Мелитона Варлам Кантария (1890—1963) воевал в Первой мировой войне в составе Русской Императорской армии, был ранен, награждён орденами. В период Великой Отечественной войны он участвовал в снабжении фронта продовольствием, был награждён медалями медаль «За оборону Кавказа» и медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.».

Мать — Лидия (1896—1985).

Мелитон Кантария жил на два дома: первая грузинская жена родила ему трёх детей, но последние годы жизни Кантария провел с русской супругой, не прерывая общения с первой, которая никогда не позволяла осуждать мужа. Первая жена умерла в 1984 году от рака желудка, вторая супруга скончалась на год раньше — в 1983 году.

Мелитон Кантария имел двух сыновей: Резо (1939—2000) и Шота (1942—2013).

Дочь — Циала, родилась 4 июня 1946 года в селе Агубедия Очамчирского района, с 1996 года живет в Греции, там проживают её дочь Нанули, муж которой — гражданин Греции, и сын Тенгиз, женат на гражданке Грузии.

Двое братьев Мелитона, Алёша и Амбако, умерли в конце 1990-х годов, третий брат Шалва скончался в декабре 2014 года. Они жили в Джвари, откуда родом их отец Варлам. В Цаленджихском районе сейчас проживает часть их родственников, остальная часть родных живет в Тбилиси, в России и Греции. Сестры Мелитона, Аниа и Лайсо живут в селе Мужава Цаленджихского района.

Память

• Иван Першудчев создал его скульптурный портрет весной 1945 года.
• С 8 мая 1965 года являлся Почётным гражданином города Берлина, лишён почётного звания 29 сентября 1992 года.

Сочинения

• Егоров М. А, Кантария М. В. Знамя Победы. — М. : Воениздат, 1975.</span>
• Егоров М. А., Кантария М. В. Знамя Победы. Бой первый – бой последний / лит. запись Б. Данюшевского. — М. : Молодая Гвардия, 1975. — 111 с., 16 л. ил. — ББК Т3(2)622.5.</span>

См. также

• Штурм Рейхстага
• Знамя Победы
• День Победы
• «Туман 2» — российский телефильм 2012 года. Роль Кантария исполнил Нодар Джанелидзе.

Ссылки

•  [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=282 Кантария, Мелитон Варламович]. Сайт «Герои Страны».
• [sorokins.chat.ru/arch.htm Выдержки из документов о штурме рейхстага, Берлин, 30 апреля 1945 года].
• Ирина Боброва. [www.mk.ru/politics/russia/article/2009/05/06/269586-znamya-pobedyi-ne-spaslo-ot-bed.html Знамя Победы не спасло от бед] // Московский комсомолец : газета. — 2009. — № 25049 от 7 мая.

Отрывок, характеризующий Кантария, Мелитон Варламович

В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.