Кантианство

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кантианство


Основные понятия
Вещь в себе, Феномен

Созерцание, Апостериори, Априори
Трансцендентальное
Рассудок и Разум
Антиномия
Категорический императив
Ценность

Тексты
Критика чистого разума

Критика практического разума
Критика способности суждения
Границы естественно-научного образования понятий

Течения
Неокантианство

Аналитическое кантианство

Люди
Кант, Рейнгольд, Фихте

Шопенгауэр, Фриз
Гельмгольц, Либман, Ланге
Коген, Наторп, Кассирер
Виндельбанд, Риккерт

Кантиа́нство (нем. Kantianismus) — система критической философии, разработанная Иммануилом Кантом, а также другие философские системы, возникшие под влиянием его идей.





«Посткантианство»

Публикация основных трудов Канта вызвала в Германии интеллектуальное брожение. Кант не остался незамеченным, его читали, о нем спорили, им восторгались и сравнивали с новым Моисеем, Сократом и Лютером. Кантианство зародилось в 80-х гг XVIII века. Его первыми представителями стали Рейнгольд, который публикует «Письма о кантовской философии» (1786), а также Фихте, чья анонимная работа «Опыт критики всякого откровения» (1791) была воспринята публикой как кантовская. Сильными моментами Канта признавали его теорию познания и моральную философию. Однако сложный и запутанный язык философии Канта приводил к тому, что каждый из его последователей понимал его учение по-своему. Мысли Канта пробуждали собственные идеи, а антидогматический настрой и критический метод кантовской философии заставлял применять критику и в отношении самого Канта. Таким образом, на первых порах вместо стройной системы кантианства выросла немецкая классическая философия, одним из первых представителей которой стал кантианец Фихте. Своеобразным даже по меркам полиморфной немецкой классической философии была философия Артура Шопенгауэра, которую по многим показаниям можно считать кантианской. Последователи Канта создали собственные оригинальные концепции (гегельянство) и на какое-то время заслонили самого Канта, пока Отто Либман не призвал немецких философов вернуться назад к Канту (1865).

Неокантианство

Крупнейшими центрами неокантианства сделались немецкие города Марбург и Фрайбург, которые дали своё имя двум крупнейшим школам философии. Главным объектом критики неокантианства стало учение Канта об объективно существующей, но непознаваемой вещи в себе, которая стала интерпретироваться как "предельное понятие опыта". Таким образом устранялся дуализм кантовской философии. Неокантианство заявляет, что человек творит мир в своем воображении, что повлияло на формирование эмпириокритицизма[1].

В отличие от конкурирующего гегельянства, неокантианство было настроено на диалог с наукой. Его представители приветствовали первые научные исследования по психологии восприятия, поскольку они подтверждали учение Канта об априорных формах познания (Гельмгольц, Нельсон)[2]. Также неокантианство внесло значительный вклад в развитие научной методологии, отделив гуманитарное знание от естествознания. В его рамках зародилась такая философская наука как аксиология.

Соприкоснувшись с модными увлечениями социалистическими идеями, неокантианство породило концепцию этического социализма, нашедшее своё политическое выражение в австромарксизме (Адлер). Неокантианцы воспринимали социализм как недостижимый нравственный идеал общества, путь к которому лежит через постепенные социальные реформы[3].

Польский философ Бохеньски замечал, что географически неокантианство было замкнуто границами Германии и после прихода нацистов к власти (1933) оно подверглось гонениям, поскольку "большинство его представителей были еврейского происхождения"[4] и придерживались социал-демократических убеждений (доктрина этического социализма).

Кантианство в России

В 1867 году петербургский профессор Владиславлев вполне удовлетворительно перевел "Критику чистого разума". В последней четверти XIX в. в России появились поборники неокантианства. Наиболее выдающимися представителями неоканти­анства в России были А.И. Введенский и И.И. Лапшин[5].

Напишите отзыв о статье "Кантианство"

Примечания

  1. [www.magister.msk.ru/library/lenin/len14v05.htm Ленин В.И. Материализм и эмпириокритицизм. Гл.IV]
  2. [www.philsci.univ.kiev.ua/biblio/FIL_XX/22.html Неокантианство]
  3. [moralphilosophy.ru/pg/eticheskij_socializm.htm Этический социализм]
  4. [www.agnuz.info/tl_files/library/books/fil/page04.htm Бохенский Ю.М. Современная европейская философия. § 10. Неокантианство]
  5. [www.vehi.net/nlossky/istoriya/12.html Русские неокантианцы / Н.О.Лосский. История русской философии]

Литература

  • Попов С.И. Кант и кантианство (Марксистская критика теории познания и логики кантианства). - М. Издательство Московского университета, 1961.- 300 с.

Ссылки

  • [iph.ras.ru/elib/1363.html Кантианство] (Новая философская энциклопедия)

Отрывок, характеризующий Кантианство

Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.


Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.