Кантильон, Ричард

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ричард Кантильон
Richard Cantillon
Род деятельности:

экономист

Дата рождения:

1680(1680)

Место рождения:

Беллихейг

Дата смерти:

14 мая 1734(1734-05-14)

Место смерти:

Лондон

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Ричард Кантильон (англ. Richard Cantillon) (ок. 1680, Беллихейг14 мая 1734, Лондон) — экономист, банкир и демограф[1].





Биография

Ричард Кантильон работал коммерсантом в Лондоне. Потом он переехал в Париж, где работал в банке своего дяди. Банк после смерти дяди в 1717 году перешёл Кантильону. Ричард Кантильон в это время интересуется системой Ло и становится её членом. Клиенты банка «Кантильон» предлагали в качестве гарантии акции на предъявителя Вест-Индской компании, курс которых в то время рос. Кантильон принимал эти акции, но он понимал, что курс акций в ближайшее время упадёт, и поэтому перепродал акции по более высокой цене, а полученную от перепродажи прибыль разместил в банках Лондона и Амстердама. В 1720 году произошло обвальное падение курса акций и финансовое учреждение Джона Ло потерпело крах. Кантильон стал богатым человеком, в то же время клиенты банка, гарантии которых перестали что-либо стоить, обязаны были погасить свои долги. Почти во всех судебных процессах Кантильон становился победителем. Кантильон был заядлым путешественником, он посетил Вест-Индию, Дальний Восток, Бразилию и другие страны. Умер он в Лондоне во время пожара в собственном доме, вероятнее всего устроенного недовольным увольнением слугой[2].

Вклад в экономическую науку

Основным вкладом Кантильона в экономическую науку является его работа «Очерк о природе торговли вообще» (фр. Essai sur la nature du commerce en général). Книга была издана в 1755 году в Лондоне на французском языке[1]. В своём «Очерке» Кантильон размышляет о богатстве и его распределении, подробно описывает теорию населения и теорию денежного обращения, особенно выделяет главенствующую роль предпринимателей[2]. Книга оказала значительное влияние на французских физиократов, в особенности на Мирабо, сочинение которого «L'ami des hommes» представляет комментарий на книгу Кантильона. Адам Смит цитирует Кантильона, и в «Богатстве народов» можно отыскать явственные следы влияния Кантильона. В целом политическая экономия Кантильона является как бы связующим звеном между меркантилизмом, физиократией и теорией Адама Смита и сочетает в себе элементы всех этих трёх направлений[3].

Напишите отзыв о статье "Кантильон, Ричард"

Примечания

  1. 1 2 Кантильон Ричард // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
  2. 1 2 Ален Бейтон, Антуан Казорла, Кристин Долло, Анн Мари Дре. 25 ключевых книг по экономике. — Челябинск: Урал LTD, 1999. — 560 с. — 7000 экз. — ISBN 5-8029-0059-8.
  3. Кантильон // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  4. </ol>

Литература

Отрывок, характеризующий Кантильон, Ричард



Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.