Кантонское восстание 1927 года

(не смешивать с попыткой революционного восстания 1895 в Гуанчжоу и подавленным восстанием 1911 黃花崗起義: см. Синьхайская революция)

Кантонское восстание (Гуанчжоуское восстание)
Плакат из немецкого журнала A.I.Z., посвященный героям кантонской коммуны
Дата	11 — 13 декабря 1927 года
Место	Гуанчжоу, Китайская Республика
Причина	углубление разногласий между КПК и Гоминьданом
Итог	полная победа правительственных войск; восстание было подавлено, но вызвало несколько бунтов в других городах Китая.
Противники
Коммунистическая партия Китая Китайская республика Япония Великобритания США
Командующие
Чжан Тайлэй Е Тин Е Цзяньин Сюй Сянцянь Чжу Дэ Не Жунчжэнь Чжан Факуй Сюэ Юэ Е Цзюй Ли Фулин
Силы сторон
Красная гвардия и учебно-инструкторский полк (2 000 чел.) Восставшие рабочие (20 000 чел) Армия и полиция Гуанчжоу (7 000 чел) НРА (45 000 чел).
Потери
6-7 тыс. убитых  ?

Кантонское восстание 1927 года (кит. трад. 廣州起義, упр. 广州起义, пиньинь: Gǔangzhōu Qǐyì) (другие названия — «Кантонская коммуна», «Гуанчжоуское восстание») — вооружённое восстание в Гуанчжоу (Кантоне) на юге Китая под руководством китайских коммунистов против Гоминьдана.

Подготовка восстания

Восстание стало, наряду с Наньчанским восстанием и восстанием «Осеннего урожая», ответом коммунистов на переворот, совершённый Чан Кайши 12 апреля 1927 года, и на последовавшие за ним репрессии против КПК. Восстание было поднято по одобрению Сталина, в подготовке восстания активное участие принимали эмиссары Коминтерна Гейнц Нойман, Виссарион Ломинадзе и Эдмондо Пелузо.

Помимо городского пролетариата, руководители восстания возлагали надежду на помощь действовавшей в провинции Гуандун партизанской армии коммуниста Пэн Пэя, создавшего первый в Китае крестьянский Совет в районе Хэйлуфэн.

Боевые действия

В 3:30 утра 11 декабря 1927 года Военно-революционный комитет Кантона, созданный четырьмя днями ранее, отдал приказ вооруженным отрядам рабочей Красной гвардии и солдатам учебно-инструкторского полка (15 % личного состава которого были коммунистами) о начале восстания в Кантоне. Восстание было плохо подготовлено, но благодаря эффекту внезапности к 6 утра большая часть города была в руках восставших. Они захватили арсенал и раздали оружие присоединившимся к восстанию рабочим. Также восставшие взяли здания Главного Управления полиции города и Военной Комендатуры. Коммунисты объявили о создании правительства — Совета народных комиссаров во главе с Су Чжаочжэном и Чжан Тайлэем (в составе СНК было 9 представителей рабочих, 3 — крестьян, 3 — солдат). В газете «Хунци» была обнародована программа нового правительства.

В Программу Коммуны были включены следующие пункты:

* организация Советов Рабочих, Крестьянских и Солдатских Депутатов по всей стране;

• национализация крупной промышленности, транспорта и банков;
• вооружение рабочих;
• свобода слова, печати, собраний;
• полная свобода профсоюзной деятельности.
  • В области аграрной политики:
• национализация земли;
• отмена всех долговых обязательств крестьян;
• новая власть призывает крестьянство к поголовному истреблению землевладельцев и других сельских богачей.
  • В области социальной политики:
• дома богатых семей передаются под рабочие общежития;
• имущество частных собственников распределяется властями в помощь городской бедноте;
• все ломбарды закрываются, а заложенные в них вещи возвращаются владельцам;
• введение восьмичасового рабочего дня и всеобщего социального обеспечения;
• увеличение зарплаты до размера, достаточного для достойного существования;
• отмена всех побочных налогов.

Новое правительство было признано «официально» на массовом митинге на следующий день. Во время возвращения с митинга Чжан Тайлэй был убит.

К этому времени положение восставших стало ухудшаться. Из-за внезапности восстания многие пролетарии оказались неподготовленными к вооружённой борьбе. Рабочие железнодорожного и речного транспорта, влияние коммунистов среди которых было ослаблено в ходе предыдущих репрессий Гоминьдана, были вынуждены перевозить солдат правительственных войск. Городская буржуазия объявила восставшим бойкот, а крестьяне близлежащих деревенских районов оставались пассивными. Гонконгские рабочие и моряки не оказали Коммуне помощи. В городе были высажены японский, английский и американский десанты. Японские войска при поддержке корабельной артиллерии заняли район Чанти. Американский корабль «Сакраменто» и английский «Мореон» осуществляли доставку войска Гоминьдана в район восстания. Войска Пэн Пэя оказались отрезанными от восставших.

Поражение

К 4 утра 13 декабря Кантон был вновь захвачен правительственными войсками. При этом город был обстрелян артиллерией подошедших военных кораблей, что повлекло большие потери среди населения города. Пятеро сотрудников советского консульства (вице-консул А. И. Хассис, секретарь В. А. Уколов, делопроизводитель К. С. Иванов, шифровальщик Ф. И. Попов и переводчик П. П. Макаров), а также семеро китайских сотрудников генконсульства были расстреляны.

Красная гвардия и остатки учебного полка начала отступать, оставляя одну улицу за другой. Часть из них, прорвав окружение, ушла в сторону гор, где соединиться с партизанскими отрядами Хайлуфынской республики и отрядами Хэ Луна. Позднее эти отряды отступили в Хунань и создали в уезде Лилин революционную власть. В полдень 13 декабря здание кантонских Советов было окружено со всех сторон, и после отражения оборонявшимися нескольких атак в два часа дня было занято правительственными войсками. Отдельные очаги сопротивления оставались по всему городу до вечера.

Последствия

В результате ликвидации Коммуны погиб вице-консул СССР в Гуанчжоу Абрам Хасис. После захвата города правительственные войска начали репрессии против сторонников Коммуны.

«Не успел я выйти на улицу, — так начал свой рассказ корреспондент одной из пекинских газет, очевидец кантонских событий, — как увидел труп убитого рабочего дружинника. Он лежал лицом вверх, весь в грязи, на шее — красный галстук. Лоб был пробит пулей. Туча мух жужжала над ним… За развалиной, рядом с леском, на улице, встретил колонну грузовиков, заваленных трупами. Камни, ружья и бамбуковые мечи были раскиданы повсюду… В парке видел десять трупов, судя по всему, на этом месте только что состоялась казнь… Почерневшие пятна крови на асфальте бросались в глаза. Вонь от трупов стояла невообразимая. Расстрелы продолжались».
Солдаты хватали всех молодых коротко стриженных девушек как «коммунисток». Журналисты видели, как одну из них «сожгли заживо, облив её керосином».

После разгрома Кантонского восстания Чан Кайши приказал немедленно закрыть все советские консульства и торговые представительства и выслать их сотрудников за пределы подконтрольной ему территории. В советской печати (статья Чичерина в «Правде») вина за кантонскую катастрофу была возложена на правительство Великобритании. В Китае «козлом отпущения» был назначен Е Тин: его обвинили в провале восстания, несмотря на то, что он — как и другие военные командиры — указывал на очевидную неподготовленность красногвардейцев к сражениям с правительственными войсками. Не выдержав несправедливых нападок, Е Тин отправился в изгнание в Европу и вернулся в Китай только десятилетие спустя.

Кантонская коммуна стала последним арьергардным боем Китайской революции 1925—1927 годов, её поражение означало спад революционной борьбы в крупных городах и перемещение главных сил КПК в сельские районы Китая.

Память

• В 1954 году в Гуанчжоу был открыт Мемориальный парк участников Гуанчжоуского восстания «Хуанхуаган» общей площадью 180 000 квадратные метров.
• В Перми, Уфе, Екатеринбурге и ряде других городах России есть улицы Кантонской коммуны.
• В Благовещенском районе Амурской области есть село Кантон-Коммуна, основанное в 1930 г.

Литература

• Кантонская коммуна. Сб. статей и материалов, М. — Л., 1929;
• Кантонская коммуна (К 40-летию восстания в Гуанчжоу), М., 1967.

Ссылки

• www.republicanchina.org/CantonCommune-v0.pdf Canton Commune — Dec1927 by An Xiang
• [www.cantongs.com.cn/articles/guangzhou-insurrectional-martyr-cemetery-park.html Мемориальный парк участников Гуанчжоуского восстания]  (кит.)
• amur_toponyms.academic.ru/1329/Кантон-Коммуна

Отрывок, характеризующий Кантонское восстание 1927 года

– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.


В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.


Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.