Кантор, Юлия Зораховна

Юлия Зораховна Кантор (род. 2 августа 1972, Ленинград) — российский историк и публицист, специализирующийся на изучении Второй мировой войны и предвоенного периода, советско-германских отношениях. Доктор исторических наук, профессор.

Окончила с отличием РГПУ им. Герцена, где училась в 1990—1995 годах. С 2009 года профессор кафедры всеобщей истории РГПУ имени А. И. Герцена.

В 2001 г. защитила кандидатскую диссертацию «Диалогический текст интервью в коммуникативном аспекте (на материале современных российских газет)» (специальность «Русский язык») в РГПУ им. А. И. Герцена.

В 2007 г. защитила докторскую диссертации «Военно-политические контакты Советской России и Германии 1921-1939 гг.» (специальность «Всеобщая история») в Санкт-Петербургском институте истории РАН.

В 2002-2015 гг. советник директора – ведущий научный сотрудник Государственного Эрмитажа (по вопросам перемещенного искусства времен Второй мировой войны).

В 1991-1998 гг. парламентский корреспондент ИТАР-ТАСС, редактор отдела политики газеты «Невское время», специальный корреспондент «Независимой газеты». В 1998-2002 гг. специальный корреспондент газеты «Известия» (политическая история, Вторая мировая война).

В 2002–2003 гг. по совместительству преподавала на Факультете журналистики СПбГУ.

Подготовила 1 кандидата наук. Опубликовала более полсотни научных работ, в т.ч. несколько монографий.

Труды

• «Война и мир Михаила Тухачевского»
• «Заклятая дружба: Секретное сотрудничество СССР и Германии в 1920—1930-е годы» (Санкт-Петербург, издательство «Питер», 2009)
• Кантор Ю. 3. Прибалтика: война без правил (1939-1945). — СПб.: ООО «Журнал „Звезда“», 2011. — 336 с. — 3500 экз. — ISBN 978-5-7439-0158-6.

Ссылки

• [www.mn.ru/opinion/author/373 Статьи Ю. Кантор в газете «Московские новости»]
• [www.herzen.spb.ru/main/structure/fukultets/soc/srtuct/vseob/1419880698/ На сайте РГПУ имени А. И. Герцена] (есть фото)

Отрывок, характеризующий Кантор, Юлия Зораховна

На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.