Кантор (музыка)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ка́нтор (нем. Kantor, от лат. cantor — «певец, певчий») — руководитель богослужебной музыки в лютеранском храме. В исторические времена совмещал функции дирижёра (руководителя хора и инструментального ансамбля), композитора, органиста, учителя элементарной теории музыки и пения (как правило, в аффилированной с данным храмом церковно-приходской школе).





Краткая характеристика

Словом «кантор» в русской музыкальной литературе обычно называют руководителя церковного хора лютеран и шире — ответственного за музыкальное оформление лютеранского богослужения в целом, например, в словосочетании «Бах — кантор церкви Св. Фомы в Лейпциге». Помимо службы в церкви в обязанности кантора иногда входило музыкальное оформление городских публичных мероприятий, особенно во время больших церковных праздников.

Исторический очерк

В поздней античности и в Средние века латинское слово cantor означало (церковного) певчего (например, в словосочетании Schola cantorum — школа певчих) без каких-либо коннотаций профессионального мастерства, административного и педагогического руководства, как, например, у Исидора Севильского (VII в.): Cantor autem vocatus quia voce modulatur in cantu (Etym. VII,12). Главный/ведущий певчий (хормейстер в современном смысле) нередко обозначался словом praecentor (букв. «запевала»), его первый помощник словом succentor (букв. «подпевала») или concentor (то же), как например у Иеронима Моравского (XIII в.):

Сколько бы ни было добрых певчих (boni cantores), они избирают себе лишь одного запевалу и руководителя (praecentorem et directorem), которому тщательнейшим образом внимают.

— Трактат о музыке, гл. XXV

Знаменито различие понятий, закреплённых в терминах musicus («музыкант», то есть, знаток музыкальных законов, учёный музыкант) и cantor, которое неоднократно проводит в своих трактатах Гвидо Аретинский, например, в «Стихотворных правилах» (первая треть XI века):

лат. оригинал перевод переложение в стихах
Musicorum et cantorum
magna est distantia:
Isti dicunt, illi sciunt,
quae componit musica.
Nam qui facit, quod non sapit,
diffinitur bestia.
Между музыкантами и певчими великая разница:
Одни [лишь] издают звуки,
другие знают, из чего складывается музыка.
А тот, кто делает нечто, чего не понимает,
определяется как скот.
Меж музыкантом и певцом есть разница великая:
Один поёт, смычка концом бессмысленно пиликая,

Другой же смыслом наделен, как звуки составляются.
В ком нет понятья, тот смешон,
и беспощадно нами он
скотиной называется.[1].

Такое восприятие слова cantor и понятия, которое этим словом определено, было чрезвычайно распространённым вплоть до конца средневековья. Понимание cantor как синонима cantor peritus (искусный певчий) и в этом своём повышенном статусе как руководителя церковного хора установилось в XVI веке, вероятно, благодаря специфическому «позитивному» использованию слова cantor в латинских школах лютеран.

Среди наиболее известных музыкантов-лютеран, в разное время занимавших должность кантора, И.Кунау, Г. Ф. Телеман, И. С. Бах.

Другие значения термина

Словом «кантор» также именуют хаззана в синагоге. У католиков «кантором» называется должность каноника, ответственного за музыкальное оформление богослужения в коллегиальной церкви, а также некоторые другие церковные должности. В современной англиканской церкви словом «кантор» (англ. cantor) называют певчего, который даёт настройку (запевает инципит) в псалмах, антифонах и других церковных распевах.

Напишите отзыв о статье "Кантор (музыка)"

Примечания

  1. Перевод О. С. Лебедевой.

Литература

  • Hüschen H. Berufsbewußtsein und Selbstverständnis von Musicus und Cantor im Mittelalter // Beiträge zum Berufsbewußtsein des mittelalterlichen Menschen, hrsg.v. Paul Wilpert. Berlin, 1963, S.225-238.
  • Ruhnke M. Kantor // Riemann Musiklexikon. 12te Aufl. Sachteil. Mainz, 1967, S.443-444.
  • Сахаров П. Певчий // Католическая энциклопедия. Том 3. М., 2007, кол.1368-1370.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Кантор (музыка)

– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?