Кан Шэн

Кан Шэн
кит. 康生, пиньинь: Kāng Shēng
Кан Шэн в Яньани
Имя при рождении:	Чжао Жун (кит. трад. 趙容, упр. 赵容, пиньинь: Zhào Róng)
Дата рождения:	1898(1898)
Место рождения:	Чжучэн, провинция Шаньдун, Империя Цин
Дата смерти:	16 декабря 1975(1975-12-16)
Место смерти:	Пекин, КНР
Гражданство:	КНР КНР
Партия:	Коммунистическая партия Китая
Супруга:	Чэнь И, Цао Иоу

Кан Шэн (кит. 康生, пиньинь: Kāng Shēng; род. 1898 — ум. 16 декабря 1975 года) — один из лидеров Коммунистической партии Китая, руководитель органов госбезопасности, известный своей жестокостью, один из главных организаторов «Культурной революции». Посмертно осуждён вместе с участниками «Банды четырёх».

Биография

Ранние годы

Ранняя жизнь Кан Шэна очень противоречива. Он родился в провинции Шаньдун в семье мелких помещиков под именем Чжао Жун (кит. трад. 趙容, упр. 赵容, пиньинь: Zhào Róng) в 1903 году, или под именем Чжан Цзункэ в 1893, 1898 или 1899 году. В 1920 году Кан посещал подготовительные курсы в Университете Цинхуа. В 1921—1923 гг. преподавал в сельской школе в Чжуцзяне, провинция Шаньдун.

В 1924 году поступил в Шанхайский университет на факультет социологии. В 1925 году Кан вступает в КПК и начинает подпольную деятельность под псевдонимами Чжао Жун и Чжан Шаоцин (кит. трад. 張紹卿, упр. 张绍卿, пиньинь: Zhāng Shàoqīng). В 1927 году принимает участие в неудачном коммунистическом восстании. В качестве лидера партийной ячейки КПК он участвует в нескольких восстаниях в Шанхае под руководством Чжоу Эньлая. В этом же году после очередного неудавшегося восстания Кан бежит из Шанхая. После этого некоторое время возглавлял партийный комитет провинции Цзянсу.

В некоторых документах говорится, что до того, как Кан отправляется в качестве постоянного члена делегации КПК при Коминтерне в Москву, он был членом Политбюро ЦК КПК в 1931 году и секретарем ЦК КПК в 1931—1933 гг. Другие источники утверждают, что Кан учился в Москве с 1930 года и пробыл там до 1937 года, где работал в Коминтерне под началом Ван Мина и Чэнь Юня, после чего прибыл в Яньань.

Яньаньский период

Приблизительно в конце 1930-х гг. Кан прибыл в ставку Мао Цзэдуна в Яньань и в 1938 году назначается в секретариат ЦК КПК. В 1938—1945 Кан Шэн возглавлял Шэхуэйбу — главный орган разведки КПК до её прихода к власти в 1949 году.

К этому времени Ван Мин оказался в опале и Чжан Готао занимает его место в Коминтерне. На стороне Мао Кан начал борьбу против сторонников Ван Мина внутри партии.

В Яньани Кан становится близким другом Цзян Цин, которая только вступила в КПК. Он знакомит её с Мао Цзэдуном, который вскоре женится на ней.

В Яньани Кан сближается с Мао и в 1942 году начинает кампанию чжэнфэн по чистке рядов КПК. Кан Шэн был основным руководителем этой кампании, его ведомство проводило репрессии и жестокие дознания. В это время он имеет большое влияние на Мао. Однако в 1945 при сворачивании кампании чжэнфэн Кан Шэн был объявлен ответственным за все перегибы, и подвергся сам суровой критике.

Во время гражданской войны Кан работал руководителем партийного комитета провинции Шаньдун и заместителем генерального секретаря Восточного бюро КПК.

После 1949 года

После образования КНР Кан практически не появлялся на публике и не играл важную роль в жизни страны. В середине 1950-х гг., благодаря своей активной роли в нападках на Пэн Дэхуая, Кан возвращает контроль над аппаратом безопасности КПК. Кан становится личным агентом Мао во внутрипартийной борьбе и начинает кампанию по борьбе с традиционалистами в 1959 году, которая позже переросла в «Культурную революцию». В 1962 году при поддержке Цзян Цин он становится членом Секретариата ЦК КПК. В 1966 году Кан избирается членом Политбюро ЦК КПК и становится «советником» — фактически одним из руководителей — Группы по делам «Культурной революции». Во время «Культурной революции» Кан был вовлечен в кампании против Пэн Дэхуая, Лю Шаоци, Дэн Сяопина, Линь Бяо и многих других лидеров КПК. Его позиции в партии росли по мере того, как её лидеры попадали в опалу и покидали свои посты. Кампании политического террора, которые организовывал Кан, добрались и до Внутренней Монголии, где началась охота на членов запрещенной Народной партии Внутренней Монголии, и до провинции Юньнань, где были убиты тысячи человек. Кан умело провоцировал и манипулировал людьми, оставаясь при это в тени всего происходящего. Мао был очень доволен Каном за его успешную борьбу с классовым врагом и умением возлагать всю вину на других людей, в результате чего Кан добился невероятной власти во время «Культурной революции».

Деятельность Кана оставила след и во внешней политике страны. В то время как руководство КПК рассматривало в качестве антиимпериалистического лидера в Камбодже Нородома Сианука, Кан лоббировал интересы лидера «Красных кхмеров» Пол Пота, который позже стал протеже Китая в Юго-Восточной Азии.

Вершиной его власти стало то, что он начал считаться четвёртым человеком в стране после Мао, Линь Бяо и Чжоу Эньлая. Его последним детищем стала кампания 1976 года, направленная против Чжоу Эньлая и Дэн Сяопина. Но Кан так и не дожил до начала этой кампании и умер от рака 16 декабря 1975 года. Перед самой смертью он обвинил Цзян Цин в том, что она предала КПК. Возможно, он предвидел скорое поражение Цзян Цин и хотел как-то реабилитироваться в глазах новой власти.

После смерти

Даже, если бы Кан не умер, он был бы смещен со всех постов после разоблачения «Банды четырёх» и смерти Мао. Ху Яобан сравнил Кана с руководителями советских органов безопасности Феликсом Дзержинским и Лаврентием Берией. В 1980 году Кан был посмертно исключен из партии и его прах был вывезен с Бабаошаньского революционного кладбища, где похоронены многие лидеры партии.

Личная жизнь

Кан Шэн прожил свою жизнь очень расточительно и не отказывал себе ни в чём. Кан был очень хорошим живописцем, ценителем антиквариата, сочинял стихи, увлекался историей. В том числе он очень высоко ценил китайский антиквариат и присвоил очень много ценных вещей из хранилищ Запретного города. Этот факт его биографии открылся только после его смерти. По совокупной стоимости всех вещей, которые он себе присвоил, некоторые исследователи посчитали, что Кан был первым миллионером среди лидеров КПК.

Кан был женат на Цао Иоу. На протяжении долгого периода времени он имел внебрачные связи с сестрой своей жены. Также Кану приписывают большое количество любовниц, для которых он покупал квартиры или строил дома.

Литература

• Владимиров П. П. Особый район Китая. 1942—1945. — М.: Издательство Агентства печати Новости, 1973. — 656 с.
• Глазунов О.Н. Китайская разведка. — М.: Алгоритм, 2008. — 256 с. — ISBN 978-5-9265-0544-0.
• Усов В.Н. Китайский Берия Кан Шэн. — М.: Олма-пресс, 2004. — 479 с. — ISBN 5-224-04575-4.

См. также

• Культурная революция в Китае

Отрывок, характеризующий Кан Шэн

– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…