Кан (печь)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Кан (кит. трад. , пиньинь: kàng; маньчжурский: nahan, каз. кән)  — традиционная система отопления в крестьянских домах северного Китая и Кореи. Типичный кан представлял собой широкую кирпичную или глиняную лежанку, внутри которой по специально проведенным каналам проходил горячий воздух от печи одновременно являясь дымоходом. Печь, находившаяся у одного из концов лежанки, служила также и для приготовления пищи.[1]

Сверху кан накрывался бамбуковыми или соломенными циновками.[1] Иногда имел вид деревянных нарК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4307 дней] внутри которых проходили глинобитные трубы, через которые дым из очага поступал к высокой трубе (3-3.5 м в высоту, по свидетельству Генри Джеймса[1]), стоящей рядом с жилищем.

Устройство кан являлась отличительной чертой сельских домов-фанз, сооружаемых в Маньчжурии. Были они и непременной принадлежностью постоялых дворов.[1] Ночью на кане расстилали постель и спали; днем ели, играли в карты, и т. д. Во время еды на кан ставили небольшой столик (около 30 см высотой), вокруг которого семья садилась обедать или ужинать. Иностранные путешественники восхищались экономичностью системы: совсем небольшого количества топлива было достаточно, чтобы прогреть кан до комфортной температуры, которую он сохранял всю ночь.[1]

Сходная система, именуемая ондоль, использовалась и в корейских домах. Однако в отличие от типичного китайского кана, где обогревалась лишь часть комнаты (лежанка, занимавшая иногда до 50 % площади комнаты[2]), ондоль обогревал весь пол; по мнению некоторых путешественников, это в какой-то мере было «усовершенствованием» китайской системы.[3] Впрочем, известны примеры кана, обогревавшего весь пол помещения, и в Китае; там такая система была известна как «дикан» (地炕), то есть «пол-кан». Исторические хроники династии Северная Вэй упоминают обогреваемый пол в зале для лекций в храме Гуньцзи (близ современного г. Таншань) на котором могли сидеть до тысячи монахов.[2]

Система отопления, именуемая каном, родилась в Маньчжурии давно, но введена в широкое употребление чжурчжэнями. Кан — приспособление, свойственное оседлым обитателям. В «Хань шу» рассказывается: «Копают в земле ровик и пускают отопительный огонь». Это устройство уже приближается к кану. В «Тан шу» в разделе О Гаоли говорится: «Простолюдины в середине зимы делают широкие нары, отапливаемые для теплоты». Существуют П-образные и Г-образные каны. П-образный кан состоит из двух параллельных дымоходов, которые сходятся в трубе-дымоходе у стены жилища.



См. также

Напишите отзыв о статье "Кан (печь)"

Ссылки

  1. 1 2 3 4 5 James, Sir Henry Evan Murchison (1888), [books.google.com/books?id=4bICAAAAMAAJ The Long White Mountain, or, A journey in Manchuria: with some account of the history, people, administration and religion of that country], Longmans, Green, and Co., сс. 136-137, <books.google.com/books?id=4bICAAAAMAAJ> 
  2. 1 2 Robert Bean, Bjarne W. Olesen, Kwang Woo Kim, [www.healthyheating.com/History_of_Radiant_Heating_and_Cooling/History_of_Radiant_Heating_and_Cooling_Part_1.pdf History of Radiant Heating and Cooling Systems]. ASHRAE Journal, January 2010
  3. James 1888, С. 242
  • [blog.lib.umn.edu/parkx632/architecture/%EC%98%A8%EB%8F%8C.gif](недоступная ссылка — историякопия)



Отрывок, характеризующий Кан (печь)

Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.