Каодай

Каодай
Đạo Cao Đài]
Главный храм Каодай в Тэйнине
Другие названия:	Đại Đạo Tam Kỳ Phổ Độ
Течение:	религиозный синкретизм
Основание:	1926 г.
Основатель:	Нго Ван Тьеу
Основоположники	Ле Ванг Чунг, Фам Конг Так
Страны:	Вьетнам, США
Регионы	Тэйнинь, Дананг, Бенче
Количество членов:	3 000 000
Штаб-квартира:	Тэйнинь
Главный храм:	«Святой престол» в Тэйнине
Идеология:	религиозный синкретизм, спиритизм, гуманизм
Официальный сайт:	www.caodai.org/

Дао каодай

китайский: 高台教 , Gaotaijiao

вьетнамский: Đạo Cao Đài

Каода́й (вьетн. Cao Đài — «Большой глаз») — синкретическая монотеистическая религия, основанная Нго Ван Тьеу в 1926 году в городе Тэйнинь одноимённой провинции на юге Вьетнама. Короткое название религии Đạo Cao Đài, полное название — Đại Đạo Tam Kỳ Phổ Độ — «Великий путь третьей эпохи спасения». Доктрина и культовая практика каодаизма содержат элементы распространённых во Вьетнаме буддизма, даосизма, конфуцианства, культа предков и католичества, а также откровений, полученных в ходе спиритических сеансов. Целью верующих считается избавление человека от цепи перерождений и соединение души с божеством Каодай. Практикуются медитации, общение с духами и другие мистические практики, от духовенства требуется целибат.

Организация Каодай играла значительную роль в региональной политике на юге Вьетнама в середине ХХ века, обладая, несмотря на декларируемый пацифизм учения, собственными вооружёнными силами и контролируя значительные территории. Во второй половине ХХ века каодаизм подвергался репрессиям по политическим причинам со стороны южновьетнамского диктатора Нго Динь Зьема, а затем — властей Социалистической Республики Вьетнам по подозрению в связях с французскими спецслужбами.

Сегодня религия действует свободно, каодайские храмы и церемонии являются одной из туристических достопримечательностей Вьетнама. Численность последователей — несколько миллионов человек, преимущественно во Вьетнаме и общинах вьетнамской диаспоры.

Возникновение и развитие

Версии происхождения

В исторической литературе имеются три теории происхождения Каодай:

Каноническая каодаистская версия о явлении духа и получении откровения основателями религии. В 1920 году во французской колонии Кохинхина на юге Вьетнама Высшее существо Каодай вступило в контакт с людьми и дало им своё откровение в ходе модных тогда спиритических сеансов. В 1920 году спиритическое общение с Каодай начал Нго Ван Тьеу (англ. Ngô Văn Chiêu), префект острова Фукуок. Ещё с юных лет Нго Ван Тьеу увлекался духовидством и религией. По канонической версии, Нго Ван Тьеу был превосходно образован в области религий разных стран. Сначала Каодай появился в виде Святого Глаза. Нго Ван Тьеу стал общаться с ним всё чаще, Каодай научил чиновника новой философии и ритуалам и повелел ему стать основателем новой религии.

В 1925 году ещё трое кохинхинских чиновников независимо от Нго Ван Тьеу начали общаться с духом, который представился как ААА. В ходе спиритического сеанса на Рождество 1925 года ААА сообщил, что он является Богом, и имя его — Каодай. Практически одновременно с Нго, ещё один высший чиновник колониальной администрации, ушедший на пенсию, Ле Ван Чунг увлёкся общением с духами и принимал участие в спиритических сеансах. Он получил откровение от духа средневекового китайского учёного Ли Тай-Бо, который также поручил ему создать новую религию. Ле Ванг Чунг решил посвятить себя медитации и ушёл в горы. Он стал жить по религиозным предписаниям, не употреблял мясо и алкоголь. Вскоре Ле Ван Чунг присоединился к небольшой группе первых адептов нового верования и познакомился с его основателем Нго Ван Тьеу. В 1926 году он вместе с единомышленниками основал веру Каодай. Автором, который ввёл данную религиозную версию в научный оборот и поспособствовал её широкой популярности в европейской историографии, был Габриэль Гоброн — сам последователь каодаизма.

Теория генетической связи и исторической преемственности Каодай с предшествующей традицией вьетнамского сектантства (неортодоксального буддизма) представляет Каодай как «обновлённый буддизм», возникший в ходе естественной эволюции. В то же время признаётся западное влияние, например, в иерархии и организационной структуре, напоминающих католические.

Теория искусственного создания французской колониальной администрацией и спецслужбой синкретической религии, более лояльной колонизаторам, чем буддизм, но в то же время более соответствующей местным традициям и популярной у населения, чем католичество, миссионерам которого не удалось обратить большинство жителей. В начале ХХ века стало ясно, что католические миссионеры, сумевшие достичь локальных успехов в Индокитае и сформировать заметное католическое меньшинство, не в состоянии распространить новую веру на большинство населения. Основной проблемой, препятствовавшей обращению широких народных масс Французского Индокитая в католичество, был культ предков. Глубоко укоренённый в местной национальной культуре, он не отрицался ни одной из местных традиционных религий (буддизмом, даосизмом, конфуцианством), но оказался категорически неприемлем христианством. По этой версии, Каодай был частью более крупного колониального проекта, в который входили также католическое меньшинство, необуддийская секта хоахао и криминальная группировка речных пиратов Бинь Сюйен, также игравшие роль в региональной политике и контролировавшие обширные территории на юге страны. В материалах судебного процесса по делу Каодай, состоявшемся в СРВ в 1978 году, настоящими создателями религии названы губернатор Кохинхины Ле Фоль, офицеры разведки Боннэ и Латапи, а ряд видных лидеров каодай объявлены номерными агентами французской спецслужбы.

В колониальный период

17 октября 1926 года основатели движения направили обращение генерал-губернатору Французского Индокитая, сообщив о создании новой религии Каодай. Численность последователей новой веры быстро росла. Первыми посвящёнными были 247 человек, скоро их количество увеличилось до 26 000, в южновьетнамском городе Тэйнинь был построен главный храм. Характерно, что в этот период здание первого святилища Каодай венчали католические кресты, впоследствии убранные.

Нго Ван Тьеу (также известный как Нго Минь Чьеу) считается первым патриархом Каодай, однако вскоре он отказался от сана и создал собственное течение — «тьеуминь» (вьетн. Chiếu Minh). В 1928 году новым патриархом стал Ле Ван Чунг (1875—1934), 28 сентября того же года он публично провозгласил Каодай как новую религию. Отношения с колониальной администрацией на раннем этапе были прохладными. Каодаисты действовали под антифранцузскими лозунгами, а документы канцелярии генерального губернатора характеризовали их как «пародию на существующие религии», не имеющую серьёзных перспектив. В 1934 году колониальная администрация отметила наметившийся упадок движения. В то же время Каодай получает возможность легальной работы и официальное признание.

В 1930-е годы в движении происходят заметные малоизученные изменения. Из троих высших иерархов двое умирают при неясных обстоятельствах. Судя по сделанным в разные годы фотографиям, к концу 30-х годов срезаются кресты со шпилей храма.

После смерти второго патриарха Ле Ван Чунга в 1934 году между оставшимися отцами-основателями Фам Конг Таком и Нгуен Нгок Тыонгом происходит первый раскол. Фам Конг Так (1890—1959) смог утвердиться патриархом в Тэйнине, а его конкурент основывает собственную общину в провинции Бенче. В это время община Фам Конг Така через вьетнамскую диаспору устанавливает контакты с Японией, что настораживает французов. С началом войны на Дальнем Востоке, в 1941 году, французская администрация в первый раз закрывает храмы тэйниньской общины Каодай и ссылает патриарха.

В 1942—1945 годах во время краткосрочной японской оккупации Вьетнама создаётся собственная армия Каодай, которая сотрудничала с японцами (как и собственно французские силы, подчинявшиеся режиму Виши). В этот период её подготовкой и организацией занималось не только французское Второе бюро, но и японская военная полиция Кэмпэйтай, соперничавшая с европейцами за контроль над религиозно-политическими группировками.

В Государстве Вьетнам

1945—1955 годы стали периодом наибольшего светского могущества Каодай, создавшей собственную «автономию» в Тэйнине. Символом примирения с колонизаторами стало возвращение Фам Конг Така из ссылки на Мадагаскаре. Численность армии Каодай, созданной в 1943 году японцами, при французах была доведена до 50 000, также представители движения получили генеральские звания и места в сайгонском правительстве. В этот период опора на конкурирующие между собой, но лояльные французской администрации военные группировки Каодай, хоахао, Бинь Сюйен и военные отряды католического меньшинства позволила французам стабилизировать послевоенный колониальный режим и свести к минимуму влияние национально-освободительного движения на юге. Впрочем, несмотря на заметное политическое влияние в регионе, религиозно-политические группировки были не столько самостоятельными силами, сколько орудиями колонизаторов. Новые секты были интегрированы в систему колониальной власти, пользовались её поддержкой и льготами. Подконтрольные сектам «автономии» располагались вокруг Сайгона, прикрывая его от нападения со всех стратегических направлений и блокируя партизанские силы Вьетминя в лесах и болотах. Таким образом, их «вспомогательные войска» выполняли роль первого эшелона, освобождая французский экспедиционный корпус от тяжелых боёв в джунглях.

В Республике Вьетнам

В 1955 году США окончательно вытеснили французов из Южного Вьетнама. Профранцузский глава государства Бао Дай был смещён проамериканским премьер-министром Нго Динь Зьемом — впоследствии президентом Республики Южный Вьетнам. Каодай утратил ту поддержку и автономию, которой пользовался в рамках колониальной системы. Лидер каодаистов Фам Конг Так создал оппозиционный «Объединённый фронт националистических сил», куда вошли также представители секты хоахао. Франция вела поставки оружия движению в попытке вернуть влияние в регионе. Но новому режиму удалось расколоть Фронт путём подкупа отдельных лидеров и полевых командиров. В том же году каодаистская армия была разгромлена правительственными войсками, движение утратило светскую власть и контроль над территориями. Фам Конг Так снова вынужден был отправиться в изгнание. К 1956 году были убиты все полевые командиры сект, независимо от того, чью сторону они заняли в противостоянии 1955 года. Так, генерал Чинь Минь Тхе (1922—1955), отколовшийся со своей группировкой от Каодай ещё в 1951 году и сыгравший значительную роль в триумфе проамериканских сил, уже через несколько месяцев был застрелен снайпером у своей машины в Сайгоне. Убеждённый католик Зьем конфликтовал с местными религиями, в том числе буддизмом, что вызвало Буддистский кризис и в конце концов привело к его свержению и убийству. В его правление Каодай оказался в оппозиции и подвергался преследованиям, хотя формально запрещен не был.

В Социалистической Республике Вьетнам

В 1978 году власти Социалистической Республики Вьетнам провели судебный процесс над Каодай, в результате которого несколько высших руководителей были приговорены к смертной казни по обвинению в контрреволюционной деятельности и сотрудничестве с французскими спецслужбами. Обширная земельная собственность была национализирована. Сама религия была поставлена в жёсткие ограничивающие рамки, в частности, запрещены спиритические сеансы.

В 80-е годы Каодай получал всё большую свободу. В 1985 году были заново открыты около 400 храмов. Сначала была разрешена деятельность более мелких течений Каодай, ранее отколовшихся от тэйниньского центра, а в 1997 году официальное признание получила и тэйниньская община. В 2007 году был возвращён во Вьетнам и перезахоронен прах Фам Конг Така, умершего в изгнании в Камбодже в 1959 году.

Каодай в XXI веке

Сейчас численность последователей Каодай в мире составляет, по разным подсчётам, от трёх до двенадцати миллионов верующих. Помимо Вьетнама, Каодай распространён в Камбодже, среди вьетнамской диаспоры в США, представлен в Канаде, Франции, Англии, Германии, Австралии, Японии.

Духовенство Каодай ведёт активную пропаганду в интернете, на телевидении, публикует материалы не только на вьетнамском, но и на французском, английском, немецком, японском языках, участвует в межконфессиональных мероприятиях и научных конференциях по вопросам религии и религиозных конфликтов. Каодай открыто заявляет об амбициозных планах расшириться за пределы национальной и региональной религии, выйти на новый уровень и стать мировой религией. Немалые доходы приносит поддержка вьетнамской эмиграции, которая даёт возможность финансировать новую миссионерскую деятельность.

Расколы

С первых же лет основания новую религию преследовали расколы. Сегодня существует шесть официально признанных «церквей» и ряд незарегистрированных. «Святой престол» в Тэйнине остается самым крупным из них. Сохранилась независимая община в Бенче, отколовшаяся ещё в тридцатые годы. Также многие эмигрантские общины в США не признают организации Каодай в собственно Вьетнаме, считая, что они контролируются коммунистическим государством.

Структура и иерархия

Схема каодаистской иерархии (женщины в ней не могут занимать должности выше кардинала):

• миряне — «тиндо» (вьетн. tín đồ);
• храмовые служители — «тюквьек» (вьетн. chức việc);
• диаконы — «лешань» (вьетн. lễ sanh) — неограниченное число;
• священники — «зяохыу» (вьетн. giáo hữu), 3000 человек (в реальности все вакансии этой иерархии никогда не заполнялись);
• 72 епископа — «зяошы» (вьетн. giáo sư);
• 36 архиепископов — «фойшы» (вьетн. phối sư);
• три кардинала — «даушы» (вьетн. đầu sư);
• три старших кардинала, или кардинала-цензора — «тьыонгфап» (вьетн. chưởng pháp);
• патриарх, или «зяотонг» (вьетн. giáo tông);
• хофап (вьетн. hộ pháp) — «страж учения», обычно переводится на европейские языки как «папа». Титул, который носил один из основателей и многолетний лидер организации Фам Конг Так, сейчас является вакантным.

Особую категорию священнослужителей составляют медиумы в количестве двенадцати человек. Они обязаны следовать некоторым ограничениям монашеской жизни, хотя не приносят монашеских обетов.

В то же время использовались местные названия на вьетнамском языке, соответствующие местной и китайской исторической традиции, например, буддийское звание «хофап». Профессор СПбГУ В. Н. Колотов считает, что в 1940—1950-е годы данная иерархия носила декоративный характер, а реальная власть в организации принадлежала полевым командирам, имевшим звания офицеров вспомогательных сил французских колониальных войск и фактически не подчинявшихся каодаистским иерархам. Структуру организации, обеспечивающую военно-политический контроль над территориями и населением, составляли приходы, выполнявшие также функцию пропаганды, организации сбора налогов, суды, включая «Трибунал трёх религий», и собственные вооружённые силы.

Кроме этой церковной организации, в Каодай существует эзотерическое течение «недеяния» (vô vi, вови), которое провозглашает отказ от мирской активности и уделяет основное внимание мистическим практикам. Как верующие-миряне, так и священнослужители могут относиться к одному из двух уровней в зависимости от своей религиозной активности: адепты «высшего уровня» придерживаются постоянного поста и аскетики, их отличительной особенностью является ношение бороды и длинных волос.

Считается, что профессионального духовенства в организации нет, все последователи имеют мирскую профессию, что считается очень важным. Священники принимают целибат. Те, кто был женат к моменту посвящения в сан, могут оставаться в браке, но обязаны жить с женой «как с другом».

Вероучение

Основными постулатами каодаистского учения являются:

• религиозный синкретизм и веротерпимость: считается, что все мировые религии были основаны пророками единого Бога. Соответственно, основные заповеди и постулаты Каодай копируют нормы христианства, конфуцианства, буддизма, даосизма;
• спиритизм: души умерших людей после телесной смерти не умирают, и с ними можно общаться про помощи посредников-медиумов и спиритических сеансов;
• культ предков;
• гуманизм и пацифизм: провозглашаемое стремление установить мир и прекратить войны во всем мире;
• гендерное и национальное равенство: женщины допускаются к занятию церковных должностей, в том числе самых высших;
• важность аскетики: воздержание от половых связей и брака (для духовенства), употребления мяса, спиртных напитков;
• вегетарианство: обязательное для духовенства и верующих «высшего уровня», рекомендовано для всех остальных, особенно во время постов в новолуние и полнолуние;
• претензии на всемирную роль, планы стать мировой, а затем и единственной мировой религией.

Символ Каодай — глаз в треугольнике, окружённый сиянием лучей («всевидящее око»). Это левый глаз Бога — считается, что именно он может глядеть в души. Красный, синий и жёлтый цвета используются на трёхцветном флаге Каодай и в богослужебных одеяниях в храмах. Они символизируют три религии: красный — католичество, жёлтый — буддизм, синий — даосизм. Белый цвет одеяний символизирует собственно Каодай.

Священные тексты

Священными книгами Каодай являются:

• «Тхай нгон» — сборник откровений, полученных основателями религии в 1920—1930 годы;
• «Тан люат» (вьетн. Tân Luật), или Новозаконие — сборник комментариев и толкований к откровениям.

Этическое учение

Заповеди Каодай, «Пять запретов», гласят:

• не убий.
• не воруй, так как это ведёт на порочный путь стремления к богатству и власти.
• не употребляй мяса, постись и воздерживайся от употребления алкоголя, губящего тело и дух.
• не поддавайся порокам, живи скромно.
• не лги.

От верующих также требуются сохранение нравственности в конфуцианском её понимании, почтение к «духам великих людей», отказ от насилия, соблюдение постов (отказ от животной пищи), чтение молитв и участие в храмовых ритуалах.

Религиозный синкретизм

24 апреля 1926 года в ходе спиритического сеанса Нго Ван Тьеу записал следующее откровение

В давние времена люди не общались друг с другом и не знали своих соседей. Поэтому Я для каждой расы основал разные религии, соответственно их обычаям. Пять ответвлений Великого Пути — гуманизм, спиритуализм, христианство, даосизм и буддизм создал Я. В нынешнее время люди стали общаться друг с другом и узнали о обычаях своих соседей. Но они от этого не стали жить в гармонии из-за многообразия своих религий. Поэтому Я теперь явился к ним, чтобы объединить все религии в Одно и вернуть их к изначальному единству…

В 1926 году медиумы получили новое откровение от Каодай:

Будда Дипанкара — это Я, Будда Шакьямуни — это Я, Жёлтый Император (Хуан-ди) — это Я, то есть Каодай.

Учение о «третьем спасении»

Каодаизм разделяет человеческую историю на три эпохи, в каждую из которых Бог присылал своих пророков для спасения человечества. Древность — «эпоха творения», когда действовали Моисей, Хуан-ди, Фуси, будда Дипанкара. «Эпоха прогресса и разрушения» — время будды Шакьямуни, Иисуса Христа, Конфуция, Лао-Цзы, проповедников спиритуализма и других. Третья эпоха Аннигиляции и Сохранения (или: «Разрушения и нового творения») длится сейчас.

С точки зрения каодаизма, миссии предыдущих спасений не достигли успеха, так как учения пророков были искажены их последователями. Поэтому в новую эпоху божество обратилось к людям не через посредников, а непосредственно, путём спиритических сеансов.

Мистическое учение: спиритизм и медитации

Согласно каодаистскому учению, человеческие души, умирая, не прекращают существования, поэтому представители данной религии утверждают, что очень активно общаются с духами с помощью медиумов. Наиболее распространённые способы спиритических сеансов:

• использование «говорящей доски», расположенные на которой буквы складываются в слова при помощи планшетки-указателя;
• «столоверчение», при котором «сообщения» передаются стуками и движениями столика;
• автоматическое письмо.

При этом рядовым верующим запрещается проводить спиритические сеансы самостоятельно — на это имеют право только специальные священнослужители-медиумы, иначе полученные откровения «не имеют юридической силы».

Согласно Каодай, все живые существа, включая людей, пребывают в одинаковых условиях, вместе терпя страдания от бедствий и неудобств. Это выражено в тексте молитвы:

Ta cung muôn vật dong sinh; Ta va muôn vật su tinh chang hai. Я и мириады существ вместе родились, Я и мириады существ вместе страдаем.

Единение всех религий и живых существ сформулировано в молитве:

Nhut Bon Tan Vạn Thu; Vạn Thu Qui Nhut Bon. Один развивается во Множество, Множество сходится к Единому

Согласно учению Каодай, в каждом человеке есть частица Великого Духа, который принадлежит Богу. Цель последователя Каодай — прекращение цепи перерождений (сансары) и слияние с Единым Богом — Каодай. Для достижения этой цели используются внешние и внутренние практики. Внешними практиками считается исполнение заповедей, храмовых и ежедневных домашних ритуалов. Основные принципы внешних практик — «не причиняй другим, чего не желаешь себе» и отказ от убийства живых существ, включая вегетарианство. Таким образом, верующие должны взращивать в себе любовь ко всем живым существам. При возжигании благовоний, перед едой, перед сном и в других бытовых ситуациях верующие читают молитвы, основанные на текстах откровений и изложенные в форме изящных стихотворений. К внутренним практикам относятся медитации, цель которых — соединение с Высшим существом и избавление от человеческих желаний. Каодаисты верят, что медитация ведёт к истинному развитию личности («Высшего Я»). Каодаистская медитация носит название Тхиен Дин, то есть «концентрация сознания и удержание ума от блужданий». Применяются и другие эзотерические методики воздействия на «внутренние энергии».

Luyện Tinh hóa Khí, Luyện Khí hóa Thần, Luyện Thần hườn Hư, Luyện Hư huờn Vô Развивая Сущность (семя), трансформируешь её в Энергию (Прану, пневму), Развивая Энергию, трансформируешь её в Дух, Развивая Дух, трансформируешь его в Истинную реальность, Развивая Истинную реальность, трансформируешь её в Пустоту

Пустота считается природой Высшего Существа. В медитациях используются дыхательные упражнения и работа с потоками внутренней энергии, которая направляется по спинному каналу, концентрируясь в сердце, в пупке, внизу позвоночника, на макушке.

Синкретический пантеон

Считается, что Каодай избрал именно Вьетнам, так как во Вьетнаме в ходе его истории проповедовали представители всех мировых религий, поэтому его жители способны лучше других воспринять учение Каодай. Каодай обладает целым рядом духовных наставников из самых разнообразных культур и эпох: Жанна д’Арк, Уильям Шекспир, Владимир Ленин, Луи Пастер, Уинстон Черчилль и даже астроном Камилль Фламмарион. В Каодай канонизирован ряд учёных и просветителей, представляющих разные народы. Особо почитаемые святые — Сунь Ятсен и мудрец и поэт Нгуен Бинь Кхьем. Также считается святым Лев Толстой. Ещё одним духовным лидером каодаизма принято считать Виктора Гюго, так как его произведения стали для Индокитая символом свободы и надежды. Сам писатель также увлекался спиритическими сеансами — неоднократно пытался установить контакт с своей дочерью Леопольдиной, умершей в возрасте девятнадцати лет. Каодаисты верят, что Гюго предсказал появление новой религии на востоке, которая объединит запад и восток, — то есть Каодай.

Согласно учению, каждый праведник, независимо от вероисповедания и национальной принадлежности, может стать пророком единого Бога. Святые каодаистского пантеона делятся на пять рангов:

1. Будда;
2. Конфуций, Богиня-мать, китайский «святой поэт» Ли Бо;
3. Иисус Христос, Мухаммед, Моисей, Сунь Ятсен, Владимир Ленин, Уильям Шекспир, Жанна д’Арк (считается, что она тоже принимала откровения от духа Каодай), Виктор Гюго, Нгуен Бинь Кхьем;
4. духи почитаемых предков и героев;
5. все люди также считаются святыми в каодаизме.

Пантеон продолжает пополняться: так, в 1990 году высказывались намерения канонизировать действующего президента СССР Михаила Горбачёва.

Храмовые богослужения

Посещать храм верующим рекомендуется дважды в месяц — в полнолуние и новолуние. Впрочем, общины диаспоры в западных странах живут по солнечному календарю, а не лунному, и посещают храмы по воскресеньям. Большая часть храмов является более или менее точными копиями первой «священной резиденции» в Тэйнинь. В убранстве и архитектуре также отражается присущий каодаизму синкретизм, смешение местного и западноевропейского стилей. Французский офицер А. Савани описывал тэйниньский храм как «католическую церковь, одетую в пагоду». Службы проходят четырежды в сутки.

Вот как описывает богослужение в главном соборе один из побывавших на нём туристов:

Алтарь представляет собой огромный шар — звёздный глобус, усеянный созвездиями с глазом посередине.

Перед алтарём — кресла для лидеров отдельных религий, массивные как кресла для собраний высших епископов в католических храмах.

Участники ритуала — местные жители — отдельно мужчины и отдельно женщины — одеты в разноцветные халаты, символизирующие разные религии. Перед ритуалом прихожане усаживаются за входом в храм на корточки и ведут между собой неторопливые беседы, нередко дымя сигарами. Из-за жаркого климата храм всегда открыт с боковых окон и продуваем ветрами.

К началу ритуала всех иностранных гостей вежливо препроваживают на верхнюю галерею. Начинается тихая музыка, и люди в голубых, красных, жёлтых и белых халатах медленно входят в храм и занимают места. Спереди идут кардиналы, похожие на католических священников в сужающихся как ведро шляпах. Потом все занимают свои места — по рядам и по группам, в соответствии с разными религиями внутри Каодай.

Все выполняют ритуальные поклоны и начинается общая медитация под тихую плавную музыку. Наверху десяток молодых музыкантов играют на вьетнамских инструментах.

—

По наблюдениям европейских туристов, в ритуалах в тэйниньском храме принимают участие только вьетнамцы — несмотря на попытки развиться в наднациональную мировую религию, в Каодай почти не наблюдается западных прозелитов, обращённых в Каодай.

Отражение в культуре

Секта Каодай и её военно-политическая роль описываются в одной из глав романа Грэма Грина «Тихий американец» и в шпионском романе «Игра втёмную» вьетнамского писателя Тхьена Ли. Действие обоих произведений происходит во Вьетнаме в 1954 году.

Литература

Книги

на русском языке

• Благов С. А. [dlib.rsl.ru/loader/view/01000036470?get=pdf Каодаизм во Вьетнаме] / автореферат диссертации канд. исторических наук. — М.: Институт этнологии и антропологии имени Н. Н. Миклухо-Маклая АН СССР, 1991a.
• Благов С. А. Синкретические вероучения и «крестьянская политика»: введение в изучение каодаизма и буддизма хоа-хао // Локальные и синкретические культы / Отв. ред. С. А. Арутюнов; АН СССР, Ин-т этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. — М.: Наука, 1991b. — С. 163—188. — 318 с. — (Религии в XX веке). — 3000 экз. — ISBN 5-02-017122-0.
• Благов С. А. [www.fshq.ru/ENCYCLOPEDIA_OF_BUDDHIST_PHILOSOPHY/ENCYCLOPEDIA_OF_BUDDHIST_PHILOSOPHY_Cao_Dai.html Као-дай] // [stavroskrest.ru/sites/default/files/files/books/stepanyants_m_t_filosofia_buddizma_entsiklopedia.pdf Философия буддизма: энциклопедия] / отв. ред. М. Т. Степанянц; Ин-т философии РАН. — М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2011. — С. 358—360. — 1045 с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-02-036492-9.
• Колотов В. Н. Сайгонские режимы: религия и политика в Южном Вьетнаме, 1945-1963 гг. — СПб.: Издательство СПбГУ, 2001.
• Колотов В. Н. Приговор по делу о контрреволюционной деятельности некоторых реакционных элементов в руководящих кругах секты Као Дай (Тэйнинь) как новый источник по мирской истории каодаизма // Историография и источниковедение стран Азии и Африки. — СПб., 2004a. — С. 77—93.
• Колотов В. Н. Этнорелигиозные сообщества во Вьетнаме в контексте системы региональной безопасности: история и современность // Проблемы современной Азии: история, конфликты, геополитика. — М.: Издательство СПбГУ, 2009. — С. 94—180.
• Корнев В. И. Буддизм и его роль в общественной жизни Азии. — М.: Наука, 1983. — 248 с.

на других языках

• Blagov S. A. The Cao Dai : a new religious movement. — Moscow: Inst. of oriental studies, 1999. — 168 p.  (англ.)
• Blagov S. A. Caodaism : Vietnamese traditionalism and its leap into modernity. — N. Y.: Nova Science, 2001. — 211 p. — ISBN 1590331508.  (англ.)
• Blagov S. A. Honest Mistakes: The Life and Death of Trình Minh Thế (1922-1955), South Vietnam's Alternative Leader. — N. Y.: Nova Science, 2001b. — 246 p. — ISBN 9781560729730.  (англ.)
• Gobron G. [books.google.ru/books?id=DUNMAAAAIAAJ&q=Histoire+et+philosophie+du+caoda%C3%AFsme&dq=Histoire+et+philosophie+du+caoda%C3%AFsme&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwixjd6szKbMAhWBXiwKHUydCnUQ6AEILDAB Histoire et philosophie du caodaïsme]. — P.: Dervy, 1949. — 214 p.  (фр.)
• Goossaert V., Palmer D. A. [books.google.ru/books?id=Bx83dlLMPdMC&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false The Religious Question in Modern China]. — Chi.: Университет Chicago Press, 2011. — 464 p. — ISBN 022600533X. (англ.)
• Jammes J. Les Oracles du Cao Dai: Étude d'un mouvement religieux vietnamien et de ses réseaux. — P.: Les Indes Savantes, 2014. — ISBN 978-2-84654-351-4.  (фр.)
• Werner J. Peasant Politics and Religious Sectarianism: Peasant and Priest in the Cao Dai in Vietnam. — New Haven: Yale University Southeast Asian Studies, 1981. — 122 p. — ISBN 978-0-938692-07-2.  (англ.)

Статьи

на русском языке

• Глазкова Е. А. [cyberleninka.ru/article/n/kaodaizm-v-sovremennom-mire Каодаизм в современном мире] // Ойкумена. Регионоведческие исследования. — 2010. — № 1. [archive.ec/LULJV Архивировано] из первоисточника 23 апреля 2016.
• Колотов В. Н. [www.intertrends.ru/sixth/009.htm Институты «новых религий» как инструмент управления конфликтом] // Международные процессы. — 2004b. — № 3(6). — С. 96—105. [archive.ec/mVcw Архивировано] из первоисточника 21 декабря 2012.
• Коткина О. [www.ng.ru/ng_religii/2015-09-02/6_anticolonial.html Синкретичные учения составляют конкуренцию Компартии Вьетнама] // НГ-Религии. — 2015. — 2 сентября. [archive.ec/T66QI Архивировано] из первоисточника 24 апреля 2016.
• Сазонов В. [www.strannik.de/travel/caodai.htm Лев Толстой как зеркало вьетнамского спиритизма (о религии Каодай)]. [archive.ec/2QZpz Архивировано] из первоисточника 12 февраля 2012.

на других языках

• Blagov S. A. [www.atimes.com/atimes/Southeast_Asia/EK22Ae02.html A tale of two assassinations: Vietnam's JFK] (англ.) // Asia Times. — 2003. [archive.ec/btjID Архивировано] из первоисточника 7 апреля 2013.
• Jammes J. [www.viet-studies.info/CaoDai_Sep2010.pdf Divination and Politics in Southern Vietnam: Roots of Caodaism] (англ.) // Social Compass. — 2010. — No. 57(3). — P. 357—371. — DOI:10.1177/0037768610375520.
• Nguyễn Tấn Hưng [saigonline.com/nth/unic/mdvd14.htm The Sumary of Cao-Dai Meditation] (вьетн.). [archive.ec/2HBsh Архивировано] из первоисточника 26 апреля 2016.

Ссылки

На русском языке

• Сазонов В. [www.strannik.de/travel/caodai.htm Лев Толстой как зеркало вьетнамского спиритизма (о религии Каодай)]. Strannik.de. Проверено 29 июня 2016. [archive.ec/2QZpz Архивировано из первоисточника 12 февраля 2013].
• [www.asiat.ru/vietnam.shtml?/artv/121 Религия Каодай]. Asiat.ru. Проверено 29 июня 2016. [archive.ec/HMbGW Архивировано из первоисточника 16 апреля 2013].
• Кубатьян Г. С. [kubatyan.blogspot.com/2012/06/blog-post.html Вьетнамские масоны и Святой Ленин]. Проверено 29 июня 2016. [archive.ec/eN4c Архивировано из первоисточника 29 ноября 2012].

На английском языке

• [religion.vn/Plus.aspx/en/News/71/0/1010076/0/4946/The_Cao_Dai_religion The Cao Dai religion] (англ.). Goverment committee for religious affairs, Socialist Republic of Vietnam. Проверено 29 июня 2016.
• [www.daocaodai.info Centre for Studies in Caodaism, Sydney] (англ.). Проверено 29 июня 2016.
• [www.caodai.com Tam Kỳ Nguyên Nguyên Bản Bản] (англ.). Проверено 29 июня 2016.
• [www.caodai.org Cao Dai site] (англ.). Проверено 29 июня 2016.

Отрывок, характеризующий Каодай

Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.
Эскадрон перешел мост и вышел из под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.
Два эскадрона павлоградцев, перейдя мост, один за другим, пошли назад на гору. Полковой командир Карл Богданович Шуберт подъехал к эскадрону Денисова и ехал шагом недалеко от Ростова, не обращая на него никакого внимания, несмотря на то, что после бывшего столкновения за Телянина, они виделись теперь в первый раз. Ростов, чувствуя себя во фронте во власти человека, перед которым он теперь считал себя виноватым, не спускал глаз с атлетической спины, белокурого затылка и красной шеи полкового командира. Ростову то казалось, что Богданыч только притворяется невнимательным, и что вся цель его теперь состоит в том, чтоб испытать храбрость юнкера, и он выпрямлялся и весело оглядывался; то ему казалось, что Богданыч нарочно едет близко, чтобы показать Ростову свою храбрость. То ему думалось, что враг его теперь нарочно пошлет эскадрон в отчаянную атаку, чтобы наказать его, Ростова. То думалось, что после атаки он подойдет к нему и великодушно протянет ему, раненому, руку примирения.
Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.
– Полковник, – сказал он с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, – велено остановиться, мост зажечь.
– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.
– Уж я и не знаю, полковник, кто велено , – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.
– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.