Капгер, Александр Христианович

Александр Христианович Капгер
Дата рождения	1809(1809)
Дата смерти	30 ноября 1876(1876-11-30)
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	артиллерия, Генеральный штаб
Звание	генерал-лейтенант
Сражения/войны	Польская кампания 1831, Кавказская война
Награды и премии	Золотое оружие «За храбрость» (1851) Орден Святого Георгия 4-й ст. (1853)

Александр Христианович Капгер (1809—1876) — генерал-лейтенант, Тифлисский военный губернатор, деятель крестьянской реформы 1861 г.

Биография

Родился в 1809 году. Образование получил в Артиллерийском училище, по окончании которого 1 января 1829 г. был произведён в прапорщики с оставлением при училище для продолжения наук.

Прослужив несколько лет в 5-й артиллерийской бригаде, Капгер участвовал в усмирении польского мятежа в 1831 г. и затем поступил в Императорскую военную академию, которую и окончил в 1838 г.

Переведённый в 1840 г. в Генеральный штаб, он в 1842 г. был командирован на службу в Кавказский корпус и участвовал во множестве дел с горцами в Дагестане и на Лезгинской линии в 1843—1848 и 1851—1854 гг. и получил за боевые отличия чины до генерал-майора (1852 г.), несколько знаков отличия и золотую саблю с надписью «За храбрость» (1851 г.). В 1852—1857 гг., занимал должность начальника штаба войск Кавказской линии и Черномории; 1 января 1858 г. был назначен Тифлисским военным губернатором. 26 ноября 1853 года награждён орденом св. Георгия 4-й степени (№ 9041 по кавалерскому списку Григоровича — Степанова)

28 января 1860 г. Капгер, по производстве в генерал-лейтенанты, был назначен сенатором и присутствующим в Межевом департаменте. В 1861 г. ему было поручено обревизовать Калужскую губернию, губернатор которой, известный деятель по устройству крестьян В. А. Арцимович, возбудил ненависть местных крепостников, жаловавшихся на него в Санкт-Петербург, где с переменой в личном составе министерства внутренних дел изменились тогда и взгляды на крестьянскую реформу. После ревизии Капгер блестящим образом аттестовал управление Арцимовича и в особенности вполне удовлетворительное введение положения о крестьянах. Вслед за тем, в 1862—1863 гг., Капгер произвёл ревизию Владимирской губернии. По окончании этого поручения Капгер удостоился Высочайшего благоволения за беспристрастное донесение о ходе крестьянской реформы в Калужской губернии.

Умер 30 ноября 1876 г. Его брат, Иван Христианович, был известным военным юристом.

Источники

• Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
• Капгер, Александр Христианович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. — СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915.
• Глиноецкий Н. П. Исторический очерк Николаевской академии Генерального штаба. СПб., 1882
• Степанов В. С., Григорович П. И. В память столетнего юбилея императорского Военного ордена Святого великомученика и Победоносца Георгия. (1769—1869). СПб., 1869

↑ В Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона указана ошибочная дата рождения Капгера — 1812 г.

Отрывок, характеризующий Капгер, Александр Христианович

– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.