Капила
Поделись знанием:
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.
Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
|
Статья из раздела |
|
|
Школы
Санкхья · Йога · Ньяя · Вайшешика · Миманса · Веданта |
|
Философы и мыслители
Древние |
|
|
Капи́ла (санскр. कपिल) — ведийский мудрец, который описывается в «Шримад-Бхагаватам» и других Пуранах и считается автором основных принципов индуистской философской системы санкхья, изложенной в классическом философском тексте «Санкхья-карика», состоящем из 70 сутр.[1] Приложения и комментарии «Санкхья-карики» занимают 6 томов; они были составлены на протяжении многих столетий. Одним из основных комментариев к «Санкхья-карике» является «Капила-санкхья-правачана-сутра-вритти», авторства Анируддхи.[2]
В «Махабхарате» Капила описывается как один из семи сыновей Брахмы; другие шесть сыновей — это Анируддха, Шана, Санатсуджата, Санака, Санандана, Санаткумара и Санатана.[3] В «Вишну-пуране» и «Шримад-Бхагаватам», однако, он описывается как аватара Вишну,[4] которая обучала бхакти-йоге.
Его потомки до сих пор проживают в Северной Индии, в особенности в районе Пенджаба. Они носят фамилию Капил.
Жизнеописание Капилы содержится в „Шримад-Бхагаватам“ („Бхагавата-пуране“), Песнь 3, Глава 33: Деяния Капилы[5] где говорится, что его родителями были Кардама Муни и Девахути. После того, как отец Капилы оставил дом и принял отречённый образ жизни, Капила дал наставления Девахути в философии санкхья-йоги и Вишну-бхакти, в результате чего она достигла мокши и чистой любви к Богу.[6]
Капила выступает как одна из основных фигур в истории нисхождения Ганги из духовного мира на землю, которая связана с индуистским праздником Макара-санкранти и с ведийским царём Сагарой из династии Икшваку,[7] который был родом из Айодхьи и являлся предком Рамы. Царь Сагара совершил ашвамедху («жертвоприношение коня») девяноста девять раз. Когда, в согласии с правилами проведения жертвоприношения, Сагара в сотый раз послал коня вокруг земли, царь девов Индра преисполнившись зависти похитил коня и спрятал его в обители Капилы.
У Сагары было 60 000 сыновей, которые обнаружили коня, и приняв Капилу за похитителя, напали на него. С помощью своей мистической силы Капила превратил их за одно мгновение в пепел. Аншуман, внук царя Сагары, пришёл к Капиле и стал молить его спасти их души. На что Капила ответил, что они будут спасены только если Ганга снизойдёт с небес и омоет своими водами их пепел.[8]
В «Бхагавад-гите», Кришна утверждает, что среди совершенных живых существ, он — Капила:
|
Из деревьев Я — баньян, а из мудрецов среди полубогов — Нарада. Из Гандхарвов Я — Читраратха, а среди совершенных живых существ Я — мудрец Капила.[9] | 
|
Поучения Капилы цитируются в различных священных текстах индуизма:
|
|
Я пришёл в этот мир для того, чтобы открыть людям философию санкхьи, которая по мнению тех, кто стремится избавиться от ненужных материальных желаний, играет очень важную роль в процессе духовного самоосознания. Этот труднопостижимый путь самоосознания с течением времени был забыт людьми. Знай же, что Я воплотился как Капила, чтобы снова изложить эту философию и объяснить её людям.[10] |
|
|
|
Когда человек полностью избавляется от вожделения и жадности, которые являются продуктами ложного отождествления себя с телом («я») и тем, что принадлежит телу («моё»), его ум очищается. Утвердившись в чистом состоянии сознания, он поднимается над материальным счастьем и горем.[11] |
|
|
|
Верховная Личность Бога — это Высшая Душа, не имеющая начала. Господь трансцендентен к гунам материальной природы и находится за пределами материального мира. Все мироздание покоится на лучезарном сиянии, исходящем от Него, и это сияние даёт возможность ощутить Его присутствие всюду.[12] |
|
|
|
Неувядаемую славу Господа воспевают всюду, ибо она приумножает славу Его преданных. Поэтому йог должен медитировать на Верховного Господа и Его преданных. Он должен сосредоточить свой ум на вечном образе Господа и медитировать на Него до тех пор, пока его ум не обретёт устойчивость.[13] |
|
См. также
Напишите отзыв о статье "Капила"
Примечания
- ↑ [www.ignaciodarnaude.com/textos_diversos/Scientific%20Unification,Sankhya.pdf A Tribute To Maharishi Kapila] Secret Of Sankhya: Acme Of Scientific Unification. p. 42.
- ↑ [www.sacred-texts.com/hin/sak/index.htm The Sánkhya Aphorisms of Kapila] translated by James R. Ballantyne, 1885.
- ↑ [www.sacred-texts.com/hin/m12/m12c040.htm Vaisampayana continued…] The Mahabharata translated by Kisari Mohan Ganguli (1883 −1896), Book 12: Santi Parva, Part 3, Section: CCCXLI. p. 147 "The puissant Lord who is charged with the creation of all the worlds is called Aniruddha, Sana, Sanatsujata, Sanaka, Sanandana, Sanatkumara, Kapila, and Sanatana numbering the seventh,--these seven Rishis are known as the spiritual sons of Brahman. Their knowledge comes to them of itself (without being dependent on study or exertion). These seven are wedded to the religion of Nivritti. They are the foremost of all persons conversant with Yoga. They are possessed also of deep knowledge of the Sankhya philosophy. They are preceptors of the scriptures on duty and it is they that introduce the duties of the religion of Nivritti, and cause them to flow in the worlds.
- ↑ [www.sacred-texts.com/hin/vp/vp072.htm Parashara…] Vishnu Purana translated by Horace Hayman Wilson, 1840. Book II: Chapter XIV. p. 106. «..a portion of the mighty and universal Vishnu..
- ↑ [vyasa.ru/books/ShrimadBhagavatam/?id=351 Глава 33. Деяния Капилы] ШБ 3.33.1: „Шри Майтрея сказал: Когда Девахути, мать Господа Капилы и жена Кардамы Муни, услышала наставления своего сына, пелена неведения спала с неё и она постигла науку преданного служения и обрела трансцендентное знание. Она склонилась перед Господом, изложившим основы философии санкхьи, которая открывает живому существу путь к освобождению, и усладила Его слух своими молитвами“.
- ↑ [vyasa.ru/books/ShrimadBhagavatam/?id=351 Глава 33. Деяния Капилы] ШБ 3.33.30 „Дорогой Видура, следуя наставлениям Капилы, Девахути вскоре освободилась из материального плена и без труда достигла Верховной Личности Бога в аспекте Сверхдуши“.
- ↑ [www.sacred-texts.com/hin/m03/m03106.htm Ikshaku tribe] The Mahabharata translated by Kisari Mohan Ganguli (1883 −1896), Book 3: Vana Parva: Tirtha-yatra Parva: Section CVI, p. 228 'There was born in the family of the Ikshaku tribe, a ruler of the earth named Sagara, endued with beauty, and strength…».
- ↑ [www.sacred-texts.com/hin/vp/vp096.htm#page_378 Sons of Sagara] Vishnu Purana translated by Horace Hayman Wilson, 1840, Book IV, Chapter IV. p. 378 the gods repaired to the Muni Kapila, who was a portion of Vishńu, free from fault, and endowed with all true wisdom. Having approached him with respect, they said, «O lord, what will become of the world, if these sons of Sagara are permitted to go on in the evil ways which they have learned from Asamanjas! Do thou, then, assume a visible form, for the protection of the afflicted universe.» "Be satisfied, " replied the sage, «in a brief time the sons of Sagara shall be all destroyed».
- ↑ [vyasa.ru/books/?id=101 Бхагавад-Гита глава 10. Великолепие Aбсолюта]
- ↑ [vyasa.ru/books/ShrimadBhagavatam/?id=342 «Шримад-Бхагаватам»: Глава 24. Кардама Муни отрекается от мира, тексты 36-37]
- ↑ [vyasa.ru/books/ShrimadBhagavatam/?id=343 «Шримад-Бхагаватам» Глава 25. Величие преданного служения, текст 16]
- ↑ [vyasa.ru/books/ShrimadBhagavatam/?id=344 «Шримад-Бхагаватам» Глава 26. Начала материальной природы, текст 3]
- ↑ [vyasa.ru/books/ShrimadBhagavatam/?id=346 Шримад-Бхагаватам Глава 28. Наставления Господа Капилы о практике преданного служения, текст 18]
Ссылки
- Капила // [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_philosophy/4392 Философский энциклопедический словарь] / Гл. редакция: Л. Ф. Ильичёв, П. Н. Федосеев, С. М. Ковалёв, В. Г. Панов. — М.: Советская энциклопедия, 1983.
- Капила // [dic.academic.ru/dic.nsf/enc3p/147538 Большой энциклопедический словарь]. — 2000.
- Парибок А. Капила // [dic.academic.ru/dic.nsf/enc3p/147538 Индуизм. Джайнизм. Сикхизм: Словарь]. — М.: Республика, 1996.
- [www.sacred-texts.com/hin/sak/ The Sánkhya Aphorisms of Kapila], 1885 translation by James R. Ballantyne, edited by Fitzedward Hall. (англ.)
- [www.svirel.com/kapila_bhagavatam/ Наставления Господа Капилы] Аудио повесть из 3 песни «Шримад-Бхагаватам» (рус.)
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
| |||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Капила
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.
Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
