Капитан Немо (фильм)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Капитан Немо
Жанр

Приключенческая фантастика

Режиссёр

Василий Левин

В главных
ролях

Владислав Дворжецкий
Юрий Родионов

Кинокомпания

Одесская киностудия

Длительность

223 мин.

Страна

СССР СССР

Год

1975

IMDb

ID 0453375

К:Фильмы 1975 года

«Капитан Немо» — трёхсерийный художественный фильм по мотивам романов Жюля Верна «20 000 лье под водой» и «Паровой дом». Первая серия называется «Железный кит», вторая — «Принц Даккар», третья — «„Наутилус“ продолжает борьбу».

Эта картина стала наиболее удачной экранизацией романа Ж. Верна и полюбилась миллионам зрителей. Основная заслуга в этом принадлежит исполнителю главной роли Владиславу Дворжецкому. Своим капитаном актёр продемонстрировал уникальный талант и глубокую личность светлого человека.





Сюжет

Серия 1. «Железный кит»

Вторая половина XIX века. Неведомое морское чудовище последние два года уничтожает и повреждает военные корабли разных стран; у тех из них, кто добирается до порта, обнаруживаются гигантские треугольные пробоины в бортах. Мореплавание под угрозой, США снаряжают военный фрегат «Блю Стар», чтобы найти и уничтожить чудовище. Знаменитый своим трудом о тайнах морских глубин французский профессор Пьер Аронакс в день своей свадьбы получает приглашение присоединиться к карательной экспедиции и принимает его. После трёхмесячного безуспешного поиска в океане фрегат обнаруживает чудовище и атакует его, но в результате сам получает повреждения. Профессор, его слуга Консель и китобой Нед Ленд оказываются за бортом и попадают на подводный корабль, который и принимали за гигантское опасное животное. Невиданный корабль называется «Наутилус». Создатель, владелец и капитан корабля называется именем Немо («Никто» — по-латыни). Он объявляет спасённым, что они останутся на «Наутилусе» навсегда, чтобы не иметь возможности разгласить его тайну. Профессор, Консель и Ленд вынуждены подчиниться.

Оказывается, что Немо и Аронакс давно уже заочно знакомы: именно Немо, прочитавший труд профессора и понявший, что его автор искренне увлечён морем и его тайнами, время от времени присылал Аронаксу морские диковины, зарисовки, фотографии и описания, опровергавшие многие из высказанных профессором теоретических предположений. Теперь же профессору предлагается заняться изучением морских глубин «изнутри» — такое предложение не может не привлечь истинного энтузиаста. А жене Аронакса по инициативе капитана доставляется письмо, из которого она узнаёт, что её муж жив.

Между тем Нед Ленд думает только о побеге. Он находит в экипаже корабля Франсуа — молодого матроса-француза, в своё время подобранного капитаном в море и оставшегося на «Наутилусе» добровольно. С его помощью, а также путём наблюдений за происходящим Ленд подыскивает подходящий случай, чтобы бежать. Для побега предполагается использовать отделяемый подводный аппарат, имеющийся на корабле. Но «на этом корабле ничего нельзя сделать незаметно», — говорит Франсуа. Так и оказывается; первая, спонтанная попытка побега не удаётся.

Серия 2. «Принц Даккар»

«Наутилус» приходит к берегам Индии. Герои совершают прогулку по морскому дну в скафандрах, посещают жемчужные россыпи, а вскоре становятся свидетелями визитов на «Наутилус» посланцев с берега и узнают историю капитана Немо. В действительности капитан — индус, принц Даккар, ранее известный под именем Нана Сагиб, предводитель восстания сипаев, за голову которого назначена награда. В своё время, чтобы поймать Нана Сагиба, английский полковник Бунро захватил его жену и детей, долго убеждал жену выдать мужа, и, организовав на глазах женщины фиктивный расстрел её детей, довёл до сумасшествия. Позже Нана Сагиб был благодаря предательству одного из сподвижников захвачен в числе других предводителей сипаев, но Бунро оставил его в живых, опубликовав в газетах сообщение, что Нана Сагиб сдал англичанам своих соратников и за это помилован, и сфабриковав подтверждающую это сообщение фотографию. Не поддавшись на провокацию англичан, верные товарищи освободили Нана Сагиба и помогли ему бежать. Благодаря полученному в Европе образованию, принц Даккар спроектировал и организовал постройку подводного корабля фантастических для своего времени качеств и вместе с частью своих верных друзей ушёл в море. Но, уйдя от земли, капитан не перестал болеть душой за людей, борющихся с колонизаторами. Он продолжает помогать сипаям, передавая им собранные на морском дне гигантские ценности на покупку оружия.

Серия 3. «Наутилус продолжает борьбу»

Тем временем обнаруживается преследователь. Английский военный фрегат, вооружённый мощными пушками, глубинными бомбами и движущийся с той же скоростью, что и «Наутилус», преследует капитана Немо на подходе к Криту. На борту фрегата — всё тот же полковник Бунро. В отличие от Немо, точно знающего своего врага, он лишь предчувствует, что с капитаном подводного судна ему уже приходилось встречаться раньше, но совершенно уверен, что «Наутилус» нужно уничтожить, так как всякий раз там, где он появляется, усиливается национально-освободительное движение.

«Наутилус» оказывается в неблагоприятном положении и не может атаковать. Немо пытается спрятать корабль в жерле потухшего вулкана, куда можно попасть подводным проходом, но в самый неподходящий момент вулкан просыпается. Выход завален, «Наутилус» в ловушке, воздуха остаётся на несколько часов. Титаническими усилиями всей команды, включая профессора, Конселя и Ленда, удаётся вручную разобрать завал и покинуть опасное убежище. Чтобы обмануть англичан, Немо взрывает в воде баки с горючим веществом, имитируя гибель корабля, а «Наутилус» уходит от преследования.

Затем корабль отправляется к острову Крит, восставшему против турецких захватчиков. Там капитан вновь встречается с посланцами восставших и передаёт им золото. После этого, встретив в море фрегат-преследователь, «Наутилус» топит его таранным ударом. Через какое-то время, когда корабль находится у берегов Норвегии, Ленд предлагает снова попытаться бежать. В последний момент беглецы узнают, что корабль входит в Мальстрём. Бежать здесь — почти верная гибель, но передумывать уже поздно — все очень плохо и аппарат отделяется от «Наутилуса» и начинает всплытие. Волны разламывают его, и герои оказываются в воде.

Как ни странно, все трое оказываются живы. Никто толком не помнит происходившего, но у каждого сохранилось ощущение, что в последний момент, когда он уже готов был пойти ко дну, кто-то помог удержаться и добраться до берега. На норвежском берегу герои находят людей и последнее послание от капитана Немо — письмо в железном ящике, неведомо как оказавшемся здесь. В письме Немо говорит, что не препятствовал побегу, поскольку тайна «Наутилуса» раскрыта и беглецы уже не представляют для него опасности. В заключительных кадрах профессор Аронакс у себя дома, в обществе жены и Конселя, даёт интервью корреспонденту и рассказывает о своих планах написания книги о необыкновенном путешествии под водой.

Фильм и книги-источники

Фильм нельзя считать в полном смысле экранизацией какого-то или обоих романов «20000 лье под водой» и «Паровой дом». Фабула взята из «20000 лье под водой», но существенно сокращена и изменена, как в общем, так и в деталях. Путешествие сокращено по географии (полностью исключены события, происходившие в Новой Гвинее, не показано плавание по Красному морю и Аравийский туннель, из-за чего становится не вполне понятно, как «Наутилус» шёл к Криту, полностью выпущена «петля» маршрута, следующая через Атлантику к Южному полюсу и снова в Атлантику. При этом некоторые события пропущенной части маршрута перенесены в изменённом виде в часть сохранившуюся: к подводному вулкану, который в романе наблюдали в Средиземном море, в том же эпизоде добавилось проникновение в залитое водой жерло вулкана (что в романе происходило в Атлантике), освобождение кораблю прохода путём ручного разрушения преграды под водой (в романе — эпизод плавания от Южного полюса) и кислородного голодания (там же), а в сбор сокровищ в бухте Виго добавлен эпизод гибели Франсуа от неизвестного морского чудовища (сильно изменённый эпизод «битвы со спрутами», в романе имевший место в Южной Атлантике). Конец истории изменён очень существенно: явно показано, что капитан знал о планах побега и не препятствовал им. Тут же возникает вопрос: если это действительно так, что мешало капитану просто высадить героев на ближайший безлюдный берег, вместо того, чтобы терять лодку и с большой вероятностью позволить беглецам погибнуть в водовороте?

Изменено множество существенных деталей. Появилась жена у профессора Аронакса, тогда как в романе прямо говорится, что никого из трёх главных героев дома не ждут ни семья, ни родители, ни дети. Пропал эпизод «экскурсии по Наутилусу» с описанием корабля, появился матрос-француз, общающийся с пленниками (в оригинале лишь капитан разговаривал с ними, матросы общались только на своём языке), появились акваланги и перископ, которых в романе не было, появилась связь голосом между находящимися в скафандрах под водой людьми.

Хотя в фильме подчёркивается, что главные герои во время спуска в бухту Виго находят ацтекские сокровища, протекающая в это время крайне неудачная для Франции война в Мексике (1861—1867), как впрочем и в романе, никак при этом не упоминается (учитывая некоторую идеологическую окраску разговора о колониальной политике Франции сочувствующего борьбе за свободу капитана и гуманиста-профессора, это умолчание выглядит несколько странно). Вместе с тем, знакомые Аронакса во Франции и он сам в разговоре с капитаном отмечают некие «неудачи» в Кохинхине. Однако в реальности франко-испанская военная экспедиция в Индокитай происходила в 1858—1862 годах и завершилась для Франции успешно — Кохинхина стала французской колонией, опираясь на которую, французы установили контроль над Вьетнамом. Вероятной причиной этого упоминания были события, современные выходу фильма на экран — окончание войны во Вьетнаме.

Существенны отклонения характеров главных героев от книжных. Профессор Аронакс показан как учёный-пацифист, тогда как в романе он совершенно определённо выступает за уничтожение опасного для мореплавания животного, вполне удовлетворяясь перспективой препарировать его после того, как гарпунёр или канониры сделают свою работу. Капитан Немо в фильме гораздо человечнее. Для образа капитана, который изображён в романе, совершенно немыслимо, чтобы он стал рассказывать посторонним людям историю своей жизни и борьбы, как он делает в фильме. В то же время капитан совершенно иначе относится к своим действиям. В романе в эпизоде потопления английского фрегата он переходит от крайней ярости (перед атакой) через холодное спокойствие (в момент гибели корабля) к явным угрызениям совести (слова «Довольно! Довольно!», сказанные перед портретом женщины после завершения мести). В фильме капитан лишь несколько возбуждён перед атакой, а после неё находится в спокойном, можно сказать, меланхоличном состоянии, лишь задавая себе вопрос: «Я столько лет ждал этого часа. Я наконец отомстил за вас. И я не чувствую радости. Почему? Боже всемогущий…» Консель лишился своего главного характерного отличия — превосходного знания биологической классификации, — поскольку в фильме практически не осталось мест, где его можно показать. Наиболее близок к своему книжному образу Нед Ленд — суровый, импульсивный гарпунёр, не терпящий ограничения свободы, не умеющий долго сдерживать свои чувства и готовый на всё, чтобы бежать с «Наутилуса».

Из «Парового дома» в фильм попали лишь отдельные фрагменты, по мотивам которых сделаны «индийские» эпизоды. Осталась главная линия — противостояние Нана Сагиба и полковника-англичанина (в романе его фамилия — Бунро), но полковник из положительного персонажа превращён в отрицательный, Нана Сагиб — из отрицательного в положительный, к тому же проведена параллель между ним и принцем Дакаром. История про жену полковника, сошедшую с ума при виде гибели своей матери от рук сипаев, превращена в историю жены Нана Сагиба, рассудок которой повредился после того, как полковник организовал расстрел её детей.

В ролях

Съёмочная группа

Песни, прозвучавшие в фильме

  • «Отважный боцман Боб» (музыка Александра Зацепина, слова Леонида Дербенёва, поёт Михаил Кононов).
  • «Женщина с зелёными глазами» (Музыка Александра Зацепина, слова Леонида Дербенёва, исполняет Олег Анофриев).
  • «И будет так всегда» (музыка Александра Зацепина, слова Леонида Дербенёва)
  • «Песня о морском чудовище» (музыка Александра Зацепина, слова Леонида Дербенёва)

Напишите отзыв о статье "Капитан Немо (фильм)"

Ссылки

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Капитан Немо (фильм)

– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.