Капонир

Капони́р (фр. caponniere — ниша) — фланкирующее сооружение для ведения флангового огня по двум противоположным направлениям. Представлял собой сводчатое, присыпанное землей помещение, устраивавшееся внутри крепостного рва и вооруженное пушками, для обстрела неприятеля в случае штурма. Такого рода капониры известны с XVII века.

Описание

Кроме собственно капониров имелись следующие фланкирующие сооружения этого типа:

• полукапонир — фланкирующее сооружение, примыкающее к эскарпу и ведущее фланговый огонь в одном направлении;
• открытый капонир — открытая сверху часть крепостных укреплений, выступающая в ров с той же целью;
• косой капонир — капонир, сооруженный под углом к земляному валу крепости;
• тыльный капонир — двухэтажное сооружение в тылу сомкнутого укрепления, нижняя часть которого предназначалась для обстрела рва, верхняя — для обстрела местности между этим и соседним укреплением.

Также капониром (что неправильно) называют открытое обвалованное на аэродроме место стоянки самолёта, защищающее его от воздействия осколков, ударной волны, а также (при ядерном взрыве) — от светового излучения. Кроме того, капонир затрудняет ведение разведки.

А вот закрытые (обсыпные) стоянки для самолётов, оборудованные внутри горных массивов, относятся к капонирам (нишам).

На другом острове Курильской гряды мы увидели более крупный аэродром, с несколькими полосами. В центре его высилась гора, которую опоясывала рулежная дорожка. У подножия горы японцы соорудили капониры, куда и закатывали самолёты на случай атаки аэродрома или стихийного бедствия. Входы в капониры ограждали подвижные (на роликах) металлические плиты — тоже мера предосторожности. Все это было очень искусно замаскировано под цвет окружающей местности.

— С. А. Красовский, «Жизнь в авиации»

То же название могут употреблять и в отношении арочных укрытий (в том числе — усиленного типа) для летательных аппаратов фронтовой авиации. Для "большой" авиации (дальней, стратегической, военно-транспортной и т.д.) арочные укрытия не строят по причине их огромной размерности и соответствующей стоимости.

В современных сухопутных войсках земляные обвалования, также именуемые капонирами, используют с целью защиты боевой техники (бронированной, автомобильной, специальной и др.), а также личного состава подразделений от воздействия осколков, ударной волны, а также (при ядерном взрыве) — от светового излучения. Изготавливаются при помощи двусторонней обваловки грунтом низменных участков местности (оврагов и т. д., при возможности) и маскируют при помощи сеток и подручных средств (срезанных кустов, небольших деревьев и т. д.)

Расход материалов и затраты времени на постройку укреплений

Объёмы работ на постройку одного огневого сооружения
Сооружение	Котло- ван	Ж/б кладка	Арма- тура	Плот- ники	Камен- щики	Рабо- чие	Засып- ка	Вспом. раб.	Итого
Из Наставления для инженерных войск 1940 г.
Усиленный каземат на 1 станковый пулемёт фронтального действия, вход-сквозник из открытого окопа	105 м³ 160 ч	65 м³	240 ч	292 ч	85 ч	1 430 ч	105 м³ 105 ч	97 ч	2 409 ч
Тяжёлый каземат на 1 станковый пулемёт флангового действия, шахтный вход из подземного убежища	130 м³ 195 ч	77 м³	285 ч	346 ч	100 ч	1 694 ч	130 м³ 130 ч	230 ч	2 980 ч
Тяжёлый полукапонир на два станковых пулемёта. Вход-тупик, тамбур, 2 каземата, убежище-комната отдыха	324 м³ 650 ч	220 м³	814 ч	990 ч	286 ч	4 840 ч	324 м³ 324 ч	300 ч	8 204 ч
Усиленный каземат на 45-мм противотанковую пушку, простой вход из перекрытой щели	136 м³ 272 ч	70 м³	259 ч	315 ч	90 ч	1 540 ч	220 ч	190 ч	2886 ч
Усиленный каземат на 76-мм противотанковую пушку, простой вход, защищённый мешками с песком	40 м³ 80 ч	60 м³	200 ч	270 ч	78 ч	1 320 ч	40 м³ 80 ч	100 ч	2 128 ч
Наблюдательный пункт на 3—5 наблюдателей и телефонистов. Шахтный вход, тамбур, каземат и две амбразуры	200 м³ 300 ч	78 м³	289 ч	350 ч	100 ч	1 716 ч	— 200 ч	100 ч	3 165 ч
Тяжёлый командирский заглублённый набл. пункт на 4—5 чел. Вход-сквозник, каземат 2×2,2 м, перископы	300 м³ 600 ч	105 м³	388 ч	470 ч	140 ч	2 310 ч	300 м³ 300 ч	280 ч	4 488 ч
Тяжёлый командирский заглублённый набл. пункт на 10—12 чел. Вход-сквозник, 6 казематов, наблюдательная шахта	500 м³ 1 000 ч	165 м³	610 ч	746 ч	→	3 850 ч	→	650 ч	7 156 ч
Усиленное подбрустверное убежище на 1—2 пулемётных расчёта. Вход-сквозник, помещение 1,7×3,4 м	200 м³ 400 ч	70 м³	259 ч	315 ч	91 ч	1 540 ч	240 м³ 240 ч	105 ч	2 950 ч
Усиленное ж/б убежище на одно стрелковое отделение. Вход-сквозник, тамбур, помещение 2,1×5,7 м, 10 коек	290 м³ 580 ч	63 м³	233 ч	283 ч	82 ч	1 386 ч	290 м³ 290 ч	126 ч	2 980 ч
Тяжёлое убежище на стрелковый взвод. Два входа-тупика, тамбуры, помещение 3,1×4,4 м на 20 коек	580 м³ 1 160 ч	253 м³	936 ч	1 138 ч	329 ч	5 568 ч	580 м³ 580 ч	640 ч	10 351 ч
Тяжёлое убежище на два стрелковых взвода. Два входа-тупика, тамбуры, 2 помещения 3,1×4,4 м по 20 коек	700 м³ 1 400 ч	327 м³	1 210 ч	1 470 ч	425 ч	7 195 ч	700 м³ 700 ч	654 ч	13 054 ч
Из Наставления для инженерных войск 1946 г.
Пулемётное сооружение тяжёлого типа. 17 рабочих строят за 37 ч			39 ч	222 ч	80 ч	288 ч			627 ч
Пулемётный полукапонир тяжёлого типа. 22 рабочих строят за 37 ч			109 ч	287 ч	117 ч	301 ч			814 ч
Усиленный полукапонир сборного типа из бетонных блоков 40×20×15 см. 10 рабочих строят ДОТ за 30 часов		25 м³	49 ч	48 ч	26 ч	177 ч			300 ч
Сооружение	Котло- ван	Ж/б кладка	Арма- тура	Плот- ники	Бетон- щики	Рабо- чие	Засып- ка	Вспом. раб.	Итого
Примечания

См. также

• Косой капонир
• Список фортификационных терминов

Отрывок, характеризующий Капонир

Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.