Капрара, Эней-Сильвий

Граф Эней-Сильвий Капрара (нем. Äneas Sylvius von Caprara; 1631, Болонья — 3 февраля 1701) — австрийский фельдмаршал (1683 год).

Будучи родственником Пикколомини участвовал в походах имперских войск против венгров и французов, являлся смелым предводителем конницы.

В 1674 году в сражении при Зинсгейме Капрара совместно с герцогом Карлом Лотарингским, во главе имперских войск оказали упорное сопротивление французским войскам Тюренна. В том же году Капрара отличился замечательной кавалерийской атакой в битве при Энцгейме. Затем Капрара принимал участие в сражениях при Зацбахе (1675 год) и Филиппсбурге (1676 год), в освобождении Оффенбурга (1678 год), в снятии осады Вены турками в 1683 году, причём им был взят укрепленный турками город Нусдорф, и в осаде Офена (1684 год).

В следующем 1685 году Капрара командовал имперскими войсками в сражении против турок при Нейгейзеле, который был взят им после штурма.

В 1692 году вместе с принцем Савойским вторгся в Дофине и взял Ган и Эмбрен. В 1693 году в сражении при Ла-Марсалье Капрара командовал правым крылом союзников и оказал упорное сопротивление французам, но был вынужден отступить в связи с поражением остального союзного войска.

В 1694 году командовал австрийскими войсками в Венгрии и отразил все атаки турок у Петервардейне.

Литература

• Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. — СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915.
• Капрара, Эней-Сильвий // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Капрара, Эней-Сильвий

Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.