Капустоцветные

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Капустоцветные

Репа (Brassica rapa)
Научная классификация
Международное научное название

Brassicales Bromhead (1838)

Дочерние таксоны
См. текст</div> </td></tr>

Систематика
на Викивидах

Изображения
на Викискладе
</tr>
</td></tr>

</table>

Капустоцве́тные (лат. Brassicales) — порядок двудольных растений.





Описание

Существенный признак порядка — наличие горчичных гликозидов и фермента мирозиназы. При механических нарушениях ткани содержащаяся в мешковидных идиобластах мирозиназа вступает в контакт с освобождающимися из других клеток гликозидами, преобразуя их в горчичное масло, служащее защитой от травоядных. Кроме Brassicales, горчичные гликозиды есть только у рода Drypetes (Putranjivaceae, ранее Euphorbiaceae, порядок Мальпигиецветные). Другие признаки порядка — париентальная плацентация и часто зелёные зародыши.

Большая часть семейств, входящих в порядок, характеризуется 4-мерными цветками и согнутым или сложенным зародышем. Одним из самых легко узнаемых по характерному строению цветка является семейство Капустные, или Крестоцветные (Brassicaceae, или Cruciferae), представители которого распространены преимущественно во внетропических областях Северного полушария и к которому относится ряд важнейших в хозяйственном отношении растений.

У Capparis spinosa (ранее относили к Capparaceae), бутоны которого употребляют как каперсы, андроцей состоит из многочисленных тычинок. У видов Cleome завязь разделена на 2 гнезда ложной перегородкой.

Слабозигоморфные цветки у Resedaceae, которые в Центральной Европе представлены видами рода Резеда (Reseda). В этом семействе иногда плодолистики на верхушке срастаются не полностью, так что можно видеть семяпочки внутри завязи.

В порядке также находятся семейства с 5-мерными цветками и прямым зародышем (Caricaceae, Moringaceae, Tropaeolaceae). Так Caricaceae известны по плодам папайи (Carica papaya), а к Tropaeolaceae с зигоморфными цветками со шпорцем относится повсеместно разводимая настурция (Tropaeolum majus).

Классификация

В системе классификации APG II располагается в группе эурозиды II. В порядок включены следующие семейства:

По системе классификации Кронквиста порядок Капустоцветные назывался Каперсоцветные (Capparales) и входил в подкласс Дилленииды (Dilleniidae). В порядок Каперсоцветные входили семейства Капустные (Brassicaceae), Каперсовые (Capparaceae), Товариевые (Tovariaceae), Моринговые (Moringaceae) и Резедовые (Resedaceae). Другие таксоны, отнесённые к порядку капустоцветных, относились к различным другим порядкам.

Очертания некоторых семейств находится сейчас в неустановившемся состоянии и консенсус ещё не достигнут. Некоторые роды, которые традиционно включали в семейство каперсовых, оказались ближе к семейству капустных (Холл (Hall) и др., 2002), и поэтому эти два семейства были объединены в системе классификации APG II с названием капустные. В других ссылках (например, Холл и др., 2004) семейство каперсовых продолжает существовать, но в более усечённом объёме, с помещением рода Клеоме (Cleome) и других близких родов в семейство капустных или с выделением их в отдельное семейство Клеомовые (Cleomaceae). Положение некоторых других родов пока не решено.

Напишите отзыв о статье "Капустоцветные"

Литература

  • Ботаника. Учебник для вузов: в 4 т., т. 3 / П. Зитте, Э. В. Вайлер, Й. В. Кадерайт, А. Брезински, К. Кёрнер; на основе учебника Э. Страсбургера. — М.: Изд. центр «Академия», 2007. — с. 479. ISBN 978-5-7695-2746-3.

Ссылки

  • [www.mobot.org/MOBOT/Research/APweb/orders/Brassicalesweb.htm#Brassicales Капустоцветные: информация] на сайте APWeb (англ.) (Проверено 20 апреля 2010)

Примечания

  1. Об условности указания класса двудольных в качестве вышестоящего таксона для описываемой в данной статье группы растений см. раздел «Системы APG» статьи «Двудольные».


Отрывок, характеризующий Капустоцветные

Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.