Княжество Капуя

Капуя — фактически независимое государство в Южной Италии в IX — XII веках, в определённые моменты своей истории вассал Священной Римской и Византийской империй. Первоначально управлялось лангобардскими, затем норманнскими князьями. Поглощено Сицилийским королевством.

Образование княжества

В ходе завоевания лангобардами Италии Капуя стала частью герцогства (затем княжества) Беневенто. Первоначально Капуя управлялась графами — вассалами правителей Беневенто, и история графства вплоть до 841 года остаётся слабо изученной.

После гибели беневентского князя Сикарда в княжестве Беневенто началась гражданская война между захватившим трон Радельхисом и Сиконульфом, братом убитого. Граф Капуи Ландульф I Старый и его сыновья поддержали Сиконульфа, и в 841 году город Капуя был захвачен и разорён арабами — союзниками Радельхиса. Ландульф I и его сын Ландо I не стали отстраивать разрушенный город, но построили Новую Капую (современный город Капуя) — примерно в 4 километрах от развалин старого. В 849 году княжество Беневенто было разделено на два — Беневенто с князем Радельхисом и Салерно с князем Сиконульфом. Графство Капуя стало частью княжества Салерно.

Воспользовавшись нестабильностью Салерно, правитель Капуи Пандо провозгласил независимость Капуи в 862 году и принял титул князя. После смерти Пандо в том же году его сын Панденульф был отстранён от власти епископом Ландульфом, объединившим светскую и духовную власть в одном лице. После смерти Ландульфа в Капуе разгорелась междоусобная война между Панденульфом, поддержанным князьями Беневенто, и его кузеном Ландо III, за спиной которого стояло Салерно. Только в 887 году стабильность в княжестве была восстановлена, и единоличным князем, при поддержке неаполитанского герцога-епископа Афанасия, стал Атенульф I. Во избежание новых споров о власти Атенульф установил порядок престолонаследия, при котором престол Капуи одновременно занимали несколько представителей княжеской династии — отец и сыновья, или несколько братьев, или дядя и племянники. Подобный порядок удовлетворял амбиции принцев крови, но зато внёс неразбериху в порядок нумерации князей (так, например, князь Пандульф делил власть последовательно с тремя Ландульфами — II, III и IV по беневентской нумерации, они же IV, V, VI по капуанской нумерации).

Уния с Беневенто

В 899 году Атенульф I Капуанский захватил Беневенто и объявил два княжества нераздельными. Атенульф I установил союзнические отношения с Неаполем и Гаэтой и вёл борьбу с арабами, увенчавшуюся победоносной битвой при Гарильяно (915). Его сын, соправитель и наследник Ландульф I (IV по капуанской нумерации) направил свои усилия на ослабление позиций Византии в Апулии, но мало в этом преуспел. Ландульф II (V по капуанской нумерации) в союзе с Иоанном III Неаполитанским пытался свергнуть салернского князя Гизульфа I, но неудачно. Ландульф II пытался также воевать с Византией, но потерпел поражение и признал суверенитет Восточной империи.

Сыновья Ландульфа II, формально не расторгая унию двух княжеств, разделили власть: Пандульф I правил Капуей, а Ландульф III (VI по капуанской нумерации) — Беневенто. Пандульф I пережил брата (969 год), отстранил от власти племянника и унаследовал после смерти бездетного Гизульфа I Салерно (978 год), а в 981 году получил от императора Оттона II герцогство Сполето. Таким образом, перед своей смертью в марте 981 года Пандульф I объединил под своей властью все четыре лангобардских государства Южной Италии.

После смерти Пандульфа I уния лангобардских государств распалась: в Салерно уже в 983 году воцарилась собственная династия, а Беневенто также обрёл своего правителя. В руках Ландульфа IV (VI в Капуе) осталось только княжество Капуя.

После 990 года Капуя претерпела десятилетие нестабильности, и лишь в 1000 году Ландульфу VII удалось восстановить контроль над княжеством. После смерти Ландульфа VII регентом при его сыне Пандульфе II Капуанском стал Пандульф II Беневентский, в последний раз объединив на короткое время Капую и Беневенто.

Капуя при Пандульфе IV

Наиболее яркой страницей истории Капуи стало правление князя Пандульфа IV (1016—1022, 1026—1038, 1047—1050), за свои жестокость и изворотливость получившего прозвище «Волк из Абруцци». Его правление отмечено постоянными стычками с соседними герцогствами Неаполь, Гаэта и Амальфи и конфликтами с Церковью, к привилегиям и собственности которой князь не имел почтения. Пандульф IV использовал в своих целях норманнов, которым щедро выплачивал вознаграждение из имущества, отнятого врагов и Церкви.

В 1022 году Пандульф IV был смещён и арестован в ходе специально предпринятого похода императора Генриха II, передавшего княжество Пандульфу (V) Теанскому. Преемник Генриха II Конрад II освободил Пандульфа IV, и в течение 1024—1026 годов Пандульф IV не только вернул себе Капую, но и завоевал Неаполь, а после смерти салернского князя Гвемара III фактически контролировал и Салерно (новый князь был по матери племянником капуанскому князю). В 1038 году Пандульф IV вновь лишился всех владений в ходе итальянского похода Конрада II, которого на помощь призвал Гвемар IV Салернский. Пандульф IV бежал к своим покровителям в Константинополь, где был неожиданно арестован и провёл несколько лет в заточении. Капуя стал частью владений Гвемара IV.

В 1047 году Генрих III, сын Конрада II, решил, что Гвемар IV сосредоточил в своих руках слишком большую власть и своей волей вернул Капую Пандульфу IV. Волк из Абруцци умер в 1050 году на своём троне, оставшись самой яркой личностью из капуанских властителей. Преемники Пандульфа IV оказались ничтожными правителями, и в 1058 году Капуя была взята норманнами.

Норманнское княжество Капуя

Власть в Капуе перешла к графу Аверсы Ричарду I и его потомкам из рода Дренго. Первые князья Капуи из этой династии Ричард I и Жордан I вели активную внешнюю политику, то поддерживая пап, то выступая против них. В результате Капуя стала важнейшим игроком на политической сцене Италии.

После смерти Жордана I Капуя быстро склонилась к упадку. В 1091—1098 годах князь Ричард II был изгнан из Капуи и смог вернуть себе престол только при помощи герцога Апулии Рожера I, после чего признал себя вассалом герцога. Поскольку Апулия при Рожере I также значительно ослабела, капуанским князьям в течение последующих двух десятилетий удавалось вести себя независимо. Но с переходом Апулии в руки Рожера II и образованием Сицилийского королевства князь Капуи Роберт II был вынужден склониться под властью короля (1130 год). В 1131—1135 годы Роберт II был участником нескольких мятежей против Рожера II и в результате был изгнан из страны. Капуя, хотя и передавалась изредка в лен младшим членам королевской династии, стала частью королевства и потеряла свою независимость.

Правители Капуи

Ломбардские правители Капуи

Графы Капуи

• 840—843 Ландульф I
• 843—861 Ландо I
• 861 Ландо II
• 861—862 Пандо
• 862—863 Панденульф, свергнут
• 863—879 Ландульф II, епископ
• 879—882 Панденульф, вторично
• 882—885 Ландо III
• 885—887 Ланденульф I
• 887—910 Атенульф I
  • 901—910 Ландульф III, соправитель

Князья

В 900 году, княжества Беневенто и Капуя были объединены Атенульфом I и объявлены неразделимыми. Совмещение нумераций бенвентских и капуанских князей, а также институт соправительства отцов и сыновей, братьев, дядей и племянников привносит определённую путаницу в дальнейшую нумерацию.

• 910—943 Ландульф III, с 901 года соправитель отца
  • 911—940 Атенульф II, соправитель
  • 940—943 Ландульф IV, соправитель
  • 933—943 Атенульф III, соправитель
• 943—961 Ландульф IV, с 940 года был соправителем Ландульфа III
  • 943—961 Пандульф I, соправитель
  • 959—961 Ландульф V, соправитель
• 961—968 Ландульф V, совместно с братом Пандульфом I, с 959 года соправитель Ландульфа IV
• 961—981 Пандульф I, совместно с братом Ландульфом V , был соправителем отца с 943 года Ландульфа IV, герцог Сполето (с 981 года), князь Салерно (с 978), князь Беневенто (с 961)
  • 968—981 Ландульф VI, соправитель

В 981—982 годах Беневенто и Капуя были окончательно разделены.

• 981—982 Ландульф VI
• 982—993 Ланденульф II
• 993—999 Лайдульф
• 1000 Адемар
• 1000—1007 Ландульф VII
• 1007—1022 Пандульф II
  • 1007—1014 Пандульф III, соправитель
• 1016—1022 Пандульф IV «Волк из Абруцци»
• 1022—1026 Пандульф V, граф Теано
• 1026—1038 Пандульф IV «Волк из Абруцци»
• 1038—1047 Гвемар, князь Салерно
• 1047—1050 Пандульф IV «Волк из Абруцци»
• 1050—1057 Пандульф VI
• 1057—1058 Ландульф VIII

Норманнские правители

В 1058 году Капуя была взята графом Аверсы Ричардом Дренго, основавшим новую династию капуанских князей.

• 1058—1078 Ричард I
• 1078—1091 Жордан I
• 1091—1106 Ричард II
  • 1092—1098 Ландо IV, узурпатор
• 1106—1120 Роберт I
• 1120 Ричард III
• 1120—1127 Жордан II
• 1127—1135 Роберт II изгнан Рожером II

Апанаж принцев дома Отвилей

• 1135—1144 Альфонсо, сын Рожера II
• 1144—1154 Вильгельм, сын Рожера II
• 1155—1158 Роберт III, сын Вильгельма I Злого
• 1166—1172 Генрих, сын Вильгельма I Злого

Схематическое генеалогическое древо лангобардских правителей Капуи

Ландульф I (граф Капуи)

a Ландо I (граф Капуи)

aa Ландо II (граф Капуи)

b Пандо (князь Капуи)

ba Панденульф (князь Капуи)

c Ландульф II (князь Капуи)

d Ландульф Теанский

da Ландо III (князь Капуи)

db Ланденульф I (князь Капуи)

dc Атенульф I (князь Капуи) (он же Атенульф I (князь Беневенто))

dca Ландульф III (князь Капуи) (он же Ландульф I (князь Беневенто))

dcaa Атенульф III (князь Капуи) (он же Атенульф III (князь Беневенто))

dcab Ландульф IV (князь Капуи) (он же Ландульф II (князь Беневенто))

dcaba Пандульф I (князь Капуи) (он же Пандульф I (князь Беневенто), он же Пандульф I (князь Салерно))

dcabaa Ландульф VI (князь Капуи) (он же Ландульф IV (князь Беневенто))

dcabab Пандульф II (князь Салерно)

dcabac Ланденульф II (князь Капуи)

dcabad Лайдульф (князь Капуи)

dcabb Ландульф V (князь Капуи) (он же Ландульф III (князь Беневенто))

dcabba Пандульф III (князь Капуи) (он же Пандульф II (князь Беневенто))

dcabbaa Ландульф V (князь Беневенто)

dcabbab Пандульф IV (князь Капуи)

dcabbaba Пандульф VI (князь Капуи)

dcabbabb Ландульф VIII (князь Капуи)

dcabbb Ландульф VII (князь Капуи)

dcabbba Пандульф II (князь Капуи)

dcb Атенульф II (князь Капуи) (он же Атенульф II (князь Беневенто))

Литература

• Норвич Дж. [ulfdalir.ru/literature/881 Нормандцы в Сицилии. Второе нормандское завоевание. 1016—1130] / Перевод с английского Л. А. Игоревского. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2005. — 367 с. — 5 000 экз. — ISBN 5-9524-1751-5.
• Норвич Джон. Расцвет и закат Сицилийского королевства. Нормандцы в Сицилии. 1130—1194 / Перевод с английского Л. А. Игоревского. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2005. — 399 с. — 5 000 экз. — ISBN 5-9524-1752-3.

Отрывок, характеризующий Княжество Капуя

Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.