Капцова, Нина Александровна
Поделись знанием:
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.
Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы.
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.
Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
| Нина Капцова | ||
 Нина Капцова и Артем Овчаренко. «Ромео и Джульетта», Большой театр. | ||
| Имя при рождении: |
Капцова Нина Александровна | |
|---|---|---|
| Профессия: | ||
| Театр: | ||
| Награды: |
| |
Ни́на Алекса́ндровна Капцо́ва (16 октября 1978, Ростов-на-Дону, СССР) — российская артистка балета, прима-балерина Большого театра, заслуженная артистка России (2010).В 2015 г. была награждена призом журнала «Балет» «Душа танца» (номинация «Звезда»).
Мировую славу Капцовой принесли лирико-драматические партии в балетах «Жизель», «Спартак», «Сильфида», «Щелкунчик», «Спящая красавица», «Ромео и Джульетта»[1].
Содержание
Биография
С 5 лет мечтала станцевать Чёрного лебедя в «Лебедином озере»[1]. Занималась балетом сначала в кружке, а затем с 1988 года в Московской государственной академии хореографии. Первым её педагогом стала Людмила Алексеевна Коленченко, затем Лариса Валентиновна Доброжан, а на последних двух курсах Софья Николаевна Головкина, народная артистка СССР, профессор, ректор академии. В 1991—1992 годах стала самым молодым стипендиатом международной благотворительной программы «Новые имена», получив её вместе с Николаем Цискаридзе и Дмитрием Белоголовцевым. В 1994—1995 годах — стала самым молодым лауреатом этой программы. В 1996 году являлась стипендиатом Олимпийского комитета России. На 1-м курсе танцевала па-де-де из балета «Тщетная предосторожность» А. Горского с выпускником Денисом Медведевым, на 2-м курсе — па-де-де из балета «Щелкунчик» В. Вайнонена с выпускником Сергеем Васюченко и на 3-м, выпускном курсе, — па-де-де из балета «Коппелия» А. Горского вместе с однокурсником Андреем Болотиным.
После окончания академии с красным дипломом в 1996 году была принята в труппу Большого театра, где её педагогом-репетитором стала профессор, народная артистка СССР Марина Кондратьева. В ноябре 1997 года впервые станцевала вариацию в гран па в балете «Раймонда»[2]. В 1999 году впервые станцевала Машу в балете «Щелкунчик», посвящённом 90-летию Симона Вирсаладзе. За эту роль Капцова выдвигалась на соискание приза «Benois de la dance». В том же году балерина дебютировала в главной партии в балете «Анюта». С сезона 2009—2010 года её педагогом-репетитором является профессор, народная артистка России Нина Семизорова.
В 2000 году стала дипломантом приза «Benois de la dance» за роль Мари в балете Ю. Н. Григоровича «Щелкунчик». В 2001 году награждена знаком отличия Министерства культуры РФ «За достижения в культуре». В 2010 году присвоено звание «Заслуженная артистка Российской Федерации».[3]
28 октября 2011 года выступала на торжественном концерте, посвящённом открытию после реставрации исторической сцены Большого театра («Танго» из «Золотого Века»). С 19 ноября 2011 года — прима-балерина Большого театра[4].
Во время гастролей Большого театра в США в мае 2012 года Сванильда в исполнении Капцовой («Коппелия») вызвала единодушный восторг в среде американских балетных критиков[5][6][7].
Балерина предпочитает яркие, демонические роли, интереснейшей актёрской задачей считает воплощение на сцене отрицательных образов, персонажей, органика которых построена на сопротивлении её нежной, лиричной и романтической натуре[1].
Семья
Нина Капцова замужем за пианистом Алексеем Мелентьевым, концертмейстером Большого театра[1]. В феврале 2014 года она родила дочь Елизавету.
Творчество
Репертуар
О танце Нины Капцовой
Замечательный, тонкий мастер Нина Капцова. Балерина-фея, балерина-амур, её дар объемен, сценические создания отмечены художнической и человеческой зрелостью, экспрессивностью и особым шармом. Чистота танца для неё - лишь средство, а не самоцель. Владение техникой рождает ощущение свободы и гармонии. Рифмованная, подобно балладе, поэтическая пластика повествует о солнечном дне, счастье взаимной любви, вольном полете душ. Но при этом хранит и сдерживаемый страх гибельных расставаний.
Александр Максов[8]
Главные партии в многоактных балетах:
- Мари в балете «Щелкунчик» П. И. Чайковского, хореография Ю. Н. Григоровича (1999)
- Анюта в балете «Анюта» В. Гаврилина, хореография В. В. Васильева (1999)
- Принцесса Аврора в балете «Спящая красавица» П. И. Чайковского, редакция Ю. Н. Григоровича (2000)
- Лиза в балете «Тщетная предосторожность» Л. Герольда, хореография Ф. Аштона (2002). Первая исполнительница в Большом театре три премьеры подряд.
- Сильфида в балете «Сильфида» Х. Левенскольда, хореография А. Бурнонвиля (2002) и новая хореография Й. Кобборга (2008)
- Зина в балете «Светлый ручей» Д. Шостаковича, хореография А. Ратманского (2004)
- Фригия в балете «Спартак» А. Хачатуряна, хореография Ю. Н. Григоровича (2004)
- Елена в балете «Сон в летнюю ночь» Ф. Мендельсона-Бартольди и Д. Лигети, хореография Дж. Ноймайера (2004). Первая исполнительница в Большом театре
- Рита в балете «Золотой век» Д. Шостаковича, хореография Ю. Н. Григоровича (2006)
- Жизель в балете «Жизель» А. Адана, редакция Ю. Н. Григоровича (2006)
- Ширин в балете «Легенда о любви» А. Меликова, хореография Ю. Н. Григоровича (2006)
- Эсмеральда в одноименном балете Ц. Пуни, хореография М. Петипа, постановка и новая хореография Ю. Бурлаки и В. Медведева (2009)
- Джульетта в балете «Ромео и Джульетта» С. Прокофьева, хореография Ю. Н. Григоровича (2010)
- Сванильда в балете «Коппелия» Л. Делиба, хореография М. Петипа и Э. Чекетти, постановка и новая хореографическая редакция С. Вихарева (2011)
- Корали в балете «Утраченные иллюзии» П. Десятникова в постановке А. Ратманского (2011)
- Принцесса Флорина в балете «Спящая красавица» в новой хореографической редакции Юрия Григоровича — первая исполнительница (2011)
- Принцесса Аврора в балете «Спящая красавица» в новой хореографической редакции Юрия Григоровича (2011)
- Китри в балете "Дон Кихот" Л.Минкуса в редакции А.Фадеечева (2012). Дебют состоялся во время гастролей Большого театра в Оттаве(Канада)
- Анастасия («Иван Грозный» на музыку С. Прокофьева, хореография Ю. Григоровича)
Чистюля («Мойдодыр» Е. Подгайца в постановке Ю. Смекалова) — первая исполнительница
Татьяна («Онегин» на музыку П. Чайковского, хореография Дж. Крэнко)
. Маргарита Готье («Дама с камелиями» на музыку Ф. Шопена, хореография Дж. Ноймайера)
Главные партии в одноактных балетах:
- Муза в балете на музыку С. Рахманинова, хореография Л. Лавровского (1998)
- Дама сердца в балете «Фантазия на тему Казановы» В. А. Моцарта, хореография Л. Лавровского (1999)
- Солистка в балете «Моцартиана» на музыку П. И. Чайковского, хореография Дж. Баланчина (2000)
- Солистка в балете «Послеполуденный отдых фавна» на музыку К. Дебюсси, хореография Дж. Роббинса (2001)
- «Тарантелла». Балет Дж. Баланчина на музыку Л. М. Готшалька (2004)
«Па де де Чайковского». Балет Дж. Баланчина на музыку П. И. Чайковского (2004)
- Легкомыслие в балете «Предзнаменования» П. И. Чайковского, хореография Л. Мясина (2005)
- Солистка в балете «Игра в карты» на музыку И. Стравинского, хореография А. Ратманского (2006)
- Ученица в балете Ж. Делерю «Урок», хореография Ф. Флиндта (2007)
- Страсть в балете «Предзнаменования» П. И. Чайковского, хореография Л. Мясина (2009)
- Лиза в балете «Пиковая дама» П. И. Чайковского, хореография Р. Пети (2009)
- Балерина в балете «Петрушка» И. Стравинского, хореография М. Фокина, новая хореографическая редакция С. Вихарева (2010)
- ведущая партия в «Рубинах» (II части балета «Драгоценности») на музыку И. Стравинского (хореография Дж. Баланчина)
ведущая партия в «Изумрудах» (I части балета «Драгоценности») на музыку Г. Форе (хореография Дж. Баланчина) - ведущая партия в «Бриллиантах» на музыку П. Чайковского (хореография Дж. Баланчина) —дебютировала на гастролях Большого театра в Гонконге
Другие значительные партии:
- Амур в балете «Дон Кихот»
- Первое па де труа. Балет Дж. Баланчина «Агон». Первая исполнительница
- Второе па де труа. Балет Дж. Баланчина «Агон»
- Джампе в балете «Баядерка»
- Принцесса Флорина в балете «Спящая красавица»
- Па де скляв (участница премьеры) и Гюльнара в балете «Корсар»
- Аделина и Мирей де Пуатье в балете «Пламя Парижа»
- Неаполитанская невеста и сверстницы принца в балете «Лебединое озеро»
Другие значительные партии вне Большого театра:
- Одетта-Одиллия в балете «Лебединое озеро»
- «Видение розы»
Главные роли в других театрах:
Татарский государственный академический театр оперы и балета имени М.Джалиля. (Международный фестиваль классического балета имени Рудольфа Нуреева, г. Казань)
- Анюта (2002)
- Принцесса Аврора (2008)
- Коппелия (2011)
Краснодарский музыкальный театр
- Жизель (2008)
- Принцесса Аврора — 2008 (премьера)
ГАТОБ имени Абая (Международный фестиваль оперного и балетного искусства, Алма-Ата)
- Джульетта (2011)
Московский областной государственный театр «Русский балет»
- Принцесса Аврора (2006)
Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко
- Жизель (2010)
Гастроли
2000
- Гала-концерт артистов балета в Греции — с Андреем Евдокимовым исполнила па де де из балета «Корсар» А. Адана (хореография М. Петипа).
2003
- Фестиваль артистов Большого театра, Датского королевского балета и Американского Балетного театра, прошедшем на сцене Кеннеди-центра в Вашингтоне. Танцевала «Видение розы» на музыку К. м. фон Вебера (хореография М. Фокина, партнер Геннадий Янин).
- Гала-концерт в рамках проекта «Звезды XXI века» в Торонто (партнер Дмитрий Гуданов)
- Заглавная партия в балете Анатолия Емельянова «Ромео и Джульетта» на музыку П. Чайковского (партнер Александр Волчков) в рамках гастролей театра «Корона русского балета» в Мексике.
2004
- «Тарантелла» (хореография Дж. Баланчина) на Международном фестивале «Звезды белых ночей» в Санкт-Петербурге.
- Па де де Чайковского (хореография Дж. Баланчина) в акции «Ночь открытых музеев» в Берлине в посольстве РФ в Германии .
2005
- Партия Принцессы Авроры в балете «Спящая красавица» в составе труппы театра «Русский балет» (гастроли в Мексике) .
2006
- Гала-концерт Международного фестиваля классического балета имени Рудольфа Нуреева в Казани (па де де из балета «Сильфида», монолог Фригии и адажио со Спартаком из балета «Спартак», Танго Марго и Месье Жака из балета «Золотой век»), а также исполнила партию Принцессы Флорины в балете «Спящая красавица» с балетной труппой театра им. Джалиля.
2011
- Одетта-Одиллия и Жизель во время гастролей «Русского балета» в г. Дублине (Ирландия).
- партия Мирей де Пуатье («Пламя Парижа» Б. Асафьева в постановке А. Ратманского с использованием хореографии В. Вайнонена) во время гастролей труппы Большого театра в Париже (Антуан Мистраль — Артем Овчаренко)[9].
- Партия Сванильды в балете «Коппелия» Казанский фестиваль им. Нуреева.
Видеография
- 1997 — «Жизель» А. Адана (Па д’аксьон)
- 2000 — «Дон Кихот» Л. Минкуса — Амур
- 2001 — «Баядерка» Л. Минкуса — Джампе
- 2008 — «Ульяна Лопаткина и звезды русского балета» (телеверсия концерта, канал «Культура»); «Спартак» (Фригия, Спартак — Карлос Акоста)
- 2010 — «Пламя Парижа» (Аделина); «Большой балет: Щелкунчик» (Маша)
- 2011 — «Спящая красавица» (принцесса Флорина)
- 2012 — «Корсар» (Гюльнара); «Дочь фараона» (Рамзея)
Напишите отзыв о статье "Капцова, Нина Александровна"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 [www.aif.ru/culture/article/56111 Прима Большого театра Нина Капцова: «Мне нравятся демонические роли» | Персона | Культура | Аргументы и Факты]
- ↑ [www.ballet.classical.ru/b_kaptsova.html Сайт «Маленькая балетная энциклопедия»]
- ↑ Почетное звание присвоено Указом Президента РФ от 27 декабря 2010 г. N1616
- ↑ [www.bolshoi.ru/about/press/articles/2011/1982/ Нина Капцова — прима-балерина Большого театра!] на сайте Большого театра
- ↑ www.bolshoi.ru/about/press/articles/2012/2245/ Лауреат Пулитцеровской премии в номинации «художественная критика» Сара Кауфман о "Коппелии" Большого театра.
- ↑ forum.balletfriends.ru/viewtopic.php?p=175942#175942 Рецензия Алистера Маколея в The New York Times
- ↑ forum.balletfriends.ru/viewtopic.php?p=179482#179482 Рецензия Оксаны Хадариной, члена Ассоциации танцевальных критиков
- ↑ Александр Максов. Наследники: портрет поколения в декорациях "Ромео и Джульетты"// Типография "Новости", 2010, с. 77.
- ↑ [library.madeinpresse.fr/samples/MPGX4Ql8M91K-1 «Dance» № 262]
Ссылки
- [www.bolshoi.ru/persons/ballet/72/ Сайт Большого театра]
- По материалам встречи со зрителями в музее имени А. А. Бахрушина 7 февраля 2011 года Нины Капцовой
- [www.teatral-online.ru/news/2017 Борис Тарасов. Лики безликой «старины», «Эсмеральда» в Большом театре. «Театрал», 2010, № 2]
- Наталья Шадрина. «Это жизненная история, а не просто красивая сказка».
- [www.bolshoi.ru/common/img/uploaded/arenda/final3.pdf Нина Капцова о том, как взрослела Джульетта-девочка. «Большой театр», 2010, № 4]
- [www.liveinternet.ru/users/theolgaivanova/post172704904/ Эльвира Валиева. Станцеваться за две репетиции. «Антракт», Татарского академического театра имени М.Джалиля, 2011, 24 июня]
- Балерина, «застывшая» в бронзе. Деловой Казахстан, 2011, № 25, 01 июля
- [blog.kp.ru/users/4152525/post145816534 Борис Климов. Нина Капцова увековечена в бронзе в Англии в 2010 году. «Комсомольская правда», 31 Декабря 2010 г.]
- [www.liveinternet.ru/users/theolgaivanova/post177504735/ Мира Мустафина. Алмаатинцы увидели легендарную Джульетту в исполнении звезды российского балета. «Литер», 26.07.2011]
- [www.watchrussia.com/articles/efemernaya-krasota Ирина Удянская. Эфемерная красота (интервью), 04.10.2011]
- [www.aif.ru/culture/article/56111 «Мне нравятся демонические роли»] Интервью в еженедельнике "Аргументы и Факты" 19.10.2012.
- [smolart.com/artist.php?lg=ru&idd=10&it=ballet Страница Нины Капцовой на сайте агентства SMOLART]
Отрывок, характеризующий Капцова, Нина Александровна
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.
Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы.
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.
Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Артисты балета по алфавиту
- Артисты балета России
- Артисты балета XXI века
- Артисты балета Большого театра
- Заслуженные артисты Российской Федерации
- Лауреаты Государственной премии РФ в области литературы и искусства
- Выпускники Московского хореографического училища
- Ученицы Софьи Головкиной
