Караваево (Ленинградская область)

Деревня Караваево Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Ленинградская областьЛенинградская область Муниципальный район Кингисеппский Сельское поселение Котельское Координаты 59°37′43″ с. ш. 28°40′07″ в. д.59.628587° с. ш. 28.668668° в. д. / 59.628587; 28.668668    Первое упоминание 1500 год Прежние названия Коровье, Короваи, Коровай, Каравай Население ▲ 21 человек (2010) Часовой пояс UTC+3 Телефонный код +7 81375 Почтовый индекс 188468 Автомобильный код 47 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=41221820014 41 221 820 014]

Карава́ево (фин. Korovaisi) — деревня в Котельском сельском поселении Кингисеппского района Ленинградской области.

История

Впервые упоминается в Писцовой книге Водской пятины 1500 года, как деревня Коровье в Никольском Толдожском погосте в Чюди Ямского уезда.

Деревня Коровай упоминается на карте Санкт-Петербургской губернии Я. Ф. Шмита 1770 года.

На карте Санкт-Петербургской губернии Ф. Ф. Шуберта 1834 года обозначена деревня Коровай.

КОРОВАЙ — деревня принадлежит полковнику барону Притвицу, число жителей по ревизии: 28 м. п., 33 ж. п. (1838 год)

В пояснительном тексте к этнографической карте Санкт-Петербургской губернии П. И. Кёппена 1849 года, она записана как деревня Korowaisi (Коровай) и указано количество её жителей на 1848 год: ингерманландцев-савакотов — 27 м. п., 29 ж. п., всего 56 человек, води — 3 человека.

Согласно карте профессора С. С. Куторги 1852 года деревня называлась Короваи.

КОРОВАИ — деревня генерал-лейтенанта барона Притвица, 10 вёрст по почтовой, а остальное по просёлкам, число дворов — 8, число душ — 26 м. п. (1856 год)

---

КОРОВАЙ — деревня, число жителей по X-ой ревизии 1857 года: 29 м. п., 36 ж. п., всего 65 чел.

• Karavajevo1860.jpg

  План деревни Караваево. 1860 г.

Согласно «Топографической карте частей Санкт-Петербургской и Выборгской губерний» в 1860 году деревня называлась Коровай и насчитывала 9 крестьянских дворов.

КОРОВАЙ — деревня владельческая при колодцах, число дворов — 12, число жителей: 32 м. п., 30 ж. п. (1862 год)

---

КОРОВАЙ — деревня, по земской переписи 1882 года: семей — 17, в них 33 м. п., 41 ж. п., всего 64 чел.

---

КОРОВАЙ — деревня, число хозяйств по земской переписи 1899 года — 19, число жителей: 32 м. п., 44 ж. п., всего 76 чел.;
разряд крестьян: бывшие владельческие; народность: финская

В XIX — начале XX века деревня административно относилась к Котельской волости 2-го стана Ямбургского уезда Санкт-Петербургской губернии.

По данным 1933 года деревня называлась Каравай и являлась административным центром Корветинского сельсовета Кингисеппского района, в который входили 7 населённых пунктов: деревни Бабино, Вердия, Каравай, Корветино, Матовка, Матье, Савикино, общей численностью населения 688 человек.

По данным 1936 года в состав Карветинского сельсовета входили 7 населённых пунктов, 153 хозяйства и 3 колхоза. Административным центром сельсовета была деревня Караваево.

Согласно топографической карте 1938 года деревня насчитывала 17 дворов, в деревне находился сельсовет.

По данным 1966 года деревня Караваево находилась в составе Великинского сельсовета.

По данным 1990 года деревня Караваево входила в состав Котельского сельсовета.

В 1997 году в деревне Караваево проживали 20 человек, в 2002 году — 28 человек (все русские), в 2007 году — 11.

География

Деревня расположена в северо-восточной части района на автодороге М11.

Расстояние до административного центра поселения — 9 км.

Расстояние до ближайшей железнодорожной платформы Кямиши — 5 км.

Демография

<timeline> ImageSize = width:400 height:300 PlotArea = left:30 right:40 top:20 bottom:20 TimeAxis = orientation:vertical AlignBars = justify Colors =

 id:gray1 value:gray(0.9)

DateFormat = yyyy Period = from:0 till:76 ScaleMajor = unit:year increment:30 start:0 gridcolor:gray1 PlotData =

 bar:1838 color:gray1 width:1
  from:0 till:61 width:15  text:61 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1848 color:gray1 width:1
  from:0 till:59 width:15  text:59 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1857 color:gray1 width:1
  from:0 till:65 width:15 text:65 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1862 color:gray1 width:1
  from:0 till:62 width:15 text:62 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1882 color:gray1 width:1
  from:0 till:64 width:15 text:64 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1899 color:gray1 width:1
  from:0 till:76 width:15 text:76 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1997 color:gray1 width:1
  from:0 till:20 width:15  text:20 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2002 color:gray1 width:1
 from:0 till:28 width:15 text:28 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2007 color:gray1 width:1
  from:0 till:11 width:15  text:11 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2010 color:gray1 width:1
  from:0 till:21 width:15  text:21 textcolor:red fontsize:8px

</timeline>

Отрывок, характеризующий Караваево (Ленинградская область)

– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.